— В логике вам не откажешь. А жильцов мы уже опрашиваем. Можете идти! — разрешил мент, потеряв ко мне профессиональный интерес. Об этом меня не нужно было просить дважды. Как перышко, подхваченное ветром, я вымелась из директорского кабинета, испытывая при этом смесь облегчения и тревоги.
Разговор с толстым проницательным милиционером длился не более пятнадцати минут, но вымотал меня так, словно я уже отработала целый день по полной программе. Закрывшись в кабинете, первым делом я бросилась к окну. Давешнего наблюдателя на месте не оказалось.
— Хоть одна приятная новость за сегодняшний день. — Я глубоко вздохнула и задумалась над решением непростой задачи: как бы мне покурить, чтобы за оставшееся время дым от сигареты успел выветриться? Выходило, что никак. А между тем, как это и бывает в минуты сильного душевного волнения, курить хотелось смертельно. Выход нашелся сам собой: каморка Василича! Сам охранник там постоянно смолит. Наши детки прежде довольно часто пользовались добротой старика и почти все переменки проводили именно там. Однако Чекистка быстро прекратила это безобразие, пригрозив Василичу увольнением. Теперь дети-курильщики каким-то непостижимым образом просачиваются на улицу и с наслаждением предаются вредной привычке в закутке за спортивным залом.
Василич пил чай «вприглядку», то есть поглядывая одним глазом в маленький черно-белый телевизор. Мое появление в «сторожке» вызвало у Василича немалое удивление, словно его застали за каким-то нехорошим занятием. Он даже чаем поперхнулся и едва уловимым движением выключил телевизор. Впрочем, старика можно понять: до этой минуты моя нога не ступала в его епархию.
— Аф-фанасия Сергее-гевна… — Василич, прокашлявшись, вытянулся по стойке «смирно».
— Василич, можно я у тебя покурю? — без обиняков спросила я.
Охранник едва не впал в кому от неожиданной просьбы:
— Ч-чего?
Странно, но раньше я не замечала, что наш Василич заикается, еще сегодня утром он говорил со мной вполне нормально…
— Я говорю, курить хочется, а негде. Понимаешь, я только что имела несчастье беседовать с ментом… Ох, я хотела сказать, с капитаном милиции. Разволновалась что-то, вот и потянуло. А вообще-то я не курю…
Конечно, я немного исказила истину. Но «что есть истина», не знал даже Понтий Пилат. Во время учебы в институте я покуривала самым нахальным образом, как и многие студенты. Потом появилась моя Клавка Курить при ней мне почему-то казалось неловко, потому пришлось бросить. Однако правильно говорят доктора — бывших курильщиков не бывает. Уже в замужестве я вспомнила о дурной привычке и все чаще покуривала втихаря, кляня при этом свою слабохарактерность.
Василич справился наконец с эмоциями:
— Конечно, конечно. Может, вам чайку соорудить? Разговор с милицией — дело неприятное, по себе знаю. А этот капитан, между нами, крайне неприятный человек. Неудивительно, что вы так среагировали.
От чая я отказалась. Охранник, чтобы не смущать меня своим присутствием, покинул тесную каморку. За сигаретой мысли мои немного упорядочились и потекли плавно и неторопливо. По словам капитана, жильцов окрестных домов уже опрашивают. Что ж, вполне разумно, именно с этого начинается любое расследование. Предположим, кто-то из них стал свидетелем аварии. Что он может рассказать? Дескать, влетела во двор машина, из нее выпал человек, а потом машина слилась с фонарным столбом в страстных объятиях. Затем на месте аварии появилась некая девица. Поглазела она малость, метнулась к машине (бабы — они ведь любопытные!), перепугалась почти до обморока, да и дала деру. Приметы девицы? Да какие тут приметы можно разглядеть? Обычная шубейка из меха непонятного зверя, сапоги, сумочка в руках…
В каморку Василича деликатно поскреблись. «Шухер», — проскакала невольная мысль, и я поспешно затушила сигарету. Дверь приоткрылась, в проеме показалась голова охранника.
— Я извиняюсь, — сказала голова, — Афанасия Сергеевна, к вам пришли…
— Уже? — растерялась я, делая неуверенный шаг к выходу. Василич недоуменно крякнул и посторонился, давая мне возможность пройти. На негнущихся ногах, с блаженной улыбкой на лице я вышла навстречу судьбе. Однако на этот раз встреча с судьбой откладывалась: рядом с Василичем нетерпеливо топталась Клавдия.
— Афоня, наконец-то! — воскликнула сестрица, бросаясь мне на шею. — Я прямо извелась вся!
— С чего бы? — буркнула я, увлекая Клюквину за собой в кабинет.
— Ты дискету уже проверила? — спросила Клавка, едва дверь кабинета закрылась за нашими спинами.
— Нет еще. Не до того было.
— Да? И чем же ты, интересно, занималась?
— Работала. Потом с ментом разговаривала…
— Работала она! А я, значит, должна умирать от беспокойства… Постой-ка… Как ты сказала? С ментом говорила?! С каким ментом? Ты что же, вражина, все-таки в милицию обратилась?! Ну, все, плакали наши денежки! А ты готовься, Афанасия, готовься! Совсем скоро ты переменишь место жительства. Учти, когда тебя посадят, на передачи можешь не рассчитывать, во всяком случае, лично я этим заниматься не буду! — Клавка, насупившись, отвернулась.
— Никуда я не обращалась, — успокоила я сестру. — Милиция сама пришла, в виде толстого противного капитана.
Клюквина, кажется, усомнилась в правдивости моих слов:
— Ну да? Вот так вот взяла и пришла! А где, говорит, тут Афанасия Сергеевна Брусникина? Подать ее сюда немедленно!
— Будешь язвить, вообще ничего не скажу, — на этот раз обиделась я. Клавка пронзила меня подозрительным взглядом, который я с достоинством выдержала — после беседы с капитаном подобные взгляды сделались мне по барабану. Сестрица, сообразив, что я ничего не выдумываю, дача задний ход:
— Ну ладно, не сердись. Лучше объясни все толком, я же волнуюсь!
До звонка на перемену оставалось всего пять минут, потому пришлось пересказать разговор с капитаном кратко и по существу. Не забыла я поведать Клавдии и о выводах, сделанных мною в каморке Василича. Единственное, о чем я не упомянула в своем отчете, так это о странном наблюдателе за окном. Зачем зря волновать Клавку? Вдруг этот тип не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения?
Когда я умолкла, Клюквина пару минут напряженно думала о чем-то, а потом вынесла заключение:
— Ты все правильно сделала, Афоня. Думаю, больше тебя трясти не будут.
— Твои бы слова да богу в уши, — вздохнула я, терзаясь сомнениями как в правильности своего поступка, так и в словах сестрички.
— Не дрейфь, прорвемся! Ты лучше скажи, когда дискету проверишь?
— У меня еще пять уроков, причем подряд. Так что…
— Ужас какой! Скорее бы каникулы начались, что ли! Ты вон сама на себя не похожа — бледная, вялая. — Клавка озабоченно заглянула мне в глаза. — Как самочувствие, милая?
— Иди отсюда, а? — устало отмахнулась я от сестринской заботы. Посмотрела бы я на Клавку, если бы с ней произошло все то, что случилось со мной. Впрочем, зная Клюквину, могу предположить, что сильно волноваться она бы не стала. Скорее наоборот, была бы только рада неожиданному приключению. — И вообще, ты зачем приперлась ко мне на работу?
— На рынок ехала. А твоя школа как раз по пути, вот я и заглянула… На огонек, так сказать.
Ничего себе, на огонек! Рынок находится совсем в противоположной стороне от школы. Клавка просто умирала от любопытства и желания поскорее узнать, что за информацию таит в себе дискета.
— Вот и езжай, — послала я Клавку по нужному ей адресу. — И не вздумай мне названивать. Учти, я мобильник отключу.
— Уже еду. Ты только не тяни, Афанасия. И после работы — сразу домой!
Вместе со звонком на перемену Клюквина испарилась, а я с тяжким вздохом приступила к исполнению своих профессиональных обязанностей.
В этот день работа как-то не задалась. Я была крайне невнимательна, рассеянна и, как следствие, мы с учениками не успели выполнить даже половины запланированного. Разозлившись на себя за то, что меня так легко сбить с толку, я задала на дом своим оболтусам вдвое больше обычного.