Девушка злорадно заметила, что с монаха мигом слетела вся спесь, и он уже заискивающим голосом принялся канючить:

— Я сэйл маленький. Что мне святая инквизиция поручит, то и делаю.

— И что, сморчок монастырский, тебе поручили?

— Мне поручили ждать возможного появления очень опасной ведьмы и немедленно ее уничтожить. И для этого у меня есть все полномочия, о чем вы прекрасно знаете из бумаги, которую я вам показал.

— А ты знал, что она из королевской семьи?

— Не-ет, — уже совсем жалобно протянул монах.

— Ясно. Засунь свои инквизиторские инструкции себе поглубже в задницу и моли Бога, чтобы мы довезли тебя до Венлы целым, а не по частям. — Видимо посчитав свою солдафонскую шутку очень смешной, он оглушительно загоготал. Потом нахмурился и обратился к Лэе: — Прошу простить за возможный ущерб, принесенный вашей личности, но если вы незаконным образом носите королевский амулет, то это карается смертной казнью.

Лэя, подумав, решила не скрывать ее настоящего имени и призналась:

— Я наследная кронпринцесса Эрианы Леолэя Алькалар.

— Разрешите представиться: капитан королевской стражи Иерон Клах, патруль тракта Рестана. У вас есть документы, подтверждающие вашу личность?

— Нет, я путешествую по подложным документам на имя Лики Элерзан, — отвечала Лэя, пытаясь одновременно хоть что-то придумать, чтобы выбраться из этой ситуации.

— Надеюсь, вы понимаете, что в этих обстоятельствах я вынужден подвергнуть вас аресту и препроводить к императорскому двору для выяснения личности. Могу гарантировать неприкосновенность до тех пор, пока вас не доставят во дворец, однако, если вы самозванка, не позавидую вашей участи. И к сожалению, вынужден ограничить свободу ваших передвижений.

— В любом случае ее ждет костер! — набравшись храбрости, выкрикнул из угла плюгавый монашек.

— Это уже не нашего ума дело! — рявкнул в ответ капитан.

И тут Лэя сделала поступок, который значительно ухудшил ее положение. Она закрыла глаза и изо всех сил представила, что все вокруг не сомневаются, что она принцесса, и должны с радостью отпустить ее. Девушка почувствовала, как руки, больно сжимавшие ее запястья, разжались, и, открыв глаза, увидела, что солдаты вместе со своим капитаном, глупо улыбаясь, пытаются неуклюже, боком выйти из комнаты, бормоча какие-то извинения типа «просим прощения, ваше евысочество» и «приносим глубочайшие извинения». Она встала, торжествующе глядя на вышедших солдат, и второпях накинула верхнее платье, но, видимо, на мгновение потеряла концентрацию, потому что из угла донесся вопль монаха, разрушивший все чары:

— Она заколдовала вас! Разве вы не видите, она — ведьма. Она сожгла живым монаха! — Хоть нюхач и был на порядок слабее, но разрушать — не строить, и ему удалось отрезвить головы солдат.

Те с ревом ворвались обратно в комнату, и принцессу спасла только неожиданность. Хлюп, наконец сообразив, что из комнаты хозяйки доносятся непонятные звуки, ворвался следом за солдатами и, размахивая своим кинжалом, набросился на сэйлов с криком:

— Лэя, держись, я не дам тебя в обиду, однако!

Первый же солдат перехватил руку Хлюпа и недоуменно уставился на того.

— Лонк? — обалдело хрюкнул капитан. Все застыли в гротескных позах, не зная, то ли растерзать ведьму, то ли преклонить колени перед принцессой. Наконец военные мозги капитана со скрипом провернулись, и он уставился на монаха. — Ты, ищейка монастырская, говори, кто она? Ведьма или принцесса? И этот лонк настоящий?

Если бы монах соврал, сказав, что лонка тоже выдумала ведьма, то ей, скорее всего, было бы не жить, но, слава богу, у того тоже заклинило мозги, и он честно ответил:

— Нет, она больше не колдует, — чем, против воли, спас Лэе жизнь.

— Если лонк ее, значит, она и вправду принцесса. — По уныло-озадаченному лицу капитана было легко прочитать, что он попал впросак. Не оказать положенные почести принцессе, вне зависимости от обстоятельств, было равносильно подписать себе отставку, если не тюремное заключение. А скорее всего, стоявшая перед ним молодая, ослепительно красивая женщина была принцессой. Честно признаваясь себе, он понимал: даже по ее внешности и манере вести себя видно, что она королевских кровей. Да и лонки не умеют врать, и если этот плюшевый коротышка бросился ее выручать, назвав Лэей, то все ясно. Но как ведьму доставить во дворец, если она в любой момент может просто встать и уйти, внушив им все, что угодно, вплоть до желания покончить жизнь самоубийством?

Напряженную обстановку разрядил голос монаха:

— Я не дам ей колдовать. Пусть она и сильней, но чем ближе к Венле, тем мне легче будет сопротивляться. Только свяжите ей на всякий случай руки и ноги, чтобы не могла напасть на меня.

— Хорошо, но ответственность за пленение королевской особы ложится на тебя, монах! — Капитан, кажется, нашел для себя лазейку и уже уверенным тоном скомандовал Лэе: — Ввиду осложнившейся обстановки я по указанию монаха инквизиции вынужден связать вам руки и ноги, ваше высочество. Про…

Договорить он не успел. Лэя превратилась в молнию и нанесла сокрушительный удар по гортани капитана. Не останавливаясь, за доли секунды она послала еще одного сэйла в состояние полного выпадения из реальности, но вдруг встала как вкопанная.

— Стой! — остановил разбушевавшуюся фурию крик солдата, стоящего у двери.

Девушка с отчаянием смотрела на нож Хлюпа, приставленный к его же горлу. По испуганным глазам вояки было видно, что он не шутил.

— Еще движение, и я режу!

Лэя сникла, понимая, что не успеет ничего сделать. Она стояла, опустив голову и потирая ушибленные руки. Могла и сильнее ударить, но неизвестно еще, сломала бы она гортань капитану или себе кисть — пока не хватало подготовки и тем более холодной жестокости, чтобы, к примеру, вырвать у живого сэйла трахею. Но кажется, даже этих неуклюжих движений оказалось достаточно, чтобы повергнуть солдат в мистический ужас. Было видно, что они не могли понять, кто она: принцесса, ведьма или убийца, способный в секунды разделаться с целым патрулем голыми руками. Капитан, похрипев и поглотав ртом воздух, наконец встал, держась за горло, и сиплым голосом скомандовал:

— Связать!

Через некоторое время Лэя, связанная одной веревкой с Хлюпом, ехала в закрытой повозке под присмотром противного монаха. Эскорт торопился в Венлу, чтобы уйти подальше от страны ведьм. Но они не знали подлинной опасности, уже выходящей на их след…

Женька сорвался вниз, чуть не выломав по пути перила. Разум затмила ярость пополам с отчаянием. Он готов был убить себя за халатность. Как он мог подумать, что враги принцессы растяпы и тугодумы? Недооценка противника — первый шаг к поражению. Что же сейчас с его принцессой? Кто ее схватил? Они же могут над ней надругаться, растоптать ее нежную душу! Пусть только попробуют, он сам растопчет их, сделает из них кашу и съест на завтрак! Сознание плыло в красном мареве гормонов, ударивших, словно молот, в его, вернее, Зарову голову и топя мысли в море безысходности, ненависти и любви.

Он очнулся, держа в руках полузадушенного полового, от дружного вопля всех маленьких и не маленьких насекомых в башке: «Так ты ничего не добьешься! Тебе надо спасать принцессу, а не строить из себя безмозглого и рассвирепевшего неандертальца».

Землянин посадил почти бесчувственное тело полового на стул и уселся напротив, пытаясь привести мозги в порядок: «В таких местах разведчики и спасатели мира обычно считают до… до скольких же они считают? Ладно, попробую: раз, два, три. Все, ясно! Чем глупее — тем дольше. — С мрачным удовлетворением Женька заметил, что ему хватило трех. — Так, я смеюсь, я зол, я спокоен как сто китайцев. Кто бы вы ни были, ваша смерть идет». Импровизированная психотерапия подействовала отрезвляюще. Землянин нарочно стал делать все медленно, продумывая каждую деталь. Правда, его собеседнику от этого, кажется, стало еще хуже, так как тот принялся уже что-то соображать, и это соображение быстро дало ему понять, что он сейчас как мышь перед котом — стоит дернуться, и ты не сытный, но вполне желанный завтрак, ну или ужин — в зависимости от времени суток.