— Кроме того, Джудит еще слишком молода, чтобы выходить замуж.

Моя неосторожность погубила все. Девчонка так разозлилась, что выкинула боевой стяг и дала залп пушками с обоих бортов.

— Флэган Сэкетт, ты не понимаешь, что такое женщина! Ты не распознал бы женщину, даже если бы она находилась от тебя на расстоянии вытянутой руки! Я достаточно взрослая! Все, с меня хватит! Я докажу тебе, что я взрослая! Джеймс, если хочешь, поженимся завтра утром.

Фетчен выпрямился. Он получил то, чего добивался. Бросив на меня победоносный взгляд, бандит поклонился и протянул руку Джудит.

— Пойдем, дорогая, я отведу тебя в твой номер. — Его слова звучали как фанфары.

Джудит встала и повернулась ко мне спиной. Я хотел что-то сказать... Но что я мог сказать?!

Фетчен обернулся и посмотрел на нас.

— Джентльмены, я пошлю за одеждой и лошадьми моей невесты, всеми лошадьми.

— Что вы имеете в виду?

— Всеми лошадьми — значит, включая и тех двух, на которых ездите вы. Это кони Костелло.

— На них у нас есть свидетельство о продаже, — спокойно возразил я, хотя внутри у меня все кипело.

— Он говорит правду, Джеймс, — подтвердила Джудит. — Те кони принадлежат им.

— Ладно, разберемся с ними чуть позже, — ответил Фетчен. — Не думаю, что свидетельство о продаже, как вы его назвали, пройдет в качестве доказательства в суде.

Они вышли вместе, а мы остались сидеть. Неожиданно у меня пропал аппетит. Может, она и достаточно взрослая, но мне не хотелось видеть ни одной девушки в руках Черного.

— Галлоуэй, мы не можем позволить ей выйти замуж. Его необходимо остановить.

— Объясни мне как. Она выходит замуж по собственному желанию, против него у нас ничего нет.

— Думаешь, он действительно пригнал несколько голов «Половины X»?

— Могу спорить на что угодно. О, какой хитрец! Если кто-нибудь видел, как он гнал украденный скот, у него теперь есть алиби. К тому же, с точки зрения местных скотоводов, он совершил благородный поступок.

— И что только он в ней нашел? — в сердцах воскликнул я.

Галлоуэй как-то странно взглянул на меня:

— Да ты дурак, как я посмотрю. Джудит очень милая молодая девушка, которая на глазах превращается в прекрасную женщину. И на тот случай, если ты позабыл, мама вышла за папу в таком же возрасте.

Он был прав, однако мне не хотелось признавать его правоту. Джудит казалась взбалмошной девчонкой — все эти веснушки, губки, глазки... И только сейчас, вспоминая ее облик, я, конечно, согласился с братом. Она действительно превращалась в красивую женщину.

— Флэган, что будем делать? — прервал мои раздумья брат.

В конце концов мы решили сходить к городскому шерифу Уайту Эрпу.

— Извините, ребята, — развел он руками, — мистер Фетчен действительно привел несколько бычков, принадлежащих Хоксу, и выпустил их в корраль. Поступок определенно характеризует его не как вора. То, что он угнал стадо, доказать невозможно. Что же касается девушки, то она достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. А она хочет выйти замуж. Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Тогда мы пошли к Бэту Мастерсону[2], шерифу округа Форд. Он оказался красивым молодым парнем двадцати четырех или двадцати пяти лет, в темном костюме и высокой черной шляпе. Чтобы в те дни носить такую, требовалось немалое мужество — слишком большое искушение для пьяного ковбоя выстрелом сбить ее с головы. Бэт же не имел ни одной царапины от пули: я специально приглядывался и ничего не нашел.

Он тоже выслушал нас и покачал головой:

— Извините, парни, мне тоже нечем вам помочь. Девушка имеет право выйти замуж, а у меня нет ордера на арест кого-либо из банды Фетчена. — Он с минуту помолчал. — Хотя как неофициальное лицо дам совет.

— Есть причина, по которой можно отменить свадьбу?

— Нет. Но на днях в город приехал человек, который видел, как банда Фетчена гнала полсотни голов. А в корраль они загнали полдюжины задрипанных бычков.

— Разве это не улика?

— Не совсем. Когда Руф их видел, он был пьян. Лично я поверю ему на слово — пьяный или трезвый, старый ковбой всегда отличит пятьдесят бычков от шести. Но я сомневаюсь, что его свидетельство пройдет в суде.

— Что же нам делать?

Мастерсон откинулся на стуле и задумался.

— Телеграфируйте ее деду и отцу о свадьбе и просите дать на нее согласие.

Такой ход нам и в голову не приходил. Телеграф был для нас в новинку. Мы слышали о нем и видели провода вдоль железнодорожного полотна. Но сообщить Костелло о происшествии телеграммой!..

— Мы будем вам обязаны, если вы напишете текст. Вы поможете хорошей девушке избежать плохой партии.

Я думал, что телеграмму надо писать как-то по-особому, но Баг взял ручку и нацарапал: «Фетчен здесь. Предложил Джудит выйти замуж за него. Она согласилась. Телеграфируйте отказ — разрешение на свадьбу».

— Если получите телеграмму от Костелло с запрещением свадьбы, я остановлю их, — пообещал Мастерсон.

Отослав телеграмму, мы остановились на дощатом тротуаре, размышляя над ситуацией. Неожиданно Галлоуэй спросил:

— Интересно, сколько в таком городе священников или проповедников?

— Три-четыре, наверное.

Брат весело смотрел на меня, и я начал понимать, что он задумал.

— Вот что значит как следует подумать! — улыбнулся я. — Пойдем, поспрашиваем.

— Жердь Уокер, Гарри Бриггс да и остальные не откажутся выручить нас. Нынче утром Хокс сказал мне, что держит свой скот милях в пятнадцати к северу отсюда. По-моему, одному из его парней надо срочно поговорить с проповедником. Например, Жерди. Если бы он умирал, то наверняка захотел бы исповедаться.

Навстречу нам шел Бэт.

— Мистер Мастерсон, — окликнул его я, — сколько в Додже проповедников?

Глаза Бэта заискрились.

— Вам повезло, — заулыбался он, — их нет в городе, кроме одного. — Затем добавил: — Не забудьте мирового судью.

Галлоуэй тут же оседлал коня и галопом помчался в лагерь Хокса, чтобы договориться с ковбоями. Я тоже вскочил в седло, пронесся пару миль по дороге и на взмыленном коне вернулся к дому святого отца.

— Преподобный, — обратился я скорбным голосом, — в ковбойском лагере за городом заболел человек. Ему очень плохо, и он хочет исповедаться. Очень просим съездить к нему.

Наш штурман человеческих душ оказался настоящим джентльменом. Он поставил чашку с кофе, вытер губы и стал натягивать сюртук. Я сам запряг ему лошадей в повозку, и через минуту мы двинулись в путь.

— Еще одна штука, ваше преподобие, — сказал я. — Умирающий хочет оставить завещание и говорит, что доверит написать его только мировому судье. Ему все равно, юрист он или нет, но он считает мирового судью честным человеком.

Я верхом, а проповедник в повозке подъехали к дому мирового судьи, и тот тоже собрался довольно быстро. Гонорар обещал быть приличным, и мировой судья согласился на поездку без всяких колебаний. Они рысью выехали из города на повозке проповедника, а я пылил за ними.

Лагерь — корраль и глинобитная хибара — стоял на берегу ручья. Жердь Уокер лежал на топчане, укрытый до подбородка одеялом. Более жалкого страдальца мне еще не приходилось видеть. Ковбои сгрудились вокруг него и тихо переговаривались.

Как только церемония началась, мы с братом выскользнули из лагеря и направились обратно в Додж.

— Похоже, прощание Жерди с миром будет самым длинным в истории медицины, — заметил Галлоуэй. — Ставлю последний доллар, что сегодня они оттуда не выберутся.

Нас волновало одно — как бы не вернулся в город еще какой-нибудь святой отец, который в данный момент отсутствовал.

Но ни один так и не объявился.

Хотя проповедник сказал, что он протестант и его религия позволяет отпустить грехи несчастному без исповеди, Жердь запротестовал из последних сил — он не мог пропустить такой шанс. Как нам потом рассказали, несколько часов этот добрый христианин каялся в самых страшных грехах. Сначала перечислил все, что сделал, потом признался в том, что хотел сделать, чего оказалось гораздо больше, и, наконец, стал придумывать себе грехи, о которых никто никогда и не слышал. Одно можно сказать: благодарные слушатели внимали ему с огромным интересом.