ДМБ – 90,

ИЛИ

ИСПОВЕДЬ РАЗДОЛБАЯ

Сергей Ахмеджанов

КТО НЕ БЫЛ, ТОТ БУДЕТ,

КТО БЫЛ - НЕ ЗАБУДЕТ

730 ДНЕЙ В САПОГАХ…

Улан-Удэ. Домой. 22 декабря 1988 г.

Но знаю я, что лживо, а что свято,

Я понял это всё-таки давно.

Мой путь один, всего один, ребята,

Мне выбора, по счастью, не дано.

« Аэропорт, стою у трапа самолёта!».

В моей ошалевшей от свалившегося счастья башке прокручиваются слова этой незатейливой песенки уже, наверное, в сотый раз.

Я стою в обшарпанном и облезлом, с претензией на аэропорт, здании, сжимая в кулаке заветный авиабилет на Москву, и прячусь от могильного холода за окном. Столбик термометра угрожающе сползает к 40 градусам, а пронизывающий поганый ветрило гадливо просачивается под куцую солдатскую шинельку и, как казалось, в душу, где злобно орудует словно оккупант.

Улан-Удэ. Город, являющийся столицей Бурятской АССР, о котором я ранее и слыхом не слыхивал. В это мерзкое место меня занесла нелёгкая, которая почему-то называется почётной обязанностью и священным долгом каждого гражданина Союза Советских Социалистических Республик.

Прошло ровно полгода, как дуболомный прапорщик товарищ Орлов из Куйбышевского райвоенкомата города Москвы накинул на меня хомут армейской службы, торжественно вручив повестку. За это время мне успели доходчиво и внятно объяснить, что в армии умников, качающих свои права, не приветствуют, спровоцировали язву желудка, ознакомили с педикулёзом, наградили чудовищной формы дизентерией, а так же оперативно и без лишних затей отбили почки и веру во всё доброе, разумное и вечное. После чего, решив, что с меня хватит, отцы-командиры отправили меня в отпуск поправить пошатнувшееся здоровье и нервишки.

Прибыв ранним утром с первым автобусом в аэропорт, я увидел ожидаемую картину: у окошек касс висело объявление «билетов нет». Надо сказать, что в советское время самолётами летали или по блату, или подмазав «кого надо». Других способов просто не существовало. Пришлось применить весь свой актёрский талант и «безмыловзадницувлезание». Я сколотил свою будку пожалостливей и просунул её в окошко. Неся полную ахинею тоненьким голоском про пропадающий отпуск по состоянию здоровья и рыдающую матушку, уже не чаявшую увидеть своё родное чадо, я честно и невинно глядел в глаза так называемой кассирше. Женщина фундаментального размера и с внушительным бюстом, с глазами как два бура для прохода горной породы, молча выслушала меня, при этом пристально рассматривая, как микробиолог новый вид амёбы, вздохнула и - о, чудо! - пообещала порыться в брони! Что-то в монументе сферы услуг социалистической действительности скрипнуло и надтреснуло, эта афишная тумба дрогнула, а может быть, просто прорезались материнские инстинкты!!! Через полчаса я был самый счастливый человек на земле, уж в Забайкалье точно. Да, я умудрился с собой ещё одного служивого прихватить - «деда», у которого отпуск действительно горел!

Самолёт ИЛ-86 гудел двигателями ровно и деловито, унося меня вдаль из этого проклятого края с чёртовым климатом и лютыми комарами, вечно пьяным и бездарным офицерьём, с озлобленными и тупыми чурбанами, коих в стройбате, что блох на бродячей собаке. Улетал я с твёрдой решимостью СЮДА более не возвращаться, даже если мне придётся самому себе отгрызть руку до локтя и принять на себя все грехи человечества за последнее тысячелетие.

Весь полёт я размышлял о своей службе в стройбате: правильно ли я поступал, может, где-то надо было промолчать, где-то уйти в сторону, где-то смирить гордыню? Нет! Нет, и ещё раз нет! Я поступал так, как и должен был поступить, исходя из своих принципов, как велела моя совесть, в конце концов. Иначе я бы сам себя перестал уважать. Мне нечего стыдиться, я могу открыто и смело смотреть в глаза людям. Мой отец сызмальства воспитывал меня строго, я бы даже сказал жёстко. Лупил он меня исключительно кулаками, никаких ремней, при этом приговаривал: «Или я из тебя сделаю мужика, или урода». Эти шесть месяцев были настоящим испытанием для мужчины. Думаю, что армейские жернова я прошёл достойно, моему бате не придётся за меня краснеть, но главное – мне перед самим собой не было стыдно. Я ничего не стал бы менять, будь у меня такая возможность. Весь путь прошёл бы заново, нигде не свернув.

А впереди меня ждал отпуск в 45 суток, который плавно и непринуждённо перетёк в 116 дней. Но это уже другая история!

Москва. Повестка. 3 июня 1988 г.

У меня друзья очень странные,

С точки зрения остальных,

И я слышу речи пространные,

Что я с ними пью на троих.

Жаркий июньский день. Еду в автобусе, в кармане повестка с вещами на 21 число, настроение не то что отвратительное, а скорее философское. Помимо тревоги за своё будущее, присутствует и чисто человеческое любопытство. Как я там буду? Ведь когда-то я мечтал стать офицером танковых войск, но не судьба - папа отговорил. Мол, послужи годик, понравится - поступишь в военное училище. Просто в свете прочитанной книги «100 дней до приказа» и рассказов уже отслуживших ребят со двора была определённая тревога. Предписание мне выдали в стройбат, всё-таки строительный техникум окончил - за 2,5 месяца из мастера до инженера дорос. Но было тут и одно подводное течение во всех его значениях. Весь последний месяц я с военкоматом бодался. Эти дятлы хотели меня в подводный флот определить, мотивируя:

- Подумай, на Кубе будешь служить, питание там соответствующее, с твоей-то язвой самое оно!

- В гробу я вашу Кубу видел! В белых кроссовках! 3 года с атомным реактором в обнимку, чтоб потом пися вприсядку работала? Разглядывать этот остров Свободы в перископ? Ага, всю жизнь бредил подводным миром и морями-океанами! Сбегу, пока присягу не принял, могу бегать. - парировал я безапелляционно, немного подумав, добавил:

- Хочу в танковые войска, с детства мечтал, даже модельки всякие там собирал-клеил.

Но, военком, не терпящий упёртых призывников, направил меня в Королевские Войска, а именно - в стройбат. Проучить меня решил. Козёл.

Теперь осталось два дела и можно отправляться на охрану здорового храпа моей горячо любимой Родины. С первым я разобрался сразу - уволился с работы. Со вторым было сложнее: уломать родителей организовать проводы дома по-человечески. Дело в том, что я подвержен был двум пагубным привычкам, которые маму с папой регулярно приводили в ступор и смятение. Короче, я имел непреодолимую тягу к алкоголю и удивительную способность влипать в приключения даже там, где их не могло быть по определению. Предки боролись с этим явлением всеми своими силами, но что они могли сделать. Да, мне объявляли бойкот, отлучали от обеденного стола, прятали одежду, чтоб не мог выйти на улицу, об меня трещали швабры и бельевые палки, а отец как-то сломал свой палец о мой лоб и ещё ставил мне потом это в упрёк!

В принципе, бухал я не так уж и часто. Просто это было так заметно и ярко, что многие считали меня хронью гидроидной. Я умудрился в 18 лет попасть даже в медвытрезвитель, отмечая успешную защиту диплома! О чём уж тут говорить.

При всём этом я просто обожал читать, буквально глотал книги в огромных количествах. И не чушь всякую, а серьёзную историческую литературу. Ещё я каждые выходные играл в футбол. Мог цитировать по памяти поэмы и стихи. Волочился за девушками. Такой вот противоречивый портрет современного раздолбая.

Дома за семейным ужином я всё выложил родителям. Мама, что ожидаемо, сразу встала на дыбы и заголосила: « Мне ещё тут пьянки не хватало с твоими алкашниками! Нет, нет и ещё раз нет!»