Он отвесил низкий поклон и вышел из комнаты. Вот каким образом мистер Эблуайт отомстил за то, что Рэчел не захотела выйти за его сына!

Как только дверь за ним затворилась, тетушка Эблуайт выказала необыкновенный прилив энергии, заставившей умолкнуть всех нас. У нее достало сил перейти через комнату.

— Милая моя, — сказала она, взяв Рэчел за руку, — мне было бы стыдно за своего мужа, если бы я не знала, что с тобой говорил его гнев, а не он сам… Вы, вы… — продолжала тетушка Эблуайт, обратясь в мой угол с новым припадком энергии, — это вы раздражали его. Надеюсь, я никогда больше не увижу ни вас, ни ваших трактатов!. — Она снова повернулась к Рэчел и поцеловала ее. — Прошу у тебя прощения, душечка, от имени моего мужа. Что я могу сделать для тебя?

Постоянно упрямая во всем, капризная и безрассудная во всех поступках своей жизни, Рэчел неожиданно залилась слезами при этих незначительных словах и молча поцеловала тетку.

— Если вы мне позволите ответить за мисс Вериндер, — сказал мистер Брефф, — я попрошу вас, миссис Эблуайт, прислать сюда Пенелопу со шляпой и шалью ее барышни. Оставьте нас наедине на десять минут, — прибавил он тихим голосом, — и вы можете положиться на меня: я устрою все как следует, к обоюдному удовольствию, вашему и Рэчел.

Доверие, какое это семейство питало к стряпчему, было просто удивительно. Не говоря более ни слова, тетушка Эблуайт вышла из комнаты.

— Ах! — сказал мистер Брефф. — Кровь Гернкастлей имеет свои дурные стороны, я с этим согласен. Но все-таки в хорошем происхождении есть кое-что!

Сделав это чисто мирское замечание, он пристально взглянул в мой угол, как будто ожидая, что я уйду. Мое участие к Рэчел, несравненно более высокое, нежели его участие, приковало меня к стулу. Мистер Брефф отказался от надежды выпроводить меня совершенно так, как это было на Монтегю-сквере. Он подвел Рэчел к стулу возле окна и заговорил там с нею.

— Милая моя мисс Рэчел, — сказал он, — поведение мистера Эблуайта, естественно, оскорбило и удивило вас. Если бы стоило спорить с таким человеком, мы быстро показали бы ему, что он не смеет поступать, как ему заблагорассудится. Но не стоит. Вы были совершенно правы, когда сказали, что на него не следует обращать внимания.

Он остановился и посмотрел в мой угол. Я сидела совершенно неподвижно, с трактатами под мышкой и с мисс Джен-Анн Стампер на коленях.

— Вы знаете, — повернулся он к Рэчел, — что ваша матушка, по своей прекрасной натуре, всегда видела в окружающих людях одни только лучшие стороны и не замечала худших. Она назначила вашим опекуном своего зятя потому, что доверяла ему и думала, что это понравится ее сестре. Сам я никогда не любил мистера Эблуайта и уговорил вашу мать включить в завещание пункт, по которому ее душеприказчикам в некоторых случаях предоставляется право советоваться со мной о назначении нового опекуна. Подобный случай представился сегодня. Мне приятно покончить с этими сухими деловыми подробностями передачей поручения от моей жены. Не окажете ли вы миссис Брефф честь стать ее гостьей? Согласны ли вы остаться в моем доме как член моей семьи, пока мы, умные люди, будем совещаться и решим, что нам делать?

При этих словах я встала. Мистер Брефф сделал именно то, чего я опасалась, когда он просил миссис Эблуайт прислать шляпу и шаль Рэчел.

Прежде чем я успела сказать слово, Рэчел приняла его приглашение в самых горячих выражениях.

— Остановитесь! — вскрикнула я. — Остановитесь! Вы должны выслушать меня!.. Мистер Брефф, не вы ей родня, а я. Я приглашаю ее, я умоляю душеприказчиков назначить опекуншей меня!. Рэчел, милейшая Рэчел, я предлагаю вам мой скромный дом! Поезжайте в Лондон со следующим поездом, душа моя, и разделите со мною мой приют!

Мистер Брефф не сказал ничего. Рэчел посмотрела на меня с удивлением, которое не постаралась даже скрыть.

— Вы очень добры, Друзилла, — ответила она, — я буду навещать вас, когда мне случится приехать в Лондон. Но я приняла приглашение мистера Бреффа и думаю, что будет гораздо лучше, если я теперь останусь под надзором мистера Бреффа.

— О, не говорите этого! — умоляла я. — Я не могу расстаться с вами, Рэчел, не могу расстаться с вами!

Я попыталась заключить ее в свои объятия, но она отступила от меня. Моя горячность не сообщилась ей, а только отпугнула ее.

— Какое странное волнение, — сказала она. — Я не вижу для него причин.

— И я также, — произнес мистер Брефф.

Их черствость, их отвратительная мирская черствость возмутила меня.

— О Рэчел, Рэчел! — вскричала я. — Неужели вы еще не видите, что я всем сердцем стремлюсь сделать из вас христианку? Неужели внутренний голос не говорит вам, что я стараюсь сделать для вас то, что старалась сделать для вашей милой матери, покуда смерть не вырвала ее из моих рук?

Рэчел приблизилась ко мне на шаг и очень странно посмотрела на меня.

— Я не понимаю вашего намека на мою мать, — сказала она, — будьте так добры, мисс Клак, объяснитесь.

Прежде чем я успела ответить, подошел мистер Брефф и предложил руку Рэчел, стараясь увести ее из комнаты.

— Вам лучше не продолжать этого разговора, дорогая моя, — сказал он, — и мисс Клак лучше не объясняться.

Будь я палкой или камнем, подобное вмешательство и тогда заставило бы меня сказать правду. Я с негодованием оттолкнула мистера Бреффа и торжественно, приличным случаю языком поведала ей воззрения христианского учения на то, каким страшным бедствием является смерть без покаяния. Рэчел отпрянула от меня (пишу об этом краснея) с криком ужаса.

— Уйдем отсюда! — сказала она мистеру Бреффу. — Уйдем, ради бога, прежде чем эта женщина не скажет еще чего-нибудь! Вспомните о невинной, полезной, прекрасной жизни бедной моей матери. Вы были на похоронах, мистер Брефф, вы видели, как все ее любили; вы видели, как бедняки плакали над ее могилой, лишившись своего лучшего друга. А эта негодная женщина старается возбудить во мне сомнение, будет ли моя мать, бывшая ангелом на земле, ангелом на небе! Перестанем говорить об этом! Пойдемте! Меня убивает мысль, что я дышу одним воздухом с нею! Для меня ужасно сознание, что мы находимся в одной комнате!

Глухая ко всем увещаниям, она побежала к двери. В эту минуту вошла ее горничная со шляпой и шалью. Рэчел напялила их на себя как попало.

— Уложите мои вещи, — сказала она, — и доставьте их к мистеру Бреффу.

Я попыталась подойти к ней, я была огорчена, но — бесполезно говорить — я не была оскорблена. Я только хотела сказать ей: «Дай бог, чтобы ваше жестокое сердце смягчилось! Я охотно прощаю вам!» Но она опустила вуаль и, вырвав у меня из рук кончик своей шали, торопливо выбежала из комнаты и захлопнула дверь у меня перед носом. Я перенесла это оскорбление с моей обычной твердостью. Я вспоминаю это теперь со своим обычным терпением, привыкнув ставить себя выше всякого оскорбления.

Мистер Брефф на прощание бросил мне насмешку.

— Лучше бы вам не объясняться, мисс Клак, — сказал он, поклонился и вышел.

Вслед за ним обратилась ко мне особа в чепчике с лентами.

— Легко догадаться, кто перессорил их всех, — сказала она. — Я только бедная служанка, но, право, мне стыдно за вас!

Она тоже вышла и захлопнула за собою дверь.

Я осталась в комнате одна. Поруганная и покинутая всеми, я осталась в комнате одна.

С тех пор я никогда больше не встречалась с Рэчел Вериндер. Я прощала ее, когда она оскорбляла меня. Я молилась за нее в последующие дни. И когда я умру, то, — как ответ мой ей добром за зло, — она получит «Житие, послания и труды» мисс Джен-Анн Стампер, оставленные ей в наследство по моему завещанию.

ВТОРОЙ РАССКАЗ,

написанный Матью Брэффом, стряпчим в Грейс-Инн сквере

Глава I

Мой прелестный друг, мисс Клак, положила перо; я принимаюсь за него тотчас после нее по двум причинам.