Из отчета следственной комиссии: «„Лефорт“ вышел из гавани в совершенном порядке, под парусами: фор-марселем и крюйселем, за что, если бы тогда были у контр-адмирала Нордмана сигнальные книги, он имел бы причину изъявить „Лефорту“ свое удовольствие. 7 сентября корабли были готовы вступить под паруса; но так как ветер дул от оста, противный для следования в Кронштадт, то начальник отряда поджидал пароходы. Все 8-е число корабли простояли на якоре, и этим была дана командирам возможность осмотреться…»

Наконец, 9 сентября задул тихий попутный зюйд-зюйд-вест, эскадра двинулась в путь.

На подходе к острову Родшхер погода засвежела, и командиры кораблей взяли второй риф у марселей, то есть несколько уменьшили общую площадь парусов. Несмотря на это, ход всех трех кораблей был весьма большим. В половине девятого вечера 9 сентября линейные корабли прошли створы гогландских маяков. Ветер к этому времени еще больше усилился, а видимость ухудшилась. Эскадра шла уже 11-узловым ходом. Опасаясь, как бы на таком ходу и в столь свежую погоду корабли не напоролись на подводные камни, контр-адмирал Нордман распорядился взять у марселей третий и четвертый риф, затем привести корабли в бейдевинд и лечь в дрейф, чтобы оставаться на одном месте до рассвета. Между тем ветер начал постоянно менять свое направление. Периодически корабли отряда накрывали снежные шквалы.

Делая небольшие галсы, эскадра время от времени поворачивала по общей команде. Корабли постепенно сносило к югу. К пяти часам утра они находилась уже несколько севернее острова Тютерс. Первым в строю кораблей шел флагманский «Владимир», за ним в кильватер «Лефорт» и «Императрица Александра». Не доходя пяти миль до меридиана острова Тютерс, контр-адмирал Нордман отдал команду всем кораблям повернуть через фордевинд. Корабельные хронометры показывали семь часов двадцать три минуты. До страшной трагедии оставались уже считаные мгновения.

А теперь предоставим слово очевидцам. Из объяснительной записки командующего эскадрой контр-адмирала Нордмана: «Занятые поворотом, мы думали, что и „Лефорт“ хотел поворотить, грот-марсель был обрасоплен полнее; как налетевший шквал повалил его на левый бок. Крен был ужасный; марса-шкоты все отданы; надо было ожидать, что мачты слетят. Корабль, так сказать, утвердился в этом положении, наклонясь все более и более, и едва мы привели на левый галс, „Лефорт“ опрокинулся, и в несколько мгновений его не стало. С благоговением, сотворив крестное знамение, смотрели мы на место, где несколько минут перед сим был еще корабль, как вдруг он всем правым бортом еще раз поднялся на волнении, но вслед за сим исчез и погрузился на дно..»

Из отчета следственной комиссии: «Во время поворота других судов, казалось, по направлению „Лефорта“, что он тоже начал поворачивать, но вслед за тем нашел шквал, и на „Лефорте“ отданы были фор- и грот-марса-шкоты, а грот-марсель лежал на стеньге. Корабль так накренился, что его вторая полоса начала скрываться, и вместе с тем он, видимо, стал погружаться, углубляясь носом более, чем кормою. Люди в большом числе показались на наветренных сетках. Вскоре мачты приняли положение, близкое к горизонтальному, и наружный верхний бок корабля покрылся одною сплошною массою народа, но нашла волна — и эта масса сделалась реже; нашла другая — и ни одного человека более не было видно, а вслед за тем еще мгновение — скрылся и самый корабль».

Лейтенант Руднев с линейного корабля «Императрица Александра» за несколько минут до катастрофы вышел на ют и хорошо видел происходившее: «Видел корабль „Лефорт“ под ветром в расстоянии двух миль. Корабль был сильно накренен, порыв ветра был крепкий, и корабль заметно лег на бок, грот-марсель лежал на стеньге. Снаружи, на наветренном борту, были видны люди; корабль погружался боком. В переливах волнения видел еще раз часть наветренного борта, но уже без людей».

Сигнальщики с флагманского «Владимира» докладывали, что когда «Лефорт» внезапно погрузился левым бортом, они наблюдали около корабля гребную шлюпку с гребцами, одним человеком, по-видимому матросом, на баке и с закутавшимся в шинель офицером на корме. В это время «Владимир» исполнил поворот, и шлюпка исчезла.

Страшно даже представить себе, что испытали в свои последние минуты люди на тонущем корабле! Кто-то сразу понял всю тщетность попыток спасения и, оставаясь там, где ею настигла беда, лишь молился. Кто-то, наоборот, отчаянно боролся за свою жизнь, карабкался по взметнувшемуся вверх борту. Кто-то пытался помочь женщинам и детям, которые с самого начала катастрофы не имели ни малейших шансов на спасение. Ни одному из многих сотен находившихся на борту «Лефорта» не суждено было пережить этих мгновений. Море приняло в свои стылые объятия всех. После гибели «Лефорта», в связи с еще большим усилением ветра, контр-адмирал Нордман распорядился отдать якоря. Пытались искать спасшихся, но таковых не было. Одновременно замерили глубину, она составила 30 саженей. Спустя двое с лишним суток ветер стих. Вскоре подошли пароходы и, заведя буксиры, потащили оба линейных корабля в Кронштадт. По прибытии контр-адмирал Нордман немедленно представил письменный рапорт о случившейся катастрофе. Спустя несколько дней решением императора Александра Второго была создана следственная комиссия под председательством вице-адмирала Румянцева.

С особым тщанием были опрошены несколько человек из команды «Лефорта», по тем или иным причинам оставшихся в Ревеле. Так, оставшийся там из-за болезни лейтенант Рененкампф заявил, что 28 августа он получил личное приказание командира находиться «при налитии корабля водой». Эта работа продолжалась всю ночь, и было налито 50 бочек. После этого Рененкампф заболел простудной лихорадкой и был оставлен до выздорровления в Ревеле. В последнее свое посещение корабля перед самым выходом в море лейтенант присутствовал на молебне и видел, что кубрики чисты от посторонних предметов, багаж женатых матросов находился, как это и положено, в носовой части батарейной палубы, иллюминаторы и порты в деках были в исправности. Жалоб на какие-либо неисправности он ни от кого не слышал. Оставленный также по болезни в ревельском госпитале унтер-офицер комендор Семен Худяков показал, что перед отплытием корабля он находился при креплении орудий по-походному, и свидетельствует, что все они были закреплены самым тщательным образом.

Командир шхуны «Стрела» капитан-лейтенант Ю. Онг рассказал, что перед выходом «Лефорта» в море он дважды побывал на нем, ходил по палубам и везде видел полный порядок, — Никто из офицеров не жаловался на какие-либо неполадки, могущие повлиять на безопасность плавания.

Лейтенант 13-го флотского экипажа Опацкий, тоже бывший на борту линкора накануне выхода в море, подтвердил, что все орудия на нем были закреплены по-походному и не могли сорваться на качке и повредить борт. О том же заявили и гребцы катера контр-адмирала Нордмана, которые, сдавая катер для перевозки на «Лефорт», также видели все орудия хорошо закрепленными. Совпадали показания и других свидетелей, включая и вице-адмирала Митькова, который утверждал, что «капитан 1-го ранга Кишкин относительно неисправностей и недостатков по парусному вооружению, снабжению и состоянию корабля ему не объявил».

Однако командиры «Владимира» и «Императрицы Александры» капитаны 1-го ранга Перелешин и Изыльметьев заявили, что вся эскадра была весьма плохо снабжена материалами по части парусного вооружения: такелаж, пришедший почти в полную негодность, не был заменен новым.

Капитан корпуса флотских штурманов Кузнецов доложил, что корабль «Лефорт» по загрузке был идентичен кораблю «Императрица Александра», а потому он предполагает, что «Лефорт» опрокинуло не напором ветра, а вследствие того, что внутрь его корпуса при каких-то особых обстоятельствах влилась вода.

Особенно много внимания уделила комиссия вопросу загрузки «Лефорта». Однако, кроме общих цифр о наличии 22 тысяч пудов балласта и заполненных 50-ти из 189-ти водяных цистерн, ничего установить в точности не удалось. Ведь свидетелей не осталось!