Любая вновь обнаруженная рукопись, в которой описывается неизвестное дело Шерлока Холмса, заслуживает некоторых пояснений. Если к тому же этот манускрипт выставляет хорошо изученные исторические события в сомнительном свете, скептически настроенные читатели вправе узнать, откуда он взялся.

В июне 1976 года я закончил писать докторскую диссертацию о малоизвестном американском романисте Дэвиде Грэме Филлипсе [1]. Теперь его имя знакомо немногим, однако у всех на слуху выражение «грязный писака»: в 1906 году взбешённый президент Теодор Рузвельт наградил этим прозвищем Филлипса за нападки на американских сенаторов [2]. Меня особенно интересовала двойственность натуры Филлипса, проявлявшаяся, с одной стороны, в его политическом инакомыслии, а с другой — в экстравагантном внешнем виде, благодаря которому Филлипс удостоился репутации денди. Моя диссертация, озаглавленная «Грязный писака и денди: противоречивая личность Дэвида Грэма Филлипса», исследовала воздействие этой психологической раздвоенности на прозу Филлипса, которого (во всяком случае, при жизни) сравнивали с Толстым, Бальзаком и Диккенсом.

Библиотека Принстонского университета обладает крупнейшим собранием рукописей Дэвида Грэма Филлипса. Доказано, что большая часть его произведений была опубликована в практически неизмененном виде, поэтому я преспокойно отказался от знакомства с принстонской коллекцией. К тому же у меня, бедного аспиранта с Западного побережья, всё равно не было денег, чтобы добраться до Нью-Джерси [3]. Однако три года спустя я всё же съездил туда. И там, изучая вышеупомянутые рукописи Филлипса, я, к своему удивлению и радости, обнаружил на дне папки № 11 измятый, попорченный водой манускрипт, перевязанный бечёвкой. Университет любезно позволил мне отредактировать его и представить на суд пытливых читателей.

Впервые раскрыв отчёт доктора Джона Уотсона об убийстве Филлипса, я и не догадывался о его сенсационном (и бесценном!) содержании. Заглавия у рукописи не было (нынешнее название предложил один мой приятель из Национального фонда гуманитарных наук). Надпись «Дэвид Грэм Филлипс», сделанная от руки на обложке манускрипта, совершенно не соответствовала содержанию. Хотя сотрудники научного отдела библиотеки не имеют ни малейшего понятия о том, откуда и когда поступил манускрипт, я подозреваю, что какой-то добрый самаритянин, знавший о существовании филлипсовской коллекции в Принстоне, просто прислал рассказ Уотсона в университет, а библиотекарь ничтоже сумняшеся подложил его к сочинениям самого Филлипса.

Разумеется, настаивать на подлинности рукописи я не могу. В общем и целом текст представляется исторически достоверным. В различных жизнеописаниях Филлипса можно отыскать упоминания и о той роли, которую он сыграл в освещении обстоятельств морской катастрофы, и о щедром предложении Херста, и о показаниях многочисленных свидетелей, цитируемых Уотсоном. Даже невероятные и противоречивые подробности убийства Филлипса (в том числе пассажи из дневника убийцы) совпадают с отчётами журналистов и учёных, которые я читал. Но поскольку сам доктор Уотсон признаётся, что опустил наиболее сомнительные детали, чтобы не бросить тень на тех, кто всё ещё находился у власти, когда он записывал свои воспоминания (это было сразу после Первой мировой), определить, насколько исчерпывающе его повествование, затруднительно.

Правдива эта рукопись или нет, она в любом случае должна стать достоянием общественности. Пусть о ней судят более компетентные историки и критики, чем я. Я могу с определённостью свидетельствовать, что её содержание соответствует всей причудливости человеческой натуры и превратностям политического процесса, который я сам теперь склонен считать исторически достоверным. Я позволил себе дать названия отдельным главам, снабдить текст ссылками и восстановить неразборчивые, утраченные или опущенные фрагменты.

«Учись у истории, иначе ты обречён повторять её ошибки», — предостерегает нас Сантаяна [4]. Судя по успеху, который ожидал вдохновителей убийства сразу после событий, описанных в нижеследующей истории, мы мало чему научились. Поэтому я публикую рассказ доктора Уотсона в надежде, что мы станем более прилежными учениками.

Д. Д. В

Лос-Анджелес, Калифорния

Июнь 1992 года

N — Национальный клуб искусств

P — Принстонский клуб

R — Рэнд-скул

S — бывший дом Сэмюэля Дж. Тильдена

T — дом, в котором родился Теодор Рузвельт

X — место убийства Дэвида Грэма Филлипса

— маршрут Д. Г. Филлипса 23 января 1911 года

Даже сейчас, спустя тридцать лет, трудно поверить в то, что одна из величайших катастроф в британской морской истории, трагедия, произошедшая в более чем двухстах милях от английских берегов, могла так сильно повлиять на наши с Шерлоком Холмсом жизни. Но дело обстоит именно так.

В июне 1893 года, во время манёвров в сорока милях от сирийского побережья Леванта [5], вице-адмирал сэр Джордж Трайон, командовавший флотилией из одиннадцати судов, отдал с капитанского мостика военного корабля «Виктория» роковой приказ лечь на обратный курс. Контр-адмирал Маркем, находившийся на борту «Кампердауна», возразил, что места для разворота двух кораблей недостаточно, однако «Кампердауну» велено было выполнять приказ. Подтверждая справедливость опасений адмирала Маркема, «Кампердаун» протаранил борт «Виктории», которая, получив пробоину, быстро пошла ко дну. На её месте, как сообщал журналист Дэвид Грэм Филлипс, образовалась «воронка, в центре которой вращались огромные лопасти винтов. В этот водоворот, прямо на чудовищные, стремительно вращавшиеся лезвия, было затянуто несколько сотен британских матросов, морских пехотинцев и офицеров. Их разорвало в клочья, море вокруг побагровело и было усеяно десятками рук, ног, голов и туловищ. Затем, уже глубоко под водой, взорвались котлы, и те, кто выжил, сварились заживо. А море опять стало спокойным и весело заискрилось в жарких полуденных лучах тропического солнца».

Вдобавок ко всему Флит-стрит [6] встретила эту страшную катастрофу (жизней лишились триста восемьдесят шесть бравых моряков) глубоким молчанием. Скептики дошли до того, что стали подозревать Адмиралтейство и правительство в сговоре с целью утаить подробности. А когда был опубликован полный отчёт о трагедии, мир (к вящему огорчению британской прессы) узнал, что первыми эту историю осветили газеты Соединённых Штатов благодаря расторопности американского журналиста — вышеупомянутого Филлипса, — прибегшего к помощи телеграфа и других средств связи.

Одному моему американскому коллеге, доктору Айре Харрису, случилось быть на телеграфе в Триполи [7], когда появился дерзкий призыв Филлипса ко всем, кто хоть что-нибудь знает о случившемся столкновении. Выяснив подробности у безвестного моряка, оказавшегося свидетелем события, доктор Харрис через турка-телеграфиста отправил Филлипсу в Лондон подробное описание.