Трейси поискал глазами Мицо. В клубах дыма ничего не было видно, но шестым чувством он уловил движение за спиной, – Трейси успел развернуться и резко ушел вниз, пропустив над собой высоко выпрыгнувшего Мицо. Выброшенная вперед и чуть в сторону правая нога японца не оставляла сомнения: Трейси столкнулся с каратэкойвысочайшего класса. Он чуть сместил корпус и голову в сторону, благополучно уйдя с линии смертельного удара, и коротким резким движением левого кулака нанес мощнейший удар в область ахиллесова сухожилия ноги-молота Мицо, усилив в момент контакта силу удара за счет легкого поворота кисти.

При приземлении Мицо потерял равновесие и едва не вскрикнул от боли в ноге – Джинсоку в таких случаях требовал немедленно добивать противника, но атакующая серия Мицо еще не завершилась, а Трейси даже не успел занять оборонительную стойку. Поэтому о контратаке, не говоря уже об активном нападении, пока не могло быть и речи. Японец быстро оправился от удара и, не давая Трейси опомниться, снова бросился на него, осыпая ударами и отвлекая ложными блоками на уровне лица.

Парируя эти стремительные, как молния, удары, Трейси отступал назад. Уйдя в глубокую защиту, Трейси думал, что это второй серьезный поединок за два дня, причем на этот раз опасность была гораздо более серьезная, чем он предположил при первом взгляде на Мицо. Силы Трейси были уже на исходе: ему удалось немного поспать в больнице и на борту джонки, но этого отдыха телу было явно недостаточно. Двадцатичетырехчасовой перелет домой, если его совместить со сном, пойдет мне на пользу, подумал Трейси.

Три прямых удара японца пробили его защиту – все были направлены в поврежденное плечо и все достигли цели. От боли Трейси едва не потерял сознание. Усилием воли он взял себя в руки, но концентрация его уже была нарушена.

Блокировав очередной удар Мицо, он кулаком пробил японца в грудь, отбросив его чуть назад, давая тем самым себе секундную передышку. Срывалось дыхание, от пота майка прилипла к телу. На поясе у него были закреплены еще три миниатюрных приспособления отцовской конструкции, но сейчас, учитывая свое состояние, Трейси не решался пустить их в ход. Звенело в ушах, слегка кружилась голова – при мысли о еще одном взрыве спина покрылась мурашками.

Послышался какой-то посторонний звук, и Мицо прервал очередную атаку: громко гудел зуммер внутренней сигнализации. Японец стремительно перепрыгнул через искореженный диван и быстро двинулся к двери. Зачем? – мелькнула мысль, и в следующее мгновение Трейси понял, зачем. Сделав большой прыжок, он настиг Мицо на середине комнаты и сбил с ног.

Ударившись о ковер здоровым плечом, Трейси непроизвольно поморщился и, свернувшись в клубок, быстро перекатился в сторону. Коснувшись пола раненым плечом, он чуть не закричал от боли, прыжком поднялся на колени и, почувствовав новый приступ боли, бессильно опустился на спину.

Повернув голову, он увидел лежавший неподалеку «эрвейт»: вот что было целью Мицо. Японец издал резкий крик, и изогнутая для удара йоко, ступня левой ноги, рванулась к лицу Трейси.

Трейси снова перекатился в сторону, отметив с какой чудовищной силой нога японца ударила в пол, и, выгнув корпус, резко бросил тело вперед, нанеся Мицо правой рукой режущий удар в солнечное сплетение. Мицо сложился как перочинный нож, но продолжал наступать и, придя в ярость выполнил три стремительных кансетсу-ваза– одного из самых сложных и смертельных ударов, применяемых в японском каратэ для полного и окончательного уничтожения противника.

Будь у Трейси достаточное пространство для маневра или хотя бы силы, он без труда блокировал бы Мицо. Кансетсу-ваза– действительно страшный удар и чрезвычайно опасный. Но Джинсоку научил Трейси уходить от него. Правда, сейчас был не тот случай, чтобы воспользоваться наукой Джинсоку – первые два удара Трейси кое-как блокировал, а вот третий, завершающий, отразил лишь частично: на поврежденном плече его теперь уже не было живого места. Если Мицо действительно намеревался раздробить плечевой сустав Трейси, то от цели его отделяло совсем немного. В своем теперешнем физическом состоянии Трейси не мог противостоять такому противнику, боль горячей волной окатывала его с ног до головы.

Он продолжал перекатываться из стороны в сторону, стараясь выиграть время, но Мицо, опытный боец, не давал ему ни секунды передышки. Он перемещался синхронно с Трейси, осыпая его градом ударов, то и дело поражая корпус и одновременно нащупывая изъяны в защите, чтобы добить соперника последним ударом в плечо. Он понимал, что такой удар – ключ к победе и, следовательно, смерти Трейси.

Трейси ударился спиной обо что-то твердое, и силы покинули его – он сумел перекатиться в бок, почувствовал острую боль под ребрами, и в то же мгновение Мицо был уже над ним. Судя по стойке, он готовился вновь воспользоваться тем же оружием, которое уже принесло ему успех: кансетсу-ваза.

Трейси понимал, что время его истекает, от смерти его уже отделяли десятые доли секунды. Он лихорадочно сунул руку за спину, пытаясь нащупать предмет, о который только что ударился. Он чуть приподнялся, изогнувшись всем телом навстречу удару Мицо, и выдернул то, за что ухватилась рука. Предмет оказался невероятно тяжелым. Стиснув зубы, он выставил его перед собой и, сокращая расстояние между собой и Мицо, между жизнью и смертью, рванулся из последних сил вверх, уже не в силах вынести блеск в глазах японца.

Сбалансировав предмет, Трейси нанес вертикальный удар, вложив в него остатки энергии, направляя поток адреналина в руки, отчего организм его, лишившись последних жизненных сил, начал подавать отчаянные сигналы: это последнее усилие превратило Трейси в живой труп.

И предмет, и лицо Мицо слилось в одно размытое пятно. Японец уже превратился в оружие уничтожения, и ничто не могло помешать ему завершить последнюю смертельную атаку: расстояние между ним и Трейси было сокращено до минимума, и потому сложный удар в сочетании с его страшной силой должен был завершиться смертью Трейси, у него не было никакой возможности изменить ход событий. Даже если бы он хотел это сделать.

В момент атаки чувства обостряются до предела и принимают форму узкого направленного луча, неудержимо рвущегося к цели. В момент завершающего удара, когда противник ранен и цель атаки – его смерть, луч этот становится еще тоньше.

Мицо даже не видел приближавшегося к нему предмета, а когда заметил, было уже поздно. Выражение лица его изменилось, в глазах Мицо уже не было злобной радости воина, предвкушающего триумф победы над врагом – изумление и нежелание поверить в происходящее, вот что сейчас можно было прочесть на лице японца.

В руках Трейси был длинный бронзовый штырь – язык приколоченного к стене дракона. Острый, как вязальная спица, он пронзил грудь Мицо в области сердца.

Он судорожно дернулся, пытаясь соскользнуть с этого обжигающего внутренности стержня, но тот лишь еще глубже вошел в грудь. Мицо уже ничего не мог сделать. А Трейси поднял обхватившие бронзовый язык руки еще выше, обливаясь потом, он вдавливал его в тело врага. Наконец заостренный конец пронзил Мицо насквозь, японец издал страшный крик, тело его несколько раз дернулось. В самый последний момент смертоносное жало попало на сломанное во время одной из атак ребро и чуть отклонилось в сторону, чудом миновав сердце. Однако острый бронзовый штырь пробил легкое, и теперь пол вокруг Мицо был весь залит кровью.

Увидев, что Мицо вот-вот захлебнется собственной кровью, Трейси ослабил давление на язык дракона. Бронзовый прут слишком глубоко вошел в тело японца, его изогнутый конец имел глубокие насечки, делающие его похожим на колючую проволоку – вряд ли Мицо сумеет освободиться от него, подумал Трейси.

Мицо лежал на спине, среди руин своего еще совсем недавно прекрасного особняка. Дыхание его было хриплым, при каждом вдохе он кашлял кровью. Лицо посерело, но глаза по-прежнему оставались ясными и незамутненными.

Он что-то хотел сказать, и Трейси нагнулся к нему, приподняв одной рукой голову, чтобы японцу было легче дышать.