Глянув на него, мальчик пожал плечами.
- Кроме одного из них, - сказал он.
- И у тебя есть великие замыслы, так?
Мальчик кивнул.
- Стать большим художником или архитектором.
Мальчик отрицательно покачал головой.
- Снимать кино.
- Ах да, конечно, - Менгеле улыбнулся. - Быть великим кинорежиссером. - Теперь из его взгляда, устремленного на мальчика, исчезла улыбка. - И ты вечно спорил из-за этого со своим отцом, - сказал он. - Глупый старый болван с ограниченным кругозором. Ты презирал его, и у тебя были на то весомые причины.
Мальчик продолжал смотреть на него.
- Видишь, - сказал Менгеле, - как я хорошо знаю тебя. Лучше, чем кто-либо другой на земле.
В глазах у мальчика появилось встревоженное выражение и он спросил:
- Кто вы?
- Доктор, который принимал тебя при появлении на свет. Это чистая правда. Но я не старый друг твоих родителей. По сути, я никогда не встречался с ними. Мы незнакомы.
Мальчик склонил голову, словно бы для того, чтобы лучше слышать.
- Ты понимаешь, что это значит? - спросил его Менгеле. - Человек, которого ты считал своим отцом, - он покачал головой, - на самом деле - не твой отец. То же и твоя мать - хотя ты любишь ее и она любит тебя. Они усыновили тебя. И организовал эту адаптацию я. Через посредников. Помощников.
Мальчик не сводил с него глаз.
Либерман беспомощно посмотрел на него.
- Эти ошеломляющие новости так неожиданно обрушились на тебя, - сказал Менгеле, - но, может быть… они не так уж и неприятны? Разве ты никогда не чувствовал, что ты выше всех, кто тебя окружает? Словно король среди своих поданных?
Мальчик подтянулся и пожал плечами.
- Порой я чувствовал… что чем-то отличаюсь от всех остальных.
- Ты и в самом деле отличаешься, - сказал Менгеле. - Ты бесконечно далек от них и бесконечно выше. Ты…
- Кто мои настоящие родители? - спросил мальчик.
Задумчиво посмотрев на свои руки, Менгеле сложил их и снова поднял глаза на мальчика.
- Для тебя было бы лучше, - сказал он, - пока не знать об этом. Когда ты станешь несколько старше, возмужаешь, то узнаешь. Но вот что я могу сказать тебе уже сейчас, Бобби: в твоих жилах течет самая благородная кровь в мире. То, что ты унаследовал - я говорю не о деньгах, а о характере и способностях - не сравнимо ни с чем. И с этой помощью ты воплотишь в жизнь свои стремления, которые в тысячу раз величественнее, чем то, о чем ты сейчас мечтаешь. И ты сможешь удовлетворить их! Но только - а ты должен помнить, как хорошо я знаю тебя и поверить моим словам - только если ты выйдешь отсюда вместе с собаками и дашь мне сделать то… то, что я должен сделать.
Мальчик продолжал стоять, глядя на него.
- Для твоего же блага, - сказал Менгеле. - Для твоего же благополучия, которое является моей сокровенной целью. И ты должен в это верить. Я всю жизнь посвятил тебе и твоему благополучию.
- Кто мои настоящие родители? - повторил мальчик.
Менгеле покачал головой.
- Я хочу знать.
- В этом плане ты должен положиться на мои слова: в соответствующее время ты…
- Маринад! - зарычав, собаки двинулись на Менгеле. Он откинулся назад, прикрывая лицо локтями. Доберманы сгрудились вокруг него, рыча Менгеле прямо в лицо.
- Говорите, - сказал мальчик. - И немедленно. Или же я… скажу им кое-что еще. Я знаю слово. И если захочу, то смогу заставить их убить вас.
Из-за растопыренных пальцев Менгеле смотрел на мальчика.
- Кто мои родители? - настойчиво повторил он. - Считаю до трех. Раз…
- У тебя их вообще нет! - сказал Менгеле.
- Два…
- Это так! Ты рожден от клетки величайшего из существовавших на земле людей. Ты возрожден! Ты - это он, в новом круге своего существования. А этот еврей - его заклятый враг. И твой!
Мальчик повернулся к Либерману, и в его голубых глазах было изумление.
Либерман с трудом приподнял руку и, описав пальцем круг около виска, показал на Менгеле.
- Нет! - закричал Менгеле, когда мальчик повернулся к нему. Доберманы встрепенулись, издавая глухое горловое рычание. - Я не сумасшедший! Как бы ты ни был умен, есть вещи, которых ты не знаешь о науке и микробиологии! Ты живое воплощение, дубликат величайшего человека всех времен! А он, - его выкатившиеся из орбит глаза уставились на Либермана, - явился сюда, чтобы убить тебя. А я - чтобы защитить!
- Кто? - потребовал ответа мальчик. - Кто я? Что это за великий человек?
Менгеле смотрел на него поверх голов рычащих доберманов.
- Раз… - сказал мальчик.
- Адольф Гитлер; тебе внушали, что он воплощение зла, - сказал Менгеле, - но когда ты подрастешь и увидишь, что мир затоплен черными и семитами, славянами, азиатами и латинянами, а твоей собственной арийской расе угрожает исчезновение - спасти от которого ты и предназначен ее! - ты убедишься, что он был лучшим, прекраснейшим и мудрейшим представителем человечества! Ты воплотишь в жизнь все его заветы, полный благодарности мне за то, что я создал тебя. Он сам благословил меня на эту попытку!
- Знаете что? - сказал мальчик. - Вы самый большой псих, которого я когда-либо видел. Самый сумасшедший, самый свихнутый…
- Я говорю тебе сущую правду! - торопливо прервал его Менгеле. - Вся его мощь в тебе или возникнет, когда для нее придет время. А теперь сделай, что я тебе говорю. Дай мне спасти и защитить тебя. У тебя есть цель, которую ты предназначен претворить. Высочайшая из всех мыслимых цель.
Мальчик, потирая лоб, смотрел в пол.
- Горчица, - сказал он.
Псы рванулись вперед; Менгеле с воплем отлетел в сторону от удара их тел.
Либерман посмотрел на то, что открывалось его глазам и зажмурился. Снова открыл глаза.
И посмотрел на мальчика.
Мальчик стоял на месте, засунув руки в карманы курточки с красной полосой. Оттолкнувшись от стола, он неторопливо подошел к дивану и остановился, глядя на то, что простиралось у его ног. Сморщил нос.
- Брр! - сказал он.
Либерман посмотрел на мальчика и на свору доберманов, таскавших тело Менгеле по полу.
На глаза ему попалась его кровоточившая левая рука, теперь вся сплошь залитая кровью.
Он слышал только рычание, сопение, какие-то влажные звуки и хруст.
Спустя какое-то время мальчик отошел от дивана, по-прежнему держа руки в карманах. Он остановился над мертвой собакой, легонько трогая ее тело носком кроссовки. Глянув на Либермана, он полуобернулся и посмотрел из-за спины.
- Вон, - сказал он. Двое из доберманов приподняли головы и направились к нему, длинными языками облизывая окровавленные пасти.
- Вон! - повторил мальчик. И третий доберман приподнял голову.
Один из низ обнюхивал тело мертвого товарища.
Другой пес, пройдя мимо Либермана, толкнул носом дверь рядом с ним и вышел.
Подойдя, мальчик остановился рядом с вытянутыми ногами Либермана, глядя на него сверху вниз, косая челка свешивалась ему на лоб.
Либерман мог только поднять к нему глаза. И движением ресниц показал на телефон.
Мальчик вынул руки из карманов и присел на корточки; упираясь локтями в бедра, обтянутые коричневыми джинсами, он свободно свесил кисти. Каемки грязи под ногтями.
Либерман смотрел на худое мальчишеское лицо: острый нос, клок волос на лбу, уставившиеся на него светло-голубые глаза.
- Я думаю, что вы скоро умрете, - сказал мальчик, - если кто-нибудь не придет к вам на помощь, чтобы отвезти в больницу. - Его дыхание пахло жевательной резинкой.
Либерман кивнул.
- Я могу снова выйти из дома, - сказал мальчик. - Прихватив с собой все книжки. И вернуться попозже. Скажу, что я был… просто гулял где-то. Порой я так и делаю. А моей матери не будет дома до двадцати минут пятого. Ручаюсь, что к тому времени вы уже умрете.
Либерман молча смотрел на него. Еще один доберман покинул комнату.
- Если я останусь и позвоню в полицию, - сказал мальчик, - вы расскажете им, что я сделал?
Собравшись, с силами, Либерман отрицательно покачал головой.