— Ой, — сообразил Егор. — Мы вернулись.

— Вот теперь все и начинается, — вздохнула Люська.

Хенри Слизар

УБИЙСТВО С ОТСРОЧКОЙ

— Какая сегодня жарища! — заметил репортер. — Не будете возражать, если я приоткрою окно пошире?

— Что вы! — ответил Джо Харпер.

Он встал с кресла, не спеша направился к шкафчику со спиртным и в высоком стакане смешал питье со льдом, при этом его движения были скованными и осторожными. Репортер знал, почему Харпер так двигается, и следил за ним сострадательным взглядом.

— Не стоило беспокоиться, — заметил он.

— Для меня это не беспокойство, — отвечал Харпер. — Я пока еще могу ходить, резких движений только следует избегать.

Он передал репортеру стакан и улыбнулся, но улыбка не смягчила выражения его худощавого лица и без следа растаяла, когда Харпер неторопливо опустил в кресло свое тощее тело. Было ему уже под пятьдесят, но если бы не признаки страдания, он, с его мелкими чертами лица и густыми темными волосами, вполне бы мог выглядеть и моложе своих лет.

— Вам, верно, уже осточертело без конца говорить о своем несчастье — промолвил репортер. — Я очень признателен за то, что вы не отказались уделить мне время.

— Знаете, рассказывать эту историю мне приходилось не так уж и часто. Правда, поначалу, сразу после ограбления и во время суда мной интересовались довольно многие газеты, но потом, после осуждения Френка Налли, все об этом позабыли. Так, значит, вы говорите, вам нужен материал для воскресного очерка?

— Да, то, что интересует широкую публику.

— Понятно.

— Мне и в голову не приходило, что подобное может случиться, когда я стал работать у мистера Пахмана, — начал рассказывать Харпер. — В здании, где находится его компания по скупке и продаже бриллиантов, размещены конторы примерно пятидесяти очень крупных дельцов. А у мистера Пахмана — такого тихого милого старикана — бизнес весьма небольшой. Может, как раз это и привлекло к нам внимание Налли. Похоже, он подумал, что наехать на старикашку Пахмана для него — пара пустяков.

Проработав там пару месяцев, я начал вести дела почти со всей клиентурой, мистер Пахман занимался только оценкой. Ему перевалило за семьдесят, в такие годы уже не до работы, и он приходил в контору два-три раза в неделю. Его не было со мной в тот день, когда Налли решил совершить налет.

Дело происходило утром во вторник. Руфь, наша секретарша, только что отправилась покупать нам кофе, и я остался один в конторе. Тут является этот субчик в немыслимо пестром пиджаке. Его одежда ничуть меня не насторожила — знали бы вы, сколько у нас перебывало клиентов самого странного вида, и некоторые из них приносили в карманах бриллианты на многие тысячи долларов. Какие-то подозрения у меня все же возникли, когда этот тип заявил о желании сделать покупку. Запинаясь к на каждом слове, он кое-как объяснил, что хочет выбрать бриллиант для кольца невесты. Я достал один поднос, но поставил его поблизости от того места, где в полу находилась кнопка тревоги. Должно быть, он догадался, что это мера предосторожности с моей стороны, и тотчас наставил на меня пистолет.

Сказать правду, я очень испугался и просто не мог оказать ему какое либо сопротивление, тем более это и не входило в мои обязанности. К тому же я знал, что Пахман застрахован, и мне не было резона нарываться на пулю, а оставалось лишь выполнять роль безучастного свидетеля. Oн cгреб бриллианты, потом велел показать другие подносы. Руки у него, как и у меня тоже, заметно дрожали. Я достал второй поднос, который тут же выскользнул у меня из пальцев. Я присел на корточки, чтобы подобрать рассыпавшиеся по полу камни, моя рука случайно оказалась поблизости от ножной кнопки сигнализации, и Налли, наверное, испугался, что я собираюсь нажать ее, потому что тут же в меня и выстрелил.

Из последующих событий я помню лишь, как хлопнула входная дверь, когда Налли убегал от нас. Затем я впал в беспамятство и всего на несколько секунд пришел в себя в машине «скорой помощи». Смутно припоминаю, как меня везли в операционную и я, лежа на спине, видел убегающие назад потолочные светильники больничного коридора. Через три часа после операции я очнулся от наркоза и смог разговаривать с полицейскими. Мне сказали, что Налли схватили при выходе из здания — понимаете, там имеется один только выход; все эти здания на 47-й улице, в которых размещаются торгующие бриллиантами компании, имеют всего по одному входу-выходу. А на следующий день я узнал, что врачи не сумели вынуть из меня пулю.

Это была страшная для меня новость. Пуля, оказывается, пробила мне грудину, едва не задела сердце и легкое и засела во внутренностях так, что ее невозможно извлечь, не повредив жизненно важные органы. Врачи и показывали рентгеновские снимки, читали мне длинные обстоятельные лекции по анатомии, после чего я понял, что рано или поздно пуля не преминет выскочить из того места, где она временно внедрилась, и убьет меня.

Я еще лежал в больнице, когда Фрэнку Налли предъявили обвинение в вооруженном разбое и покушении на жизнь человека. Тогда ко мне валом повалили посетители, кто-то цокал языком и качал головой, рассматривая мои рентгеновские снимки. Репортерам любопытно было знать, какие чувства испытывает человек, носящий в груди свой смертный приговор. Потом ко мне привезли самого Налли — для опознания. Уж я-то его сразу узнал!

К началу судебного процесса над ним врачи решили, что больше они со мной ничего поделать не могут, и выписали меня из больницы. Мне велели относиться ко всему хладнокровно и не утруждать себя физическими усилиями. Чем я спокойнее буду себя вести, тем дольше проживу. Я, разумеется, знал цену всем этим рекомендациям и заверениям, ни черта лысого они не стоят — пуля прикончит меня рано или поздно. Через неделю, через месяц, может, даже через год, но прикончит.

Окружной прокурор поинтересовался, согласен ли я давать показания в суде. Мне очень хотелось, чтобы Налли получил по заслугам, и для этого я был готов сделать все, что в моих силах.

Никогда не забуду день суда. Зал был битком набит родственниками Френка Налли — он, оказывается, происходит из очень сплоченного, спаянного семейства, в котором все горой стоят друг за друга. Родственники плакали и вели себя так, будто это не суд, а уже похороны, из-за производимого ими шума судья велел им покинуть зал. Адвокат пытался представить молодость обвиняемого в качестве смягчающего вину обстоятельства, но как только я занял место для дачи показаний, участь Налли была решена.

Вы, наверное, помните, какой приговор вынесен ему? Фрэнк Налли получил тридцать лет тюремного заключения. Фактически он является убийцей и заслуживает казни на электрическом стуле, но по закону не может быть приговорен к высшей мере наказания, покуда я жив и дышу.

Но это лишь временная ситуация, в конечном счете тюрьмой ему не отделаться. Если бы не сидящая во мне пуля, он бы, конечно, мог отбыть положенный срок и выйти на свободу, мог бы даже добиться условно-досрочного освобождения еще до того, как состарится. Однако же эта пуля находится во мне, и недалек тот день, когда она меня угробит. Как только это случится, Налли по закону станет убийцей со всеми вытекающими из этого последствиями.

Забавно, не правда ли? Сидит он сейчас в тюрьме и молится Богу о моем здоровье и долголетии. Но его молитвы не помогут, как не помогут и мои. После моей смерти его снова привлекут к суду, теперь уже по обвинению в тяжком убийстве первой степени, и это вовсе не будет повторным преследованием за одно и то же преступление, окружной прокурор недвусмысленно разъяснил это. Ему предъявят совершенно новое обвинение, так что Налли на этот раз сядет на электрический стул.

Этим только мне себя и остается утешать. Если наступит мой смертный час, ему тоже крышка. Конечно, тут нечему особенно радоваться, но человеку в моей шкуре не приходится быть слишком разборчивым в своих чувствах…