— Гм, все еще горячая, — услышала она голос тестя, — но, думаю, постепенно жар отступит. Ее дыхание стало ровнее. Ей просто мешал дышать угол подушки. Ты, девочка, присмотри за своей хозяйкой.

— Да, сэр.

До Линнет долетели звуки льющейся в таз воды, и через некоторое время ей на лоб легло холодное полотенце. Кресло у кровати заскрипело, и Линнет догадалась, что это отец Джослина вновь сел в него. «Что он здесь делает? — расслабленно подумала она, — и где Джослин и Роберт?» Было очень трудно думать. Сон накрывал ее мягким пышным одеялом, и она с радостью уступила его объятиям.

Железное Сердце подождал, пока Линнет заснет, посмотрел, как служанка легкими движениями поправила ей белье. До рассвета оставалось еще несколько часов, но он решил, что самое тяжелое в его ночном дежурстве уже позади. Смогла бы она сама дышать, если бы он не подарил ей свое дыхание? Вряд ли. Это средство спасения ему показал его дед, подсмотревший его у одного греческого врача во время похода на Иерусалим. Вильяму уже однажды удалось так спасти человека. Один из его дружинников решил искупаться в Тренте, но начал тонуть. Когда его синим вытащили на берег, он уже не дышал. Вильям помог ему, вернув дар дыхания, и в конце концов парень выжил, оставшись таким же, как и до этого сурового испытания.

Интересно, предчувствовал ли Джослин, что Линнет сегодня ночью чуть не ускользнула от него навсегда? Морвенна обладала даром ясновидения, хотя этого оказалось недостаточным, чтобы уберечь себя, а ведь Джослин многое унаследовал от матери. Морвенна тоже страдала от ужасных головных болей. Он вспомнил, как священник хотел однажды изгнать из нее злых духов, заявив, что у нее в голове, должно быть, поселились демоны. А Агнес открыто говорила одной из своих служанок, что считает Морвенну ведьмой. Это было единственный раз, когда она смогла высказать свое мнение, так как Вильям поклялся, что отрежет ей язык, если она еще хоть раз посмеет распускать такие слухи.

Тем не менее это не помешало ей думать по-своему. Возможно, кто-то мог бы и его действия назвать колдовством — он вернул женщине дыхание.

— Позовешь меня, если понадоблюсь, — приказал он служанке и устало пошел в соседнюю комнату, где временно на матрасе спали Джослин и Роберт. Ребенок на глазах поправлялся. Возможно, уже утром он будет жаловаться только на то, что у него сосет под ложечкой. Болезнь выжала из него все жизненные соки, превратив в бледную тень, но он, видимо, тоже обладал стойкостью и цепкостью тянущейся к солнцу виноградной лозы.

Железное Сердце посмотрел на Джослина, возле которого свернулся Роберт. Даже во сне он еще болезненно хмурил брови. Он вспомнил недавно произнесенные сыном слова о женщине и ребенке, которые были у него когда-то. До сих пор старый воин не имел времени подумать о них, но теперь тяжелые мысли нахлынули на него. Железное Сердце присел у камина и поднял кувшин вина с добавленным в него виски. Семь лет прошло, и он, не зная того, успел стать дедом, а затем лишиться своего внука. Судьба Джослина настолько повторяла его собственную, что Железному Сердцу стало не по себе.

ГЛАВА 27

Рождество 1173 года

Мяч из надутого свиного пузыря пролетел по воздуху и, задев искусственные зеленые листья, висевшие на ветке, и пару оленьих рогов, глухо ударился о стену. После этого пузырь шлепнулся в блюдо с потрохами, стоявшее на столе. Кто-то из обедающих выудил его оттуда и швырнул обратно. Оставляя за собой хвост из белых липких кусочков кушанья, пузырь, словно комета, пронесся через гостиную и приземлился на пол у ног отца Грегори. На лице священника появилось выражение крайнего отвращения — мыском сапога он пнул мяч в сторону.

Из-под стола выбежала собака и принялась жадно слизывать остатки еды, прилипшей к мячу. Когда слуга подошел к ней, чтобы спасти сам пузырь, собака оскалила клыки, зарычала и, крепко обхватив добычу передними лапами, цапнула зубами завязанный на ней узелок. Раздался громкий хлопок, остатки мяча взлетели вверх и опустились на спину собаке. Завизжав и прижав уши от страха, бедное животное ринулось наутек, по пути столкнув отца Грегори со скамьи.

Конан протянул руки, чтобы помочь несчастному священнику подняться на ноги. Радостные крики, смех и веселье послышались со всех сторон из шумной толпы, собравшейся в гостиной.

— В церкви всегда царит беспорядок накануне Крещения! — засмеялся Конан, усаживая отца Грегори на скамью. — Ничего страшного, святой отец, целый год впереди, ты еще наверстаешь упущенное, соберешь и десятину, и лепту святого Петра, и сборы за епитимью. Не так ли, Джос?

— Тебе виднее... — Джослин, одетый в рубаху из крашеной шерсти, расшитую блестящей тесьмой, поднял кубок с медовой настойкой. Эта одежда была рождественским подарком Линнет. Роберт показался в этот день точно в такой же, не поддаваясь ни на какие уговоры матери надеть что-нибудь другое.

Конан сразу помрачнел, когда уловил такой безразличный тон в голосе Джослина.

— Боже, ты скоро станешь таким же занудой, как твой отец! — упрекнул он. — Где же твое праздничное настроение?

— Не знаю, — ответил Джослин.

Один из помощников повара просеменил через гостиную, напялив на себя женское платье и криво повязав платок поверх своих рыжих кудрей. Обычно в канун Крещения все развлекались, как кому вздумается, запрещено было только убивать — все остальное разрешалось и даже поощрялось. Обычно Джослин с радостью присоединялся к общему веселью, но сегодня он находился в каком-то мрачном расположении духа, несмотря на то, что все кругом призывало проказничать и шутить. Он чувствовал себя так, словно ему на голову опустили что-то тяжелое и оно изо всей силы тянуло его к земле. Головная боль почти прошла, но могла в любой момент возобновиться. Теперь с ним часто случались такие приступы; редко проходила неделя, чтобы перед глазами не появлялись мерцающие цветные круги и его не терзали ужасные головные боли.

С конца октября между ним и Линнет пока по-настоящему ничего не происходило. Тогда она чуть не умерла от тифа, часто бредила, и он обнаружил в ее прежней жизни то, о чем предпочел бы никогда не знать. А она совершенно ничего не помнила о своей болезни, за исключением первого дня, и абсолютно не представляла, как многое теперь изменилось. Джослин старался вести себя как обычно, чтобы не бросалась в глаза перемена в их отношениях. Но это давалось ему с большим трудом: демоны, поселившиеся в его душе, подталкивали на откровенный разрыв, и он тратил много сил, чтобы не пойти у них на поводу. Линнет с тревогой следила за ним, понимая, что он чего-то недоговаривает, и он интуитивно осознавал, что ему не удается скрыть от нее эту внутреннюю борьбу с самим собой.

— Ну, перестань, Джос! Не будь... не выгляди таким несчастным! — Слова Конана путались под действием валлийского медового напитка, присланного Брайеном Фитцренаром в качестве рождественского подарка в знак благодарности Джослину за оказанную ранее помощь. — Давай... давай мы сыграем с тобой в жмурки! — Он с трудом поднялся на ноги, вышел из-за стола и попытался стоять не шатаясь. — Если хочешь, мне первому завяжут глаза. Генри, дай мне на время свой колпак!

Джослин открыл было рот, собираясь сказать, что не желает забавляться, но дядя уже засучил рукава, а раздававшийся со всех сторон веселый хохот и выражение крайнего ожидания на лице Роберта заставили его поддаться веселой затее Конана.