Юлия Авдеева
Дорогами надежды
В Берянской империи все перевернулось с ног на голову в одночасье. Жизнь людей изменилась. После прихода к власти Святомира Первого они осознали, что ими правят. Энергичный, молодой, полный сил Император мотался по трем материкам, в поисках новых впечатлений и знаний. Делился опытом и сам набирался оного. Результатом одной из таких поездок стала новая Вера. Народ заставили сжечь, выкинуть и забыть старых богов. Вычеркнуть все, чему учили веками прадеды, отречься от традиций и начать новую жизнь. Такие меры отозвались ропотом среди населения. Люди негодовали, отказывались. Обсуждали сидя за столом. Силились верить. Но как в один день забыть то, во что верили веками? Теперь вместо того, чтобы молить, ублажать богов природы, быта, нужно поверить в единого Бога и Диавола, учить большие иноземные талмуды с писаниями, молитвами и заповедями?
По всей стране разъезжали иноземные мольцы, на ломанном берянском учили народ истине, объясняли в какой тьме они жили, не ведая истины. Святомир же, в попытках пресечь недовольство, велел казнить не согласных.
И поскакали по земле Берянской Странники. Они хоронились средь обычных жителей. Выискивали не довольных, не согласных с волей императора людей… Зажглись по всей Берянии костры погребальные. Кого вырезали. Кого сожгли. Кто сгинул без вести. И ничего не осталось, как принять веру. И с неистовством, проклиная императора, молиться новому Богу.
Более всех были обижены маги. Их истребляли и гнали, как неугодных Вере. Новая вера учила не к магам бежать, а к лекарям. Ибо лекари от всех болезней опытным путем лекарства вывели. А магия — это зло, от Диавола… жгли без разбору: маг, ведун, знахарь, колдун, или ясноокий… Все они представляли угрозу для новой веры, завезенной из дальних земель, а заодно и для авторитета императора. Должность верховного мага упразднили, ввели новую — верховного лекаря. Но не успели казнить попавшего в немилость. Того и след простыл. Долго его искали по просторам Берянии и соседних государств. Как сквозь землю провалился…
Прошли годы, сменился правитель, век, забылись и поутихли былые страсти. Худо-бедно смирились люди с новой верой. Позабылся ужас первых дней другой жизни. Император Драгомир лояльнее относился к появлявшимся то тут, то там знахарям и деревенским травникам. Он не хотел идти дорогой Святомира, которого за глаза в народе прозвали Кровавым. Он стремился вывести свое государство на новый уровень. Империя должна стать сильнейшим государством. Любыми путями и способами.
В доме охотника, на краю хутора Верховцы, как всегда бушевали страсти. Местные кумушки поговаривали, что Матрена Поликарповна недолюбливает свою дочь Лесю. Сплетни ходили разные. Кто-то говорил, что девушка — исчадье ада, ночью оборачивается чудищем лесным, пожирает младенцев, а бедная женщина и не знает, что делать с отродьем. Кто-то склонялся к мысли, что Матрена сама еще та прохвостка, летает на метле на шабаши на Волчьей горе и третирует бедную девушку. Но кто бы что ни говорил, все пришли к единому мнению — держаться от подобной семейки нужно подальше. Конечно, можно забыть про сплетни, но ядовитого языка Матрены Поликарповны и странных глаз Леси Васильны сторонились. Уж слишком обидно было слышать гадости о себе из уст плюющей ядом женщины. А, уж если младшая девка глянет на тебя, так и вовсе волосы дыбом становятся.
Толи дело глава семьи Василь. Знатный охотник продавал добычу не особо дорого. Хуторчане заказывали ему мясо к празднику. Люди недоумевали, как такой добрый, мягкий, умелый, да и что скрывать, довольно симпатичный мужчина может уживаться в одном доме с настоящей мегерой женой и очень уж странной дочерью. И уж если странные, тоскливые глаза девушки можно объяснить жизнью рядом с отъявленной скандалисткой, то поведение Матрены объяснить невозможно. Без скандалов не проходило ни дня в ладно сделанной бревенчатой и добротной избе у леса.
Солнце стояло высоко в небе, щедро осыпая хутор жаркими лучами третьей декады мая. Зеленела трава, на деревьях щебетали птицы, а в воздухе кружились яркие бабочки. Даже в этот весенний день Матрена Поликарповна встала не с той ноги. Виновную нашли быстро, благо далеко идти не пришлось:
— Блудная девка! Ты никогда не чтила ни отца своего, ни мать! Мы дали тебе все! А ты, сволочь не благодарная! Ты… ты… чем ты нам платишь! Чем? — дородная женщина в возрасте отчитывала молодую девицу, лет девятнадцати от роду. Лицо ее раскраснелось и исказилось от крика.
— Ты только и знаешь, что целыми днями на лавке просиживать! Толку от тебя никакого! Палец о палец не бьешь!
— Что я сделала? — спросила девушка.
Она стояла посреди горницы, вжав голову в плечи и опустив глаза в пол. Девушка сдерживала себя из последних сил, боясь выдать свои истинные чувства. Она прекрасно знала — скажешь одно неверное слово, разразится огромный скандал. Тогда достанется не только ей, но и отцу. Не хотела девушка огорчать его.
— В том то и дело, что ты НИЧЕГО не сделала. Абсолютно ничего, — разорялась мать.
— Покушать приготовила… — договорить ей не дали. Женщина, именуемая ее матерью, грубо перебила ее.
— Громче говори, я должна прислушиваться к тебе? Да кто ты такая? — женщина подалась вперед всем телом. Лицо ее исказилось, губы скривились и стали похожи на оскал бешеной собаки. С пеной у рта Матрена яростно трясла указательным пальцем в воздухе. — Чтоб я еще и прислушивалась к тебе? К тебе! И на меня смотри! Ишь, какая: глазки в пол опустила, и думает, что я над ней сжалюсь! Вы поглядите! Святая невинность! Ты думаешь, я не знаю, где твои мысли витают? Ты думаешь, я не знаю, о чем ты мечтаешь?! Еще раз спрашиваю: чем ты сегодня занималась? И громко отвечай. А то отец дома не скоро будет. Я тебе покажу, как ляду в погреб закрывают! И заступаться за тебя некому будет.
Вздохнув и затолкнув по глубже рыдания, рвущиеся из горла, девушка ответила громким, дрожащим от нервного напряжения и гнева голосом:
— Я приготовила поесть, корову, кур покормила, в доме прибрала, полы отскоблила… –
Женщина недобро усмехнулась. Осмотрела чистую комнату, сияющую отскобленными полами. Горшки стояли на полках по размеру (или высоте), из печи доносился аромат тушеного в глиняном горшке кабаньего мяса с картошечкой. Ни одной недоделки или даже шальной пылинки не попалось на глаза скандалистке. Но было поздно отступать. Гнев тяжелыми волнами накатывал на женщину. Он душил ее, не давая мыслить ясно.
— Это… Это ты называешь прибрала?!!
Возмущение в душе девушки и без того поднявшееся во весь рост, росло каждую минуту. Она пыталась контролировать бурю эмоций царивших в душе, но получалось слабо. Странно, за столько лет легче привыкнуть и не обращать внимания, но с каждым днем чувства все ощутимее отказывались повиноваться хозяйке. Лет до пятнадцати она принимала все как есть. Было обидно. Каждую ночь она плакала в подушку, не понимая, почему мама не любит ее. Она старалась ей угодить, но все же поняла — это бесполезно. Чем больше она старалась, тем более недовольной оставалась мать. Успокоение и отраду Леся находила только в мягких горячих объятиях отца. Только он держал ее в этой жизни. Пронзительный крик вернул ее в реальность.