Помня об этом, Стайл, наконец, разглядел свой путь. Рифмы, метры и прочие красивости только обременяли. Он должен был отказаться от них и сосредоточиться на смысле и чувствах. Он потеряет несколько технических очков, но доберет их на содержательной части. Неважно, выиграет он или проиграет, но он сделает все возможное и так, как посчитает нужным.
Стайл посмотрел на первое слово: СУКА. Он знавал одну благородную суку — старую волчицу-оборотня, которая провела Клефа к Платиновым Владениям, пожертвовав жизнью. Вспомнить ее в своем стихотворении — это меньшее, что мог сделать Стайл!
КУБ — он припомнил один куб из своей жизни, это был куб удвоения из его недавней игры в нарды, который помог ему в итоге добиться победы.
ОГОНЬ — что ж, это была не самая серьезная вещь, но он только что помог вожаку снежных демонов в прямом смысле соприкоснуться с огнем страсти. Для судей Турнира это не будет иметь особого значения, но это стихотворение на самом деле предназначено не для них, а для Стайла. Это было заклинанием самого себя. Мир Фазы был жизненно важен для него. А огонь связан с этим миром и с представлением о романтике, которая напоминает ему о Голубой Леди. О да!
ГОСПОДИН — это совсем легко. Само это стихотворение есть окончательная попытка назваться господином: стать Гражданином Протона и иметь на Протоне тот же вес и влияние, что и на Фазе в статусе Голубого Адепта.
Но оставшиеся слова, казалось, не имели к нему отношения. Сейчас он был эмоционально нацелен в определенном направлении и должен был использовать эти слова аналогичным образом. Значит, он должен импровизировать. Это будет нелегко.
Что еще можно использовать, помимо ключевых слов? Может быть, духовное откровение, облаченное в синтаксис для придания смысла? Если первые четыре слова перенесли его из недавнего прошлого в настоящее, то следующие восемь слов можно попробовать использовать как знаки будущего. Во всяком случае он пойдет на это ради стихотворения — заглянет внутрь себя, сегодняшнего и будущего. Если его догадки не сбудутся, тогда эти догадки можно будет считать просто игрой воображения, а если сбудутся — то это станет полноценным предсказанием. Это была игра всерьез, и он отнесется к ней серьезно.
Стайл приложил всю свою волю, и строчки стали вырисовываться одна за другой. Ни рифмы, ни метра, ни других украшательств, только последовательность утверждений, как у Оракула, придающих смысл каждому ключевому слову. Никакой особой тайны и загадок он не увидел. Предложения имели обычный здравый смысл, приправленный тем, что он уже и так знал. И в целом это было заявление человека о принятии того, что уготовано судьбой.
Внезапно время истекло. Руя и Стайл ввели свои стихотворения в компьютер. Теперь дело за жюри. Судьи сидели рядом, каждый в отдельной кабинке, обращенной лицевой стороной к центральному голографу. Они могли смотреть на голограммы и общаться друг с другом одновременно. Игровой Компьютер был представлен кабинкой с человекоподобным роботом: его кожа была прозрачной, и сквозь нее были видны провода, гидравлические и электронные компоненты. Поначалу это смотрелось жутко — как оживший анатомический срез человеческого тела. Но вскоре глаза свыклись с этим образом и принимали его, как есть, — как ожившее упрощенное представление гораздо более сложного Компьютера.
— Покажите первое стихотворение, — произнес человек-компьютер. — Рабыня Руя, начинайте читать.
Руя взглянула на напечатанное на экране таблицы стихотворение и начала читать. Голограмма Руи появилась над центральным столом, чтобы все судьи могли разглядеть ее во всех подробностях. Это выглядело так, будто на пьедестале стояла женщина, а ее лицо было обращено к судьям.
— Мое стихотворение называется «Жестокий любовник», — объявила она.
Затем она начала читать, при этом она изящно двигалась, улыбаясь или же хмурясь, чтобы соответственно подчеркнуть значение сказанного. Над головой девушки, на виртуальном экране, в процессе чтения к тексту добавлялась очередная строчка, пока не стало видно все стихотворение целиком.
— Ключевые слова использованы правильно и в соответствующей последовательности, — прокомментировал Компьютер. — Каждое ключевое слово заканчивает свою строку, и каждое соответствует рифме на приемлемом уровне. Это положительные моменты. Дополнительные четыре строки использованы просто для завершения рифмы. Это нейтральные моменты. Метрика стиха правильная: четырехстопный амфибрахий, чередующийся с четырехстопным и трехстопным дактилем, с определенными модификациями в отдельных стопах. Это распространенный метод и не считается сложным в реализации. Я оцениваю техническую сложность в сорок два очка из пятидесяти. Передаю очередь судье слева.
Слева от него сидела женщина-рабыня.
— Я не очень разбираюсь во всех этих вещах, — сказала она неуверенно. — Но там есть рифма, и мне, пожалуй, понравилось. Поэтому я дам сорок пять очков.
«Ответ, достойный невежды», — подумал Стайл. Если бы он сидел в жюри, он никогда не стал бы так выставлять оценки, даже если бы это стоило ему Гражданства.
Следующим был мужчина-Гражданин в богатой одежде.
— Мы еще не обсуждаем содержание или интерпретацию? — спросил он и, когда получил утвердительный ответ от компьютера, продолжил: — Я нахожу формат простым, но эффективным. Я дам за него сорок очков.
Эта оценка Стайлу понравилась гораздо больше.
Затем проголосовал мужчина-раб:
— Мне не очень нравится женский тембр голоса, но технически, кажется, все соответствует. Ключевые слова на своих местах, они аккуратно вписались в текст. Я бы лучше сделать не смог. Сорок три очка от меня.
Женщина-Гражданка в костюме с блестками и с огненными опалами, мерцающими на ее ушах, голосовала последней:
— Некоторые строки притянуты или перепутаны, но полагаю, я должна это упомянуть в содержательной части. Она проделала отличную работу по соединению случайных слов в единую цепочку. Сорок шесть.
Стайл увидел, что средний бал стал сорок три, что было хорошим результатом — вероятно, гораздо лучшим, чем будет у него. Руе, определенно, удалось мастерски соединить ключевые слова воедино.
Он изначально знал, что в технической оценке его не ждет ничего хорошего.
— Теперь мы проанализируем второе стихотворение для технической оценки, — сказал Компьютер.
Стайл шагнул к экрану. Он поймал себя на мысли, что смотрит в стеклянные глаза робота сквозь напечатанное стихотворение. Он посмотрел чуть в сторону и увидел мужчину-раба. Он мог видеть кого угодно по своему выбору, просто смотря в соответствующем направлении. Вся группа судей находилась на его экране.
— Мое стихотворение называется «Догадки», — сказал он и начал читать: