— Хотелось бы мне поглядеть на всё это, — заметил моряк.
— Рано ты появился на свет, Пенкроф, — вставил Наб, до тех пор не проронивший ни слова.
Но на этом замечании Наба беседа оборвалась, — залаял Топ, и лаял он опять как-то странно, что уже не раз заставляло инженера призадуматься. Топ, как бывало и прежде, с лаем вертелся вокруг колодца в конце внутреннего коридора.
— И что это Топ опять так лает? — воскликнул. Пенкроф.
— Да и Юп разворчался, — добавил Герберт.
Орангутанг в самом деле вторил собаке; он явно был чем-то возбуждён, — странное дело, казалось, будто они встревожены, но не рассержены.
— Очевидно, — сказал Гедеон Спилет, — колодец соединён с океаном, и какое-нибудь морское животное время от времени заплывает туда, чтобы подышать.
— Должно быть, ведь другого объяснения не придумаешь, — отозвался моряк. — А ну замолчи, Топ, — добавил он, повернувшись к собаке, — Юп, ступай к себе.
Обезьяна и собака притихли. Юп отправился спать, а Топ остался в зале и весь вечер глухо рычал.
Больше об этом не говорили, но вид у инженера был озабоченный.
Весь конец июля то лил дождь, то шёл снег. Температура не опускалась так низко, как прошлой зимой, морозы не превышали восьми градусов по Фаренгейту (13,33° ниже нуля по Цельсию). Но хотя зима и выдалась не очень холодная, зато свирепствовали бури, дули ветры. Бушующие волны не раз с неистовой силой подступали к Трущобам. Казалось, будто внезапный прибой, вызванный подводными толчками, вздымал чудовищные валы и обрушивал их на стены Гранитного дворца.
Колонисты любовались величественным зрелищем, глядя из окон дома, как волны высотою с гору идут приступом на берег, как они отступают, вскидывая фонтаны брызг, как в бессильной ярости бушует океан, как грозные валы в ослепительно белой пене заливают песчаный берег. Казалось, что гранитный кряж выступает из морской пучины, в брызгах пены, взлетавшей на сто футов ввысь.
Трудно и опасно было ходить по дорогам: когда бушевала буря — ветер подчас валил деревья. И всё же колонисты непременно раз в неделю отправлялись в кораль. К счастью, коралю, защищённому юго-восточными отрогами горы Франклина, бешеные ураганы не принесли особого ущерба, они словно щадили деревья, постройки и частокол. Зато птичник, расположенный на плато Кругозора и, следовательно, открытый восточным ветрам, изрядно пострадал. Дважды сбросило голубятню, повалило ограду. Всё это надо было перестроить, и попрочнее, ибо теперь стало ясно, что остров Линкольна расположен в самой бурной части Тихого океана. Казалось, он является центром притяжения могучих циклонов, которые нередко стегали его, как хлыст стегает по волчку. Только в данном случае волчок был неподвижен, а хлыст вертелся.
Наступил август, и в первую же неделю буря стала стихать, небо обрело спокойствие, которое, как ещё недавно казалось, утратило навсегда. Стало тихо, но гораздо холоднее, и градусник Фаренгейта показывал восемь градусов ниже нуля (—22° по Цельсию).
Третьего августа колонисты предприняли давно задуманный поход на юго-восточную часть острова, к Утиному болоту. Их привлекала дичь, водившаяся там в изобилии зимой: дикие утки, бекасы, чирки, нырки, шилохвости; было решено посвятить день охоте. В походе приняли участие не только Гедеон Спилет и Герберт, но и Пенкроф с Набом. Только Сайрес Смит, сославшись на занятость остался дома.
Итак, охотники отправились на болото по дороге ведущей к порту Воздушного шара, пообещав вернуться к вечеру. Их сопровождали Топ и Юп. Когда путники перешли мост через реку Благодарения, инженер его поднял и вернулся домой — он решил осуществить давно задуманный план и для этого остался дома.
Инженеру хотелось тщательно исследовать колодец, зиявший в полу коридора Гранитного дворца; колодец этот, несомненно, сообщался с морем, ибо раньше служил стоком для избыточной воды из озера. Почему Топ так часто вертится вокруг него? Почему так странно лает, почему тревожно подбегает к отверстию? Почему и Юп разделяет беспокойство Топа? Быть может, подземные ответвления идут от колодца, соединявшегося с морем, к другим частям острова? Всё это и хотел выяснить Сайрес Смит, никого не посвящая в свои сомнения. Он решил исследовать колодец, когда все уйдут из дому, и случай, наконец, представился.
Было нетрудно спуститься в глубь колодца по верёвочной лестнице, которой колонисты не пользовались с той поры, как установили подъёмник; длина у неё была вполне достаточная. Инженер приволок лестницу к колодцу, диаметр отверстия которого был равен почти шести футам, и, крепко-накрепко привязав за верхний конец, сбросил вниз. Затем он зажёг фонарь, вооружился карабином, заткнул за пояс нож и стал спускаться по ступенькам.
Гранитные стены были гладкие, но кое-где торчали выступы, и какое-нибудь проворное животное, цепляясь за них, могло вскарабкаться до самого верха.
Подумав об этом, инженер осветил фонарём все эти выступы, но не обнаружил ни единого следа, ни единое зазубрины, ничто не говорило о том, что по ним, как по лестнице, кто-нибудь взбирался.
Сайрес Смит спустился ещё глубже, освещая каждую пядь стены.
Он не заметил ничего подозрительного.
Добравшись до последних ступеней, инженер почувствовал под ногами воду, которая в тот миг была совершенно спокойна. Ни тут, у её поверхности, ни в стенах не было видно подземного хода, который вёл бы от колодца к какой-нибудь части острова. Сайрес Смит простукал стену рукояткой ножа и определил, что пустот нет. Ни одно живое существо не могло бы проложить себе дорогу в сплошном граните; чтобы попасть на дно колодца, а потом подняться наверх, надо было пройти по каналу, затопленному водой и соединяющему этот колодец с морем под скалистым берегом, а это могли сделать лишь одни морские животные. Выяснить же, где именно впадает этот канал в море и на какой глубине, было невозможно. Исследовав колодец, Сайрес Смит поднялся, втащил лестницу, закрыл отверстие колодца и вернулся в большой зал Гранитного дворца, задумчиво повторяя:
— Я ничего не обнаружил, но всё же там скрывается какая-то тайна!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вечером вернулись охотники — им повезло, и они буквально были увешаны дичью; они притащили её столько, сколько в силах унести четыре человека. У Топа вокруг шеи висели связки шилохвостей, а у Юпа на поясе — кулики.
— Вот, мистер Сайрес, — воскликнул Наб, — мы на славу поработали! Сколько наготовим впрок копчёной дичи, сколько вкусных паштетов! Но пусть кто-нибудь мне подсобит. Рассчитываю, Пенкроф, на тебя.
— Ну нет, Наб, — отозвался моряк. — Я занят оснасткой бота, обойдёшься без меня.
— А вы, Герберт?
— Я, Наб, завтра еду в кораль.
— А вы, мистер Спилет, не поможете?
— Охотно помогу, Наб, только предупреждаю: пронюхаю о всех твоих кулинарных тайнах и напечатаю твои рецепты в газетах!
— Как вам будет угодно, мистер Спилет, — ответил Наб, — как вам будет угодно!
Итак, наутро Гедеон Спилет водворился в кухне и стал помогать Набу. А накануне инженер рассказал журналисту о том, как он обследовал колодец, и Гедеон Спилет согласился с Сайресом Смитом, считавшим, что там кроется какая-то тайна, хоть ничего и не удалось обнаружить.
Ещё неделю держались холода; колонисты сидели дома и выходили лишь посмотреть, всё ли благополучно в птичнике. В их жилище вкусно пахло — благоухали кушанья, искусно приготовленные Набом и журналистом; однако не всю дичь, подстреленную на болоте, заготовили в впрок, удалось сохранить птицу и в свежем виде, на морозе; колонисты лакомились жарким из диких уток и другой дичи и похваливали, заявляя, что нет на свете ничего вкуснее водяной птицы.
Всю эту неделю Пенкроф с помощью Герберта, ловко управлявшегося с иглой, сшивал паруса и работал с таким рвением, что скоро всё было готово. На снасти должны были пойти тросы, из которых была сплетена сетка, найденная вместе с оболочкой воздушного шара. Канаты и тросы отличались превосходным качеством, и моряк ими воспользовался. Паруса были обшиты прочными лик-тросами; тросов хватило для изготовления фалов, вант, шкотов и прочего такелажа. По совету Пенкрофа, Сайрес Смит выточил на токарном станке необходимые блоки. Таким образом, вся оснастка была изготовлена раньше, чем построили бот. Пенкроф даже смастерил флаг, расцветив белый фон красной и синей краской, добытой из красящих растений, которых на острове было очень много. К тридцати семи звёздам, изображающим тридцати семь штатов на флагах американских судов, моряк прибавил тридцать восьмую — звезду «штата Линкольна», ведь он считал, что остров уже присоединён к Американской республике.