Повитуха, полная женщина с широкими бедрами, круглым лицом и мягким, почти бесформенным носом, казалась напуганной до полуобморочного состояния. Ее лицо было бледным, глаза широко распахнуты и губы дрожали. Ее одежда была грубой и запачкана в дороге, а простая льняная косынка, которая покрывала ее голову, съехала набок, так что повитуха казалась слегка подвыпившей.

Изабель почувствовала боль из-за усталости и ужаса этой женщины, но закрыла свое сердце от нее. Чем больший страх вызывала у женщины окружающая обстановка и человек, который задавал ей вопросы, тем вероятнее, казалось, им скажут правду.

— Ваше имя? — спросила леди Маргарет в качестве вступления.

Повитуха стала пунцовой. Она поправила головной убор, хотя

без улучшений своего внешнего вида.

— Дейм Агнес Уэллмен, миледи.

Допрос продолжился. Устанавливался статус женщины как вдовы освобожденного раба, где она проживала, как долго она там жила, есть ли у нее дети, сколько она была повитухой, как стала заниматься этим ремеслом, сколько младенцев приняла и сколько выжило, и дюжину других вещей. Наконец была затронута суть дела.

— В одну из ночей июля этого года вас вызвали принять роды в Брэсфорд-Холле. Это так?

— Да, миледи.

— Вы приехали в надлежащее время, когда женщина начала рожать, я полагаю. Расскажите нам, что тогда произошло.

Женщина выглядела так, как будто сейчас упадет в обморок. Она судорожно глотала и постоянно моргала, так что движение было похоже на тик.

— Я выполнила свои обязанности так хорошо, как только знаю. У леди возникли трудности.

— Она была леди? — Выражение на лице леди Маргарет, когда она задавала этот вопрос, явно говорило, что она сомневалась в этом.

— Да, была, хотя иностранка. Она кричала, молилась словами, которые я не могла понять.

— Она родила ребенка?

— Это да, хотя это был долгий, утомительный процесс. Ребенок лежал неправильно, видите ли, но в конце концов он повернулся. Младенец был девочкой, такой милой малышкой.

— И она была жива и здорова?

— О да. Она кричала и все остальное, поскольку я прочистила крошечное горлышко, чтобы она могла дышать. Леди была немного уставшей от долгих родов, но так же совершенно здорова.

— Что произошло потом?

— Я показала дитя ее матери. Какой же гордой она была! Но детское место отходило, видите ли, и я должна была проследить за этим. Джентльмен, который находился там, сам Брэсфорд, взял младенца и ушел в соседнюю комнату. Я была так удивлена, большинство мужчин не любят касаться крошек. Они боятся навредить им, видите ли.

— Да, да, а потом?

— Ну, бедный младенец внезапно перестал кричать. О нем я больше не думала, так как у матери было сильное кровотечение. Только позже я…

— Кровотечение у матери остановилось?

— Да, так как у меня были с собой травы для этого.

Леди Маргарет удовлетворительно кивнула:

— И сколько прошло времени, прежде чем вы подумали о младенце снова?

— Около часа, возможно. Брэсфорд пришел спросить о леди. Он сказал, что служанка леди выкупала девочку и завернула в пеленки, и она быстро заснула.

— Так тогда вы покинули особняк. Вас не попросили остаться, чтобы присмотреть за матерью и ребенком?

— Нет, миледи. Служанка, иностранка, как и ее госпожа, знала пару вещей о рождении. Она должна была знать, так как это она пыталась принять роды, пока меня не привезли. Мне заплатили и отослали. — Повитуха выпятила губу, пока говорила, как будто в негодовании за то, что ее отпустили, когда она, несомненно, рассчитывала на несколько дней услуг няньки за дополнительную плату.

— А затем?

— Ну я спустилась по лестнице. Снаружи меня встретил мужчина, который должен был проводить меня до дома. Пока я садилась позади него, я почувствовала вонь.

— Вонь?

— Это было как горящая плоть, я клянусь. Тогда я посмотрела наверх, и черный дым валил из дымовой трубы.

Леди Маргарет нахмурилась:

— Не могло это быть чем-то другим, то, что вы почувствовали? Огонь из кухни, скажем?

Женщина покачала головой, почти сбросив свой головной убор.

— Я бы сказала, что нет, миледи. Это нельзя ни с чем спутать. Это было больше похоже на… на…

— Тихо, — сказала леди Маргарет, обрывая ее королевским жестом.

В комнате наступила тишина, прерываемая только скрипом пера писца по пергаменту. Он прекратился, когда он записал то, что она сказала. Изабель ждала, что мать короля продолжит. Когда та не стала, она тихо прочистила горло.

— Да, леди Изабель? — сухо сказала леди Маргарет.

— Могу ли я задать вопрос?

Разрешение было дано взмахом маленькой руки. Изабель сразу же повернулась к повитухе:

— В камине уже горел огонь?

— Да, горел. Это была туманная и дождливая ночь, сырая и промозглая, хотя было лето. Хорошо было развести огонь в такой комнате. Я люблю, когда у меня под рукой есть горячая вода, видите ли, чтобы согреть руки, прежде чем приступать к работе.

— Так он горел все время. Вы удалили детское место, как вы сказали. Что вы сделали с ним?

— Ну ничего. Оно отошло и было оставлено с окровавленными тряпками и прочим. Это была работа служанки прибирать комнату. После, я имею в виду.

— Разве она не могла бросить тряпки и все остальное в огонь? Мог запах быть от сожжения детского места?

Женщина широко распахнула глаза:

— Ну… ну, я предполагаю, могло быть и так. Но я больше не слышала младенца.

— Младенец, должно быть, спал. Разве было так необычно не слышать его?

Женщина медленно покачала головой:

— Нет, на самом деле, так как роды были такими тяжелыми. Что было необычно, так это то, что джентльмен пришел и забрал его, видите ли.

— Была ли у вас какая-нибудь причина считать, что Брэсфорд может лгать? Было ли что-то сказано между ним и леди, что заставило вас думать, что новорожденному может быть причинен вред?

— Я не могу этого сказать сейчас, когда думаю об этом.

— И все же вы сразу же подумали, почувствовав запах горящей плоти, что младенца убили? Что насчет мужчины, который привез вас? Он тоже заметил это?

Лицо женщины прояснилось:

— О, это был не тот, кто раньше. Это молодой Том Крокер, сын старого Тома, привез меня в Холл, знаете. Человек, который отвез меня домой, был другой мужчина, которого я не видела раньше,

на вид джентльмен. Но он почувствовал вонь, точно. Он первым ее почуял, спросил, что я думаю и сказал, что странно чувствовать такое в летнюю ночь. Это ему напомнило то, как его молодой слуга упал в огневую яму и ему пришлось вытаскивать его оттуда.

ГЛАВА 16

Рэнд наконец подстриг изрядно отросшую бороду. Он помылся, потому что не мог больше себя выносить. Несчастные полведра холодной воды, за большие деньги предоставленные охраной, сильно отличались от роскошной ванны, которую Изабель приготовила для него после турнира. Ему не хватало полной, большой ванны с ее комфортной льняной обшивкой, не хватало душистого мыла, не хватало льняного полотенца, больше всего не хватало соблазняющего прикосновения прелестной женщины, которая встала на колени, чтобы искупать его, и которую он затащил к себе в воду.

Господи, какой Изабель была теплой и нежной, а ее кожа гладкой, как атлас. Если он закрывал глаза, он мог сбежать из каменных стен, в которых он был заключен, мог представить себя снова в их комнате с ней в своих объятьях. Ее рот был таким сладким, ее волосы — шелковым чудом, таким мягким, что он хотел зарыться в них. И он это делал, да, делал.

Вскочив с грубого матраца, он встряхнулся, зло ругаясь на английском, французском и лингва франка многоязычных солдат Бургундии. Если он не найдет, чем заняться, кроме того, чтобы мучить и украшать себя воспоминаниями, он сойдет с ума.

Занятый жестокой борьбой со слишком живыми воспоминаниями об ощущениях, он не услышал шаги. Он повернулся к двери только тогда, когда ключ заскрежетал в замке. На одно безумное мгновение он подумал, что у него лихорадка или он действительно сошел с ума, так как показалось, что Изабель проскользнула в его комнату, похожую на камеру, в сильной струе свежего воздуха, аромате сарациновых духов и великолепии.