Любопытны точки зрения самих партаппаратчиков, ведь существовали различные мнения о деятельности партии.

Вот, например, некоторые фрагменты из записок инспектора крайкома КПСС, кандидата философских наук Л. Ембулаевой, опубликованные в «Политическом собеседнике» после XXVIII съезда КПСС и Учредительного съезда Компартии РСФСР:

«…С тяжелым сердцем возвращаюсь в последнее время из командировок по краю. Мучительные вопросы, которые адресуют крайкому КПСС и мне, как его работнику, секретари первичных партийных организаций, коммунисты и беспартийные не отпускают. Разговорившаяся партия, низовые партийные организации не поймут, почему их плохо слышат наверху, не поймут, почему так неповоротлива наша структура, почему проявляется чудовищная медлительность по её обновлению, нет вразумительных разъяснений по партийной собственности и так далее».

Что же думает в связи с этим Л. Ембулаева?

«…Наконец‑то высший орган партии сформирован так, что будет непосредственно заниматься партией, её развитием, а не командовать всем и вся. Наконец‑то состоялось практическое разделение власти — государственной и партийной.

…И вместе с тем нельзя не видеть той части коммунистов и беспартийных, которые считают, что XXVIII съезд КПСС не сумел преодолеть инерцию мышления и действий, показал неспособность к радикальному реформированию партии изнутри, нежелание отказаться от устаревших структур и организационных принципов. Показателем этих настроений является несокращающееся число сдаваемых партийных билетов, факты приостановления членства в партии, нежелание рабочих и крестьян вступать в КПСС. Экспертные оценки говорят о резком падении интереса не только к политической фигуре лидера российских коммунистов т. Полозко — ва И. К., а и вообще к делам в общественно — политической сфере.

…Апатия, усталость, раздражение всякой политикой, отрицание не только КПСС, но и всяких других партий и движений — вот что характерно для массового сознания сегодня.

…На глазах происходит (если уже не произошло) отвержение целого периода нашей истории, который мы именовали то социализмом, то развитым социализмом, то развивающимся социализмом. Старая государственная партия умирает, а новая рождается в муках. Она пока не может внятно объяснить, что сегодня происходит отвержение не Октября, не социализма, а бюрократической административно — командной системы.

Большинство из нас, коммунистов, действовало в потоке централизма. Одни — мыслили, другие — исполняли. Но мыслили‑то в партийных организациях по — разному, а практика требовала единомыслия, решения навязывались сверху, иногда совершенно «чужие» решения. К чему привело бесправие рядовых коммунистов при диктате аппарата? Просто — напросто сложился особый тип коммуниста — конформиста, исполнителя, не размышляющего особенно, не терзающего себя сомнениями.

…Характерной особенностью сегодняшней жизни стало ожидание. То мы ждем очередного съезда, то пленума, то проекта платформы или Устава, то краевого партийного форума, то районного или городского. То ждали, кто станет первым секретарем крайкома КПСС; то ждем, кого выдвинут и зарегистрируют кандидатом в народные депутаты СССР. Эта психология очереди поразила внутрипартийную жизнь, она заменила действие, само стремление к конкретному действию. Это ведь и есть страшное отчуждение аппарата от рядовых коммунистов, от формирования партийной политики.

Да, мы живем в разломное время. Перепутались «левые» и «правые», трудно определить, где «центр», накопилось море злобы, нетерпимости, средства массовой информации констатируют признаки гражданской войны…»

Со всей очевидностью можно утверждать, что подобный крик души был не единственным, напротив, день ото дня ситуация становилась не только более сложной, но порой — и нестерпимой.

В связи с этим показательно, например, высказывание Михаила Михайловича Мищенко, директора Медведовской средней школы № 13, о том, почему он вышел из партии:

«Увы, зачастую мотивом выхода коммунистов из КПСС

служит нежелание платить взносы или посещать собрания. Тут, думаю, комментарии излишни. Причины же моего выхода из партии иного порядка. Готов их объяснить.

В основе моего решения лежала потребность хотя бы в нынешнее время быть независимым в своей педагогической работе, ориентируясь не на партийную политику, а на профессиональные убеждения.

В школе работаю 33 года, в партии состоял 24. Еще в 1954 году, будучи беспартийным, закончив педагогическое училище, вдохновленный идеями известных русских и советских педагогов, мечтал о серьезных экспериментах в школе, обновлении, максимальном приближении к жизни учебного и воспитательного процессов. Не понадобилось много времени, чтобы убедиться в иллюзорности этих надежд, попавших в прокрустово ложе административно — командной системы, под пятой которой оказалась вся жизнь школы.

К сожалению, не смог преодолеть глухую стену и в роли руководителя, возглавляя коллективы нескольких школ района, хотя, казалось бы, директору куда легче внедрить что‑то новое, чем рядовому учителю. Сколько синяков и шишек получил за то, что вводил в работу школы идею авторского руководства. Меня «поправляли» — вот, пожалуй, самый точный термин, олицетворяющий суть и стиль партийного руководства школой. И не только школой…»

Пожалуй, чисто формальным актом в сложившихся условиях было принятие заявления делегатов XXIV краевой партийной конференции.

«Мы, делегаты XXIV Краснодарской краевой партийной конференции, вместе с подавляющим большинством жителей Кубани реально оцениваем сложившуюся ситуацию в стране, озабочены нарастанием кризиса в политической, экономической и социальной сферах. Вышедшие из‑под контроля закона, здравого смысла процессы грозят всему обществу непредсказуемыми последствиями.

Очищение нашему обществу было необходимо, но чем оно завершится в процессе перестройки, протекающей таким образом? Какую партию мы будем иметь? Какое будущее ждет честных людей, своим трудом зарабатывающих себе на жизнь?

Мы отчетливо видим, что оздоровлению общества противостоят теневая экономика, организованная преступность, коррумпированные силы…»

Партия при безвольном и каком‑то пассивном сопротивлении большинства своих членов стремительно и неотвратимо приближалась к своему краху.

На белом свете жили две замечательные женщины: Зоя Боровикова и Юлия Друнина. Одна — партийный работник, другая — поэтесса. Призвание Зои от родителей. Юлин поэтический талант был ниспослан богом. Разница в возрасте у них ощутимая — двадцать лет. Однако сила духа обеих была высокой и стойкость неимоверная. Юлия не знала, что стихи её любит Зоя, да и вообще она не знала, что на свете живет эта женщина…

Роковым летом 1941 года для московской школьницы Юли Друниной, как и для другой школьницы — москвички Зои Космодемьянской, а также для большинства их сверстников, все было ясно и предопределено. Тогда не колеблясь,

…Школьным вечером,

Хмурым летом,

Бросив книги и карандаш,

Встала девочка с парты этой И шагнула в сырой блиндаж.

Зоя Боровикова не воевала. Поскольку ей в 1941 году было всего лишь 2 года, она, естественно, не помнила тех страшных событий, но рассказы родителей навсегда запечатлелись в ее детской памяти.

Обе женщины были похожи своими характерами. Отец Зоин, бывший фронтовик, частенько замечал: «В кого ты у нас, Зоя? Прямо‑таки решительная, чисто военная?!» А супруг Юлии Друниной, замечательный поэт Николай Старшинов, вспоминая о главных чертах ее натуры, отмечал: «Пожалуй, решительность и твердость. Если уж она что решила, ничем её не собьешь. Никакой силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем прямо со школьной парты уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое‑как там устроиться, и родители — школьные учителя были категорически против этого её шага. Ведь единственный ребенок в семье, да еще очень поздний: отцу тогда было уже за шестьдесят, он там, в Заводоуковке, и умер. Словом, Юля рассказывала мне, как родители уговаривали её остаться, как плакали, просили. Но она все‑таки настояла на своем.