Изменить стиль страницы

-Как и эти. - Я остановился поворачиваясь к оставшейся далеко позади толпе с плакатами.

-Да, к сожалению как и эти. Причем их жертва страшнее.

-Почему? - Удивился я. - Их убивать никто не собирается.

-Жертвы безумных комсомольских строек уносили уверенность правоты с собой в могилу, а этих - да, убивать никто не собирается, соответственно им прийдется жить дальше, взрослея, умнея, осознавая бессмысленность потраченных усилий и времени. Что ответят они своим детям, когда те спросят - зачем? Или, что хуже, - почему? Почему, папа и мама, вы не работали обеспечивая свое и мое будущее, а махали флагами на улице? К чему эта бессмысленная матросовщина?

-Вы считаете поступок Матросова глупым? - Удивленный вторым пришествием в мои мысли бравого солдата спросил я Петра Павловича.

-Нет, - он остановился и я, демонстрируя внимание, был вынужден повернуться к нему, - Сашей двигала любовь.

-Любовь?

-Представьте себе, просто любовь. Любовь к семнадцатилетней девушке, которую он никогда не знал и никогда не видел, но круто изменившей его жизнь.

-Павел Петрович, вы меня крайне заинтриговали. - Признался я. Он улубнулся, снова доверительно взял меня под локоть и мы продолжили неторопливую прогулку.

-Вспомните, кем был Сашка Матросов? Беспризорник, хулиган и малолетний преступник. Более того, он был в колонии помощником воспитателя - крысой, стукачом, сукой - если угодно. Свой среди чужих, чужой среди своих. Мерзкий, мелочный, трусливый и злопамятный. И вдруг, в один день, он меняется и начинает рваться на фронт добровольцем. Почему?

-Почувствовал приближающуюся месть и испугался? - Предположил я.

-Я тоже сперва так думал, однако кое что не сходится: он строчил просьбы отправить его на фронт почти полгода, времени более чем достаточно для расплаты. Боялся бы мести, сбежал бы сразу.

-А, простите, откуда вы так хорошо информированы? Вы историк?

-Нет, - засмеялся Петр Павлович, - public relations моя сфера деятельности, а советский опыт создания мифов и героев - бесконечная кладезь бесценного опыта. Вы не поверите, но до некоторых приемов создания общественного мнения которые у нас использовал еще Ленин, американцы додумались только в шестидесятых года.

-Интересно, - кивнул я, - но позвольте вернусь вас к влюбленному Саше.

-Конечно. На логичное решение этого вопроса я наткнулся просматривая подшивки фронтовых газет 41-го года. В одной из них как-то мимоходом просмотрел короткую заметку о молодой партизанке, Римме Шершнёвой. Девчушке шестнадцати лет неоднократно ходившей в разведку за линию фронта. Её фамилия показалась мне знакомой. Проверил, сравнил и был крайне удивлен - она погибла 25 ноября 1942 года. Угадайте как?

-Неужели так же? - Откровенно удивился я.

-Представьте себе! Я сопоставил даты и окончательно убедился в том, что молодой Саша был в нее влюблен и намеренно повторил ее поступок! Судите сами. Статья об отважной партизанке, с отличной фотографией кстати, выходит в «Красной звезде» в ноябре 41-го года, тогда же Матросов резко меняется и начинает проситься на фронт. Через год, 25 ноября 1942 года, в бою под деревней Ламовичи, Шершнёва закрывает собой амбразуру. Рассказ о ее подвиге печатают в январе 43-го, а через месяц, 27 февраля, девятнадцатилетний Саша повторят поступок своей семнадцатилетней возлюбленной.

-Удивительно и красиво, Ромео и Джульета грызут локти от зависти. - Хмыкнул я.

-Да уж, как сказал Марк Твен: жизнь - самый лучший выдумщик. Но здесь есть еще один интересный момент. До Морозова прыгал на амбразуры не один десяток солдат, человек 15 до него получили свою посмертную звезду героя за точно такой же подвиг. И после него не один десяток, но про них знают и помнят только специалисты, а Александр Матросов - имя нарицательное.

-Про него фильм сняли. - Ввернул я заранее ощущая слабость приведенного аргумента.

-Фильм про него сняли потом, в 47-м году и, возможно, фильм снимали именно про него, а не кого-нибудь из других, простите, более достойных закрывателей амбразур, именно из-за его любовной истории, но потом вмешалась цензура и всю романтику из фильма убрали.

-Вполне похоже на правду, - согласился я, - в героике преданности партии и народу нет места влюбленной романтике.

-Да, любовь Саши к Римме оттеснила бы далеко на второй план всю «за Родину, за Сталина».

-Но тогда почему было просто не снять фильм о других?

-Одно дело снять, и совсем другое - переснять, или доснять новые сцены, взамен выкинутых.

- Так может про него просто больше писали? - Спросил я все еще не до конца веря в возможность существования такой красивой фронтовой истории любви.

-Это и есть самое удивительно! - Воскликнул мой собеседник немного отставив лоск и приятную чопорность. - Я не поленился и посчитал, здесь наш герой ничем не выделяется, про всех писали почти одинаково, о некоторых даже больше, причем существенно. Но фильм снимали именно про него, как раз из-за того, что об его поступке знали и помнили все, в отличии от Вилкова или Бумагина, тоже закрывшими амбразуры, но совсем недавно, в самом конце войны. Их забывали почти сразу, а Александр Матросов все время был и в памяти и на слуху. Мне кажется, что история его влюбленности в Римму была известна и передавалась из уст в уста, по секрету, и именно она позволяла не забывать о нем с 43-го по 47-й годы.

-Павел Петрович, - мы подходили к офису банка, - мне было очень приятно скоротать беседой с вами дорогу. Надеюсь на продолжение знакомства. - Я протянул ему визитную карточку. - К сожалению вынужден с вами расстаться, работа.

-Мне тоже было очень приятно, - он пожал мою руку, чуть замешкавшись и похлопав себя по карманам наконец нашел визитницу, - всего доброго. Я работаю чуть дальше, - он кивнул вдоль улицы, - надеюсь встретить вас за обедом.

-Обязательно, - заверил я снова пожимая руку.

Леночка.

У двери кабинета привычно встречает личная секретарша, Леночка - дура-дурой, но исполнительная. Типичный представитель вида «людишки обыкновенные»: муж, ребенок и навечно отпечатавшаяся на лице ипотека. Белая блузка застегнута под горло, черный деловой костюм с юбкой чуть ниже колена, в руках ежедневник и папка с какими-то документами, видимо мне на подпись. Дополняет портрет скромный аккуратный make up и красные глазенки - опять с мужем воевала, потом плакала всю ночь.

-Доброе утро Александр Евгеньевич. - Глазки прячет и папку стискивает аж пальчики побелели.

-Доброе. Зайди ко мне. - Командую и прохожу в кабинет, она семенит следом.

-Вам звонила Лариса Алексеевна, через тридцать минут совещание....

-Совещание? - Я скидываю пальто и подхожу вплотную к ней. Теряется, совсем опускает головку от чего собранные в тугой хвост светлые волосы спадают по бокам и ее голова с высоты моего роста начинает напоминать стог соломы.

-Да, сегодня утром позвонили...

-С чего бы это вдруг?

-Не знаю, мне только сказали... - Еле лапочет. Поднимаю за подбородок ее голову заставляя смотреть мне в глаза. Одновременно отбирая папки и бросаю их на стол.

-Что на это раз? - Спрашиваю голосом строгого начальника. Отстраняется, мотает головой, потом резко закрывает лицо руками и пытается выскочить из кабинета. Ловлю за локоть, привлекаю к себе, обнимаю. Не убирая рук от лица прячется у меня на груди и плачет, тихо-тихо, лишь плечики еле подрагивают. Глажу по голове.

-Я больше так не могу. - Наконец-то доносится сквозь всхлипы. - Он всё знает.

-Знать он не может, догадываться или подозревать - сколько угодно. - Говорю подчеркнуто спокойно не переставая гладить ее шелковистые, пахнущие манго и чем-то цитрусовым волосы. - Он тебя избегает? Сторонится? Что-то высказывает? - Отрицательно мотает головой. - Тогда что?

-Наоборот. - Вроде успокаивается, обвивает меня руками и, все еще всхлипывая, прижимается щекой. Рубашку надо будет поменять. - Цветы почти каждый день, комплименты, вставать начал раньше чтоб мне завтрак приготовить, вчера притащил целую сумку Lush, массаж мне сделал, ребенка сам уложил.