— Хирургия себя изжила, — с горечью говорил Борис Федорович, — косная, консервативная специальность. Нужно искать, нужно открыть что-нибудь необыкновенное!..

Но время шло, а заветное открытие не приходило. Где-то рядом, казалось ему, пробивался родничок в какой-нибудь, пока далекой от медицины, области знаний… Увидеть, испытать, внедрить!

И вот в его палате появился этот необыкновенный больной. Надо было что-то предпринять, и немедленно, как можно скорее! Но что именно? Надежды, которые появились у Бориса Федоровича в связи с телефонным звонком и визитом кандидата наук Михантьева, не оправдались. Выяснилось, что ни Михантьев, ни сопровождавший его мальчишка ничего толком не знают. Борис Федорович выслушал сбивчивый рассказ о какой-то бочке, об ультразвуковой речи и выпроводил посетителей, так и не допустив их к больному. Это было в субботу вечером.

В воскресенье Борис Федорович отправился со своим сыном Алешей в политехнический музей. Алеша заболел «атомной болезнью» в острой форме. Он приставал к отцу, заставляя его рыться в специальной литературе, замучил своего преподавателя по физике вопросами, не укладывающимися в программу. «Об этом тебе подробно расскажут в десятом классе, — уговаривал его преподаватель, — подожди немного, все узнаешь». В музей Алеша приходил уже несколько раз: ему нужно было сфотографировать макет атомной станции, но ему не позволяли, так как для этого нужно было какое-то специальное разрешение. За помощью Алеша обратился к отцу, предварительно обрисовав ему всю важность вопроса применения и использования атомной энергии в мирных целях.

— Ты постоишь возле меня, а когда кто-нибудь из служащих войдет, ты крикнешь: «Атас!» Я тебе покажу, кого нужно бояться.

— Атас? — переспросил Борис Федорович. — Странное слово.

— Да, атас. В твое время кричали: «Шухер!»

Борис Федорович сдвинул брови, но тут же вспомнил: действительно, когда-то в юности он использовал что-то в этом роде, и дал согласие.

— Атас так атас, — сказал он.

Они поднялись на третий этаж музея, где в зале энергетики стоял макет атомной электростанции. Макет был выполнен учениками свердловской средней школы.

— И это нельзя снимать? — удивился Борис Федорович. — Да это же тема для «Вечерки»!

— Тихо, на нас смотрят, — прошептал Алеша. Внимание Бориса Федоровича привлекла модель паровоза. Проходившая мимо экскурсия оттеснила его, но он успел рассмотреть, что экскурсовод поворачивал какой-то кран за паровозом и паровоз начинал резво вращать колесами и через равные интервалы давал лихой милицейский свисток.

Когда экскурсанты прошли, Борис Федорович тоже открыл краник, но тут из своего уголка выбежал консультант и сказал, что «это возмутительно».

— Простите, но пар…

— Здесь нет никакого пара! Здесь сжатый воздух! И консультант, полузакрыв глаза, немедленно влез в такие технические дебри, что Борис Федорович с опаской отошел от него и поискал глазами Алешу. Но Алеши не было видно.

Борис Федорович прошел в соседний зал, где одновременно журчали голоса трех экскурсоводов, но Алеши не было и там.

— Вы моего мальчика не видели? — спросил Борис Федорович у консультанта.

— Того, что фотографировал макет? — обиженно сказал консультант. — Я все видел… Ваш мальчик… ваш мальчик там! На лекции! — Он указал на черный занавес, закрывавший вход, к которому вела широкая деревянная лестница.

Борис Федорович поднялся по лестнице и хотел было отдернуть занавес, но консультант его не пустил.

— Туда нельзя! Там лекция, лекция по ультразвуку! Вы, по-видимому, не следите за нашими афишами…

— По ультразвуку? — заинтересовался Борис Федорович; он неожиданно вспомнил разговор с недавними посетителями. — А кто читает?

— Профессор Кучерявый, Евгений Леонович! Нет-нет, вы не следите за нашими афишами.

Консультанта вызвали в другую комнату, и Борис Федорович раздвинул занавес и вошел в лекционный зал.

Он сразу увидел Алешу — тот стоял в проходе, уставившись на лектора.

Зал был заполнен самой разнообразной публикой; На задних рядах разместились молодые люди, скорее всего студенты. Всем своим обликом они хотели сказать каждому, кто на них ни взглянет, что все затронутые в лекции вопросы им давным-давно известны.

Середину зала занимали постоянные посетители, знакомые Борису Федоровичу и по его собственным лекциям. Это были пожилые люди, которым не нужно было по тем или иным причинам спешить куда-либо, весьма солидная публика с обостренным интересом к вопросам цветного телевидения, радиолокации, выращиванию лимонов в домашних условиях и лечению желудочных заболеваний в раннем детстве.

Впереди сидели ученики и друзья лектора, а также юноши и девушки, о чем-то тихо шептавшиеся друг с другом.

Лекция была интересной. Как понял Борис Федорович, речь шла о новейших применениях ультразвука. Лектор — человек небольшого роста, на лысой голове берет странной квадратной формы, отчего все вместе, и голова и берет, напоминали аккуратный кубик, — четко и ясно излагал материал. Он читал хорошо, правда почти не отрываясь от напечатанного текста. Время от времени он внушительно оповещал аудиторию, что «этот вопрос… м-м-м» или «а этот вопрос совершенно… м-м-м-м». И всем становилось ясно, что затронутый вопрос не может быть освещен из-за теоретической сложности или из-за еще более тонких соображений.

Евгений Леонович окончил лекцию. Ему стали задавать вопросы, но Евгений Леонович указал рукой на представителя музея, председательствовавшего за демонстрационным столом. Жест выполнил сразу несколько функций. С одной стороны, Евгений Леонович подчеркнул, что хорошо помнит, кто здесь хозяин, с другой — этот жест как бы говорил: вот видите, какой успех, какой успех, какой интерес у публики! Борис Федорович усмехнулся. «Хитер, ловок, но знает, отлично знает свою специальность», — подумал он.

— Аудитория была предупреждена о том, что вопросы следует подавать только в письменном виде, — сказал председатель.

В зале зашуршали листками из записных книжек, старыми театральными программами, но в руках у Евгения Леоновича появились какие-то беленькие бумажки, и он, делая вид, что с трудом разбирает незнакомый почерк, прочел вопрос, быстро на него ответил и, добавив, что особенно интересующиеся могут к нему подойти после лекции, сошел с кафедры.

И этот трюк не прошел незамеченным. «Знающий и ловкий, очень знающий, но, кажется, слишком ловкий…» — раздумывал Борис Федорович, пробираясь с Алешей к выходу.

Алеша был в восторге:

— Понимаешь, папа, он говорил, что можно паять алюминий с помощью ультразвука! Как это для меня важно! Оказывается, алюминий потому не спаивается, что сразу же покрывается тоненькой пленочкой окисла, а ультразвук эту пленочку разбивает как раз в момент пайки… Медную проволочку можно будет прямо к алюминиевому шасси припаять… Да ты понимаешь, папа, что это такое?!

Они отошли в сторону, пропуская мимо себя поток слушателей. Борис Федорович не без удивления заметил, что большинство аудитории вспоминало два применения ультразвука: пайку алюминия, так понравившуюся Алеше, и беззвучную бормашину для сверления зубов.

Евгений Леонович сошел вниз в окружении двух очень пожилых людей и одного мальчика лет двенадцати. Как понял Борис Федорович, все трое были изобретателями.

С наигранной серьезностью Евгений Леонович говорил:

— Всё письменно, прошу вас: всё изложите письменно. Так, на ходу, я не смогу разобраться. Ваши изобретения требуют внимания…

— Какие там изобретения, — заскромничали старички, а щеки мальчика вспыхнули.

— Евгений Леонович? — четко спросил Борис Федорович.

— Да? С кем имею честь?…

— Мне рассказывал о вас Герман Павлович. Мы как-то отдыхали с ним вместе… И вот я с сыном…

— Ах, так это ваш отрок? Очень приятно! Он с таким непосредственным интересом слушал сейчас мою лекцию, что я обратил на него внимание… Чем могу быть полезен?

— Я, видите ли, хирург, заведую отделением… Хотел бы с вами посоветоваться, Евгений Леонович… Ко мне в отделение два дня назад был доставлен очень странный человек… Признаться, что «человеком» я называю его с некоторым трудом. Он жив, но в очень тяжелом состоянии. Это совершенно необычный случай, поверьте мне… Евгений Леонович, я очень, очень прошу вас выслушать меня.