Джек Хиггинс
Штормовое предупреждение
Джону Ноулеру — с дубовыми листьями
Из дневника контр-адмирала ВМФ США Кэри Рива:
«…тогда я понял величайшее из всех таинство — инстинкт человека пожертвовать собой, чтобы другие остались жить. Поэтому храбрость никогда не выходит из моды, и никогда в жизни я не видел ее выраженной лучше, чем в случае с „Дойчланд“. В разгар величайшей войны в истории люди с противоположных сторон оказались способны действовать вместе, разделить риск, стать самими собой в попытке спасти горстку человеческих существ от древнего и неумолимого врага человека — Океана. Я никогда не видел лучше выраженной трагическую ничтожность войны и не чувствовал большей гордости за моих товарищей — людей, чем в это время…»
Баркентина «Дойчланд», 26 августа 1944 г. Одиннадцатый день из Рио-де-Жанейро. На якорной стоянке в Белеме. Начинается жара. Умеренная торговля. Погружен остаток угля. С балластом песка до Рио. Люки задраены, готовы поднять паруса к отплытию. К вечеру дождь.
1
Когда Прагер повернул за угол, гром прогрохотал далеко над морем и молния прочертила небо, на мгновение ярко осветив гавань. Обычная стайка небольших судов и три-четыре прибрежных парохода пришвартованы к главному молу. «Дойчланд» стояла на якоре на главном фарватере, подчеркивая, что она — единственное парусное судно в гавани.
Дождь начался внезапно, теплый и сильный, пропахший гниющими растениями из приречных джунглей. Прагер поднял воротник куртки и, держа под мышкой старый кожаный портфель, заторопился под стеной воды к бару «Огни Лиссабона» в конце рыбного пирса.
Слышались звуки музыки, слабые, но достаточно ясные: медленная грустная самба, вызывающая ощущение ночи. Он поднялся по ступенькам на веранду, снял очки, вытер капли дождя платком, аккуратно водрузил их на место и заглянул внутрь.
Место было пустынно, если не считать бармена и Хельмута Рихтера, боцмана с «Дойчланд», сидевшем в конце бара с бутылкой и бокалом перед ним. Это был крупный тяжеловесный мужчина в штормовке и джинсовом кепи с длинными светлыми волосами и бородой, делавшей взгляд старше его двадцати восьми лет.
Прагер вошел. Бармен, протирающий рюмку, поднял глаза. Прагер проигнорировал и прошел к бару, стряхивая дождь с панамы. Он поставил портфель на пол к ногам.
— Доброй ночи, Хельмут.
Рихтер степенно кивнул и поднял бутылку:
— Глоточек, господин Прагер?
— Наверное, нет.
— Мудрый выбор.
Рихтер наполнил свой бокал:
— Кашаса. Говорят, она портит мозги и печень. Плохая замена доброму шнапсу, но его не видят здесь с тридцать девятого.
— Капитан Бергер здесь?
— Ждет вас на борту.
Прагер снова поднял портфель:
— Тогда нам надо идти. Времени немного. Кто-нибудь спрашивал обо мне?
Прежде чем Рихтер ответил, голос произнес на португальском:
— Сеньор Прагер, приятный сюрприз.
Прагер быстро обернулся, занавеска на маленькой кабинке позади него отодвинулась. Человек, сидевший там с бутылкой вина, был полноват, мятая форма цвета хаки в пятнах пота и разошлась по швам.
Прагер изобразил улыбку:
— Капитан Мендоса, вы когда-нибудь спите?
— Не слишком часто. Что на этот раз, дела или удовольствия?
— Всего понемногу. Вы знаете, положение лиц немецкой национальности в наши дни довольно трудное. Ваше правительство более обычного настаивает на регулярных отчетах.
— Поэтому необходимо, чтобы вы увидели Бергера и его людей лично?
— В первый день последней недели каждого месяца. Ваши люди в Рио очень строги в этих вопросах.
— А добрая сеньора Прагер? Я понял, что вы прилетели вместе.
— У меня несколько дней отпуска, а она не видела эту часть страны. Идеальный повод.
Рихтер выскользнул, не говоря ни слова. Мендоса проводил его взглядом:
— Славный парень — сказал он. — Кем он был? Главным рулевым на подлодке. Оберштойерманн, я правильно произношу?
— Да.
— Выпьете со мной?
Прагер поколебался:
— Только быстро, если вы не против. У меня встреча.
— С Бергером? — Мендоса кивнул бармену, тот безмолвно налил бренди в два бокала. — Когда он отчаливает в Рио? Утром?
— Думаю, да.
Прагер потягивал бренди, понимая, что находится теперь на опасной почве. Ему было пятьдесят пять, помощник консула германского посольства в Рио до августа 1942 года, когда бразильцы, разъяренные торпедированием немецкими подлодками нескольких торговых судов, объявили войну Германии. Не более, чем жест, но это вызвало проблему, что делать с лицами немецкой национальности — в частности, со все возрастающим числом моряков Кригсмарине, оказавшихся на берегах Бразилии.
Прагер, пробывший в стране двадцать лет и принятый в высоких сферах, был оставлен справляться со всем этим. Так как, кроме всего прочего, между Бразилией и Германией лежало пять тысяч миль океана, то не было нужды устраивать дорогие лагеря для интернированных. Бразильское правительство довольствовалось ежемесячными отчетами, которые он представлял о своих гражданах. Пока они где-нибудь работали и ни во что не вмешивались, все были счастливы.
Мендоса сказал:
— Я начальник этой гавани уже два года и большую часть этого времени «Дойчланд» приходила регулярно. Скажем, раз в два месяца.
— Да?
— На судне такого размера обычно есть капитан, помощник, боцман, примерно шесть матросов и кок.
— Верно.
Мендоса задумчиво глотнул немного вина:
— У меня информация, что команда Бергера в этом рейсе что-то около двадцати человек.
Он дружелюбно улыбнулся, но глаза на толстом лице глядели остро. Прагер осторожно сказал:
— В Рио много немецких моряков.
— И каждый день становится все больше. Война, мой друг, для вас идет неважно.
— Бергер, наверное, хочет многим дать работу.
Мендоса счастливо улыбнулся:
— Ну конечно. Это объяснение мне не приходило в голову. Но не буду вас задерживать. Может, найдется время еще глотнуть завтра?
— Надеюсь, да.
Прагер быстро вышел. Рихтер ждал, стоя на веранде. Дождь неослабно молотил по земле.
— Все в порядке? — спросил он.
— Не совсем — ответил Прагер. — Он понял, что что-то происходит. Но может ли он вообразить себе правду? Никто в здравом уме не поверит. — Он хлопнул Рихтера по плечу: — Пошли.
Боцман произнес:
— Я не мог сказать вам в баре, но вас спрашивали.
Позади послышались шаги, Прагер обернулся, и монахиня в тропически-белом облачении выступила на свет. Это была невысокая женщина, чуть более пяти футов, с ясными, безмятежными глазами и спокойным, чистым лицом.
— Сестра Анджела — сказала Рихтер.
— …из сестер милосердия миссии на Рио-Негро. Не надо представления, Хельмут. Сестра Анджела и я — старые знакомые.
Он снял панаму и протянул руку, которую она кротко пожала с неожиданной силой.
— Рад снова увидеть вас, сестра.
— И я рада, господин Прагер. Думаю, вы знаете, почему я здесь.
— О, да, сестра. — Отто Прагер тепло улыбнулся. — Кажется, знаю.
Якорная лампа висела на носу «Дойчланд», как требовали морские правила, и ее они увидели первой, когда Рихтер повел шлюпку через гавань. Потом внезапно баркентина оказалась очень близко, мачты и перекладины чернели на фоне неба.
Прагер глядел вверх с явным удовольствием, взбираясь по веревочной лестнице. Это была трехмачтовая баркентина, построенная Хемитом Кемпбеллом в Клайде в 1881 году, и построенная с любовью, пониманием и грацией, с элегантными обводами клиппера и длинными кливерами.
Она провела жизнь в торговле; из Ньюкасла-на-Тайне с пароходным углем в Вальпараисо; с чилийскими шпротами на американское западное побережье; строевой лес в Австралию; шерсть в Британию… бесконечное кольцо, пока паруса не вымерли в обреченной попытке побороть пар; один пользователь за другим и три смены имени, пока, наконец, она не была куплена бразильской фирмой «Братья Майер» — семейством немецкого происхождения, перекрестившим ее в «Дойчланд» и пославшим на прибрежную торговлю. От Рио до Белема и устья Амазонки — судно как раз для таких глубин, при полной загрузке ей хватало восьми футов.