Вербена тоже веселится. И старается втянуть меня в общее празднество. После того памятного вечера во время шторма отношения наши стали настолько дружескими, насколько они могут быть между молоденькой девушкой и холостым мужчиной. Еще один шаг, и… правила приличия потребуют от меня сделать официальное предложение. Подозреваю, Вербена ждет этого. Я же не могу выбросить из головы тревожные подозрения. Тот вечер и особенно сон, посетивший меня в пришедшую следом за ним ночь. Что-то изменилось во мне. Да, я по-прежнему выгляжу как Хайк Левенталь, думаю как Хайк Левенталь, помню и умею все, что положено Хайку Левенталю. Но где-то в глубине меня сидит то, что не выразить словами, что не прочесть ни в одном научном трактате… Ощущения… Прежний Хайк Левенталь не знал их, иначе я бы помнил об этом…»
Корабли вошли в гавань Аннака на рассвете девятого дня тридцать первой декады восемь тысяч восемьсот пятьдесят четвертого года. Следующие три декады командору бан Левенталю предстояло заниматься подготовкой экспедиции. Три декады — на снаряжение боевых кораблей, и без того готовых выйти в море при первой необходимости. Вдобавок капитаны которых отчитывались не столько перед новоявленным командором, сколько перед губернатором. Свободного времени у Левенталя оставалось в избытке. И большую часть его он проводил в обществе Вербены.
Формальная фраза с предложением руки и сердца так и не прозвучала… Кажется. Хайк уже не был уверен в этом. Не только Вербена, но и родители ее вели себя с ним будто с официальным женихом. Левенталь понимал, что являет собой идеальную партию для дочери губернатора. Молодой, преуспевающий торговец, гроссмейстер, командор! Не важно, удастся ли найти Южный путь к сокровищам Сима. После того как пираты будут разгромлены — в том, что их разгромят, не сомневался никто, — первой кандидатурой на пост губернатора Южных морей станет опять-таки он, Хайк бан Левенталь! И Вербена была отличной парой для него. Молода, красива, в меру умна, богата, знатна. Хайк видел, как смотрели на девушку офицеры «Беннели». Даже матросы, не в силах сдержаться, исподтишка бросали на дочь губернатора полные вожделения взгляды. А в самом Аннаке? Она уплыла отсюда девчонкой, а вернулась — невестой. И не один десяток молодых мужчин желали, чтобы — его.
Наверное, Хайку было бы легче, если бы Вербена со всеми своими достоинствами не нравилась ему. Но она нравилась! Левенталю приятно было общество девушки. Он с удовольствием рассказывал о своих путешествиях, слушал, как она поет, аккомпанируя на гитаре. Вербена становилась другом, с каждым днем все более близким. Однако желания интимной связи не возникало. Хайка пугала сама мысль о подобном. Какой-то неосознанный страх сделать что-то неправильно.
Странный сон возвращался уже дважды. И каждый раз он был в нем одной и той же женщиной! Незнакомой, непонятной. Что, если это начало болезни, самой постыдной, какая может поразить гражданина гильдии, болезни раздвоения разума? Нет лекарств от этого. Когда припадки становятся частыми и буйными, больного запирают в одной из подземных палат Госпиталя. До самой смерти Счастье, что к этим людям она приходит достаточно быстро. Никто из врачей не знает, как начинается эта болезнь. Возможно, именно так со странных, «чужих» снов? И судьба молодого гроссмейстера, командора не открытых еще морей, — закончить жизнь в тесном, обитом мягким войлоком склепе? Если так… Левенталь тогда желал лишь одного — успеть найти Южный путь вокруг континента. А женитьба, брачное ложе Вербены… Что ж, эта проблема как-нибудь да разрешится.
Но разрешилось все совершенно иначе, чем Хайк мог представить.
Дважды в декаду губернатор собирал у себя капитанов эскадры, готовящейся к отплытию. Слушал рапорты, отдавал указания. На третье совещание вместо капитана галеона «Элефант» прибыл его старший офицер. Бан Эйнен был строгим начальником, потому моряк принялся объяснять, едва переступил порог кабинета:
— Мессир, капитан Тормсен не смог приехать. Он болен…
— Болен? Что с ним могло случиться на берегу? Он что, выпил лишнего и, свалившись с мостика, сломал ногу?
Капитаны дружно заулыбались, оценив шутку гроссмейстера. Но офицер «Элефанта» оставался серьезным.
— Никак нет, мессир. У него лихорадка. Должно быть, простудился.
Лицо бан Эйнена стало суровым.
— Какая-то никчемная простуда способна уложить капитана боевого корабля в постель, словно хилого младенца? Ничего себе! Хорошо, офицер, я разберусь с этим позже. Садись.
Кресло старпома «Элефанта» находилось как раз напротив Левенталя, потому Хайк поневоле наблюдал за ним. Вначале казалось, что офицер чрезмерно взволнован присутствием на столь высоком совещании. Был заметно бледен, то и дело облизывал сохнущие губы, и бокал разведенного холодной водой лимонного сока выпил одним долгим, жадным глотком. Не дожидаясь, пока остальные, старшие по чину и должности, притронутся к своим.
Левенталь, повинуясь порыву, неожиданному для него самого, оборвал очередной рапорт вопросом:
— Офицер, вас тоже лихорадит?
В кабинете установилась тишина. Вначале все недоуменно уставились на командора, но тут же вслед за ним перевели взгляд на старпома «Элефанта». Тот был застигнут врасплох.
— Я? Э… — Он вскочил из-за стола. — Да, немного… Должно быть, тоже простуда.
— Да что за кисейные барышни у вас в команде?! — грохнул кулаком по столу губернатор.
Но Хайк, не обращая внимания на этот взрыв, продолжал расспрос:
— И сколько еще людей на корабле «простудилось»?
— Шестьдесят семь человек помещены в лазарет. В том числе три офицера и капитан, — нехотя выдавил старпом.
По комнате пронесся изумленный вздох. Все более убеждаясь в страшной правоте своего подозрения, Хайк Скомандовал:
— Расстегните камзол!
— Зачем?
Растерялся не только старпом, все присутствующие. Бан Эйнен, ничего не понимая, ждал объяснений. Левенталь повторил настойчиво:
— Расстегните, я вам говорю! И рубашку!
Офицер подчинился. Кабинет был ярко освещен масляными лампами, так что Хайк отчетливо увидел то, что и ожидал. Что страшился увидеть. Кожу на груди мужчины покрывала красноватая сыпь.
— С остальными то же самое? А у заболевших первыми уже появились волдыри?
— Да.
Губернатор поднялся, с грохотом отбросив стул.
— Я не понимаю, что происходит на одном из моих кораблей, кракен вас забирай! И хочу разобраться. Немедленно, клянусь акульими жабрами! Я сейчас же отправляюсь на «Элефант», поговорить с твоим капитаном. И лекарем! Мне не нравится простуда, укладывающая в постель разом треть экипажа!
— Погодите! — вскочил и Левенталь. — Нельзя идти на галеон, это опасно.
— Опасно? Ты думаешь, там ловушка? Считаешь, среди моих офицеров могут оказаться предатели?
Теперь уже хмуро и подозрительно все смотрели на командора. Чужака в их городе. Скорее уж здесь поверят в его предательство!
Хайк отрицательно затряс головой.
— Эта болезнь — не простуда…
— Я тоже так думаю! Их отравили каким-то неизвестным мне ядом. И я разберусь, кто и как это мог сделать! Не беспокойся, гроссмейстер, я не собираюсь пробовать воду и пищу на этом корабле…
— Дело не в отравлении. — Хайк позволил себе перебить губернатора. Было ли это нарушением субординации? В глазах капитанов — да, хоть формально они с бан Эйненом в равных чинах. Но думать, как выглядят в глазах будущих подчиненных его поступки, сейчас было не время. Хайк вновь обернулся к офицеру «Элефанта». — Как давно вы вернулись в Аннак?
— Декаду назад. Мы патрулировали акваторию к северу от Малых Гидр.
— Вы заходили в гавани, высаживались на обжитые людьми берега? Может быть, останавливали для осмотра какие-то корабли?
— Н-нет. То есть мы обнаружили на рифах одного из необитаемых островов остатки разбившейся шлюпки.
— Там были люди?
— Два трупа. Они почти сгнили, не опознать. Мы похоронили их по морскому обычаю. Капитан внес это в рапорт.
Левенталь посмотрел на губернатора. Бан Эйнен кивнул.
— Да, мне известно об этом происшествии. Скорее всего, рыбаков унесло в море. Хотя не исключено, какая-то из наших каравелл потерпела крушение.
— Мне об этом не сообщили…
— За то, что происходит в Аннаке и водах Альменского моря, отвечаю я! Твоей экспедиции, командор, это не касается!
— Это касается всех, — хмуро прошептал Хайк
О новой болезни Левенталь впервые услышал во время своего давнего плавания вдоль берегов Хокана. О ней испуганно рассказывали жители прибрежных улусов, менявшие добротно выделанные кожи на железо и бронзу. Сами туземцы знали о ней от своих соседей, кочевавших далее в глубь континента. И те — от соседей, и те. Никто не видел больного воочию. Но столь страшны были рассказы, что разлетались по степи быстрее самого резвого скакуна…
В глубокой пещере под снежными вершинами Карханара спал черный демон Ос-па. Спал с тех самых времен, когда могущественные дейми сотворили мир. Дейми были щедры к людям, дав им во владение бескрайние степи Хокана. Но люди оказались слишком жадными и любопытными. Хан одного из улусов захотел найти дорогу через перевалы Карханара, узнать, что лежит за снежными горами. Лавина погубила наглецов и разбудила Ос-па. Черный демон выбрался из пещеры, обернулся ядовитым ветром, полетел по миру. Теперь он селится в каждом, кто вдохнет тот ветер. Пожирает его изнутри, живет в его дыхании, в пузырях и язвах, выступающих на коже. Даже в трупах!
Неудивительно, что хоканцы верили в демоническую причину болезни. Ни один шаман не знал лекарства от нее. Начиналось все как обычная простуда. Жар, ломота в суставах, жажда, головная боль, тошнота. Тело покрывала сыпь, превращавшаяся в волдыри, многие, кто выздоравливал, оставались калеками. Хоканцы пытались остановить болезнь, сжигая тела умерших, — а то и живых! — их жилища со всей утварью, даже лошадей, высшее богатство кочевников. Но самые жестокие меры не помогали — болезнь расползалась по степи.