- Рони, мы поедем по тропинке, что тянется вокруг свалки, - Оливии не хотелось стычек с карантинным патрулем. Она знала, что летучие отряды носятся по дорогам, отбирая и сжигая продовольствие, вывезенное из Райфла и Форт Моргана. Хотя собранное за столь короткий срок питание было довольно скудное, но совсем без продуктов на ранчо людей ожидала голодная смерть.
Они решили ехать ночами, не зажигая фонарей в повозках. Главным сейчас было как можно скорее пробраться на ранчо.
- Как ты сумел похитить Берни Дугласа? - Оливия благодарно поцеловала Рони Уолкотта.
- Разве твой брат не индейский охотник-пима, дорогая Оливия? Берни стал совсем тощий и легкий, словно мальчик-подросток! Я взял его на руки, закутал в одеяло и вынес.
- Никто не позвал на помощь доктора?
- Все радовались, что за Берни будут ухаживать любящие люди, Оливия. И завидовали Берни Дугласу.
- Будем молиться, чтобы доктор сэр Гэбриэл Пойнсетт не направил в погоню карантинный отряд! Он не знает, куда мы направляемся. Надеюсь, что Мэган никому не скажет.
Выбирая окольные тропы, они к полуночи оказались неподалеку от фермы четы Мартин.
- Рони! - окликнула Оливия брата, который умудрялся управлять сразу двумя фургонами. - Подойди сюда, дорогой.
- Тебе нужна моя помощь, Оливия? - Рони Уолкотт, присмиревший и сдержанный, вскочил на козлы рядом с девушкой.
- Знаешь, я ведь так и не успела посетить могилу бабушки… Там слишком много похоронных процессий. Бабушкина могила была с краю, а теперь ограду отнесли в сторону пустыря! И прибавилось два ряда свежих могил…
- Не думай об этом, сестренка. Тебя надо думать о малыше. Берни придет в себя и будет рад твоей беременности. Он очень любит тебя, Оливия, - но Оливии казалось, что голос Рони звучит не слишком уверенно и не очень убежденно.
- Мне кажется странным, что Берни Дуглас все время крепко спит, Рони. Он дышит тяжело и хрипло… Надеюсь, у Лиззи Мартин все в порядке. Видишь, подъезд к ферме освещен. В доме темно и тихо. Похоже, только на кухне горит лампа. Наверное, миссис Лиззи Мартин сбивает масло из свежих сливок вечернего удоя.
Так они и ехали до рассвета по знакомой, но совершенно безлюдной дороге. Берни Дуглас лежал без сознания, но время от времени начинал бредить. Когда ему было больно, он стонал и звал мать.
В такие минуты на душе у Оливии было не очень комфортно, вскипали ревность и негодование. Ее обижало то, что Берни совершенно не вспоминал в бреду о ней. Она мрачнела и не отвечала на вопросы Рони, предпочитая отмалчиваться.
- Давай на день спрячем фургоны в зарослях, а коней, чтобы не привлекали внимания, я отгоню попастись. Ты побудешь немного одна, Оливия?
- Хорошо, Рони. Я немного посплю… Поможешь мне обтереть Берни? Он ночью несколько раз потел. Надо переодеть его и перестлать ему чистые простыни.
Они покормили и напоили больного, который по-прежнему находился в бессознательном состоянии. К счастью, прежнего жара в его теле не ощущалось, и Берни больше не бредил.
- Я поищу питьевой воды. - Рони взял бутыли, оплетенные ремнями, оседлал Хелпо, и погнал свой небольшой косяк в глубину каньона.
Оливия осталась наедине с беспамятным Берни Дугласом. Она сидела в изголовье больного и клевала носом, потому что ее клонило в сон. Ночью спать не пришлось, но ее радовало то, что таким образом к рассвету следующего дня они пересекут границу ранчо <Клин Крик>. Лишь бы в пути не произошло ничего плохого.
Прислонившись спиной к козлам, Оливия закрыла глаза. Кругом было тихо. Навевая дремоту, монотонно звенели кузнечики, и трещала крыльями саранча, перелетая с куста на куст. Высоко в небе, над самыми высокими вершинами парили орлы и ястребы. Нежно переговаривались друг с другом малиновки, и звонили в свои колокольчики большие синицы.
Оливия чувствовала к Берни необыкновенную нежность. Она положила голову больного с влажными волосами себе на колени, и любовно рассматривала каждую черточку его лица, отгоняя мух, которые в августе бывали нешуточно злыми и больно кусались, доставляя беспокойство.
Лицо Берни Дугласа было удивительно переменчивым. Вот он насупил брови, и выражение его лица стало суровым, немного недовольным.
- Берни, любимый мой, открой глаза и посмотри на меня так, как ты смотрел в нашу первую ночь - с нежной признательностью и любовью! - Оливия погладила его висок, на котором напряженно билась голубая жилка. - Ты жив, Берни, жив, и это самое главное для меня. Я люблю тебя, Берни. Услышь мой голос, дорогой…
За кустами залаял Зверь, которого Рони оставил с Оливией.
- Мэм! - тихо окликнул ее приятный женский голос.
Осторожно переложив Берни, Оливия вскочила и взяла карабин наизготовку:
- Кто там? Зверь, ко мне! - позвала Оливия собаку. - Я стреляю очень метко! - предупредила она, взводя курок. - Осторожнее, я буду отстреливаться до последнего патрона, даже если вы привели полицию или карантинный патруль! - в ответ на ее монолог в кустах раздался женский смешок и настороженный шепот:
- Можно подойти, мэм? Мы не причиним вам никакого вреда. Вероятно, не только мы одни опасаемся полиции. Видите, мэм, ваш сторож доверяет нам!
Из-за кустов доносился приятный женский голос, но его обладательница не решалась покинуть своего убежища.
Пес встал рядом, прикрывая собой Оливию, но особой враждебности не проявлял. Оливия откинула локоны, упавшие на лоб. Взяла карабин наизготовку.
- Меня зовут Сара, мэм, - представилась все еще не видимая Оливии женщина. - Я просто ищу работу, чтобы можно было прокормиться, мэм.
- Подходящее место! - Оливия рассмеялась над комичностью ситуации. - В зарослях акации и ежевики, случается, можно отыскать работодателя. Что-то раньше я подобного не слышала!
- Мэм, сейчас такие времена, что не знаешь, где и что отыщешь… Ой, какая хорошенькая леди! Дитя мое, Роззи, поздоровайся с леди!
Оливия во все глаза таращилась на появление двух темнокожих женщин. Вернее, только Сара оказалась негритянкой тридцати с небольшим лет, а ее дочь Роззи, девушка примерно восемнадцати лет от роду, была миловидной мулаткой с оливковой кожей и выразительными карими глазами.
- Сара и Роза Томсон, - представилась за двоих старшая женщина, опасливо косясь на пса.
- Похоже, Зверь, признал вас за своих, Сара и Роззи Томсон… Вы беглянки? Но со мной вам не менее опасно!
- Вы сдадите нас в полицию, мэм? - Сара печально понурилась. - Но… если можно, хотя бы немного покормите мою Роззи. Мы не ели три дня, мэм.
- О, господь мой! Конечно же, вы голодны! - отложив в сторону карабин, Оливия достала из продуктового ящика ковригу хлеба, большую бутылку утреннего молока и несколько ломтей сыра в закрытой масленке. - Если не боитесь, то - пожалуйста. Хочу вас предупредить, что мой жених Берни Дуглас болен тифом. Мой брат Рони Уолкотт выкрал его вчера из госпиталя в Райфле. Если все сложится благополучно, то к рассвету мы окажемся на ранчо. Там моя земля, и никто не посмеет распоряжаться на ней.
Женщины принялись уплетать угощение, сверкая белками глаз и ровными белоснежными зубами. Зверь спокойно улегся на землю, не проявляя к неожиданным гостьям никакой агрессивности.
- Мы уже устали всего на свете бояться, мэм.
- Мисс! Мисс Оливия Гибсон, Сара.
- Благослови вас Господь, мисс Гибсон, - Сара стряхнула с подола светлого ситцевого платья хлебные крошки. - Ты сыта, Роззи?
- Да, мама! - Роззи с признательностью улыбнулась Оливии.
- Поблагодари мисс Гибсон, детка, - Сара с упреком взглянула на дочку.
- Может быть, мы можем для вас что-нибудь сделать, мисс? Постирать, присмотреть за больным, побрить его? - предложила Сара. - Я ухаживала много лет за больным хозяином. А когда он все-таки умер… - она тяжело вздохнула. - Молодые хозяева продали меня вместе с Роззи.
- И куда же вы сейчас? - Оливия обрадовалась предложению Сары и стала перебирать вещи Берни Дугласа, которые отдали больные Рони Уолкотту, когда тот забирал Берни. - И, правда, Сара, если можете, помогите мне побрить Берни. Я не умею. Наверное, и Рони Уолкотт никогда этого не делал.