А небо – уже в снегу…

Из аннотации к книге:

«В стихах Алексея Горобца нет надуманности, нет звона и веселья, нет красивой тоски. А есть простота и ясность, глубина чувств и доверие к читателю. Из обыденной жизни, из мелочей и деталей, из кусочков бытия складывается полнокровный вещный и духовный мир, и порою нам чудится, что вот ещё немного – и мы узнаем об этом мире решительно всё и ещё что-то, что-то неведомое, невыразимое… Сам ритм, отточенность выбранных слов, неожиданность метафор вызывают радость, ощущение щедрой доброты и гармонии, удивляют тем чувством меры и вкуса, без которых подлинного искусства быть не может.» «Мир Алексея Горобца», Викентий ПУХОВ, член Союза писателей Москвы. (Из статьи в альманахе «Лебедь» № 368, 2004 г. – Бостон, США).

Представленный вниманию читателей сборник стихов развивает избранную поэтом однажды и навсегда линию философской поэзии, в которой у Горобца глубина мысли сочетается с богатством образов, чувством меры, лиризмом и безупречной красотой слога. В его стихах «философскость» неизменно и всегда неожиданно возникает из того, что окружает поэта в обыденной повседневности – прохожие собаки ведут с ним разговор, степенно жалуясь на стылую погоду; дом, старая дорога, камыш, солнце над ним, ветер, мороз вдруг оживают у Горобца и начинают говорить о вечности, об истине, о сложной простоте бытия, о том, что делает человека Человеком в попытке своего осмысления. Поэзия позднего периода, в который написаны стихи данного сборника, отличается глубиной затрагиваемых тем и силой воздействия на читателя.

*

Памяти Тамары

Свой тайный свет, своя длина волны,

Помехи, фон…

Кто знает? Может статься,

Всё это – чтоб вернее затеряться

В глухой траве межзвёздной целины.

Светлы и праведны

Грехи земной весны!

Мне до тебя уже не достучаться…

Но в солнечных лучах,

В ветвях акаций,

В скрипичных снах ночных радиостанций –

О, как они ярки, протуберанцы

Твоей

Неугасающей волны…

*

Памяти Тамары

Пишу письмо – давно тебе пишу –

На кисее дождя, в линованной тетради

Трамвайных улиц, истинности ради

Все мелкие детали привожу.

Почтовый дилижанс куда-нибудь

Его свезёт. Мне адрес неизвестен.

Но лошадям овса, вознице – песен

И мудрости достанет на весь путь.

А впрочем, торопиться ни к чему,

Поскольку – зимний дождь,

И мостовая

Скользит, звенит, подковы обрывая

У лошадей почтовых,

И уму

Непостижима дикость расстоянья,

Что вдруг легло меж нами…

И стоянье

В очередях, где прошлогодний снег

Дают задаром (было бы желанье

Его спросить) – бессмысленно:

Он – снег.

Он знает срок, он снег,

Он изначально

Нам неподвластен –

Здесь, тем паче – там…

И по заросшим силовым полям

Петляя дилижанс, как будто впрямь

Он тягло и возница,

И в звучанье

Его рожка – сиротство бытия,

Где сам не зная, сберегаю я

И мокрядь луж,

И кисею дождя.

2001

*

Как же слякотен первый снег!

Вот он падает вниз, на землю…

Я приемлю её, подъемлю,

Эту осень, одну для всех.

Эту тёплую дымь, пургу,

Я давно перед ней в долгу –

Возлюблю я её, смогу

В толчее быть, в бедламе, в гаме,

Где кружится грязь под ногами,

Ну, а небо – уже в снегу…

*

Ткнулись в пыль

Сердитых капель рыльца.

Замолчал и спрятался петух.

От ненастья торопясь укрыться,

Пробежал по ниточке паук.

Паутина, путаница слухов,

Всхлипов, разговоров, луж – и вдруг

Ахнул гром – и загремел, заухал

Ливень

И обрушился на луг.

И подспудно,

Смутно понимая,

Что означен, начат зимний путь,

Он сверкал, страдал у края мая,

Мокрыми руками обнимая

Высоту, которой не вернуть.

*

Мне нечего сказать себе, пожалуй.

В пустых вощинах мёду не сыскать.

Душа стара – седа, ни дать, ни взять:

Скрипучий стол, горбатая кровать,

И навсегда здесь поселилась жалость.

И что с того, что было нам постигнуть

Дано любовь, восторженность… Увы!

Самообман – лишь версия судьбы,

Где и найти, и потерять не стыдно.

И нас несёт земное бытиё

Сквозь листопады, хляби там и вёдро,

И тянет к нам заплаканные морды

Лесное и дворовое зверьё.

И застят свет подсолнечные стебли,

И солнечных идей крутая рать

Спешит опять судьбу переиграть…

И любим мы,

И тихо губим Землю,

Самих себя отчаявшись понять…

*

Безлистый дуб –

Как резкий иероглиф

На мутноватой желтизне заката.

Морозность рельс, вороньи крики,

Окрик

Товарняка, летящего куда-то

В закаты,

По следам вчерашних листьев,

Пылающих, палящих над лесами,

Над голосами птиц, над полюсами,

Что на концах земной оси повисли

И крутят Землю, возвращая мысли

К исходным холодам,

Где дуб безлистый

Начертан на закатной желтизне,

Чтоб мир был полон

И понятен мне…

*

Уже сентябрь.

Набухшая калина

Докрашивает гроздья на весу.

Скользнёт едва заметно по лицу

Мгновенный дождь –

Бесцветный, паутинный,

Ударится сухой орех о жесть

Капота, вызывая вскрик сигнала,

И мало остаётся, очень мало

Всего, что пережить и перенесть

Ещё мы в силах.

Летние дороги

Кончаются, и осени порог

Уже нас принял, но не уберёг

От стылости предзимнего простора,

Где ни любви,

Ни слов твоих, ни ссор и

Где нам вдвоём – ни тропок,

Ни дорог…

Уже сентябрь.

И скоро, очень скоро,

Как и всегда,

Как некогда,

Как встарь,

Ударит в белый колокол декабрь…

*

Уныние осенних отпусков,

Когда пусты сады и бродит сусло

В бутылях тёмных с горловиной узкой,

И на холстине зреет курага,

И время не торопится, пока

Мы не поймём,

Что свято место – пусто,

Что ближние дороги и пути

Успело листопадом замести

И размесить,

И унавозить густо.

И наша догорающая дружба

Уже сквозит прохладой,

И, шепча

О прошлом,

Ты глуха к моим речам,

Губам, рукам,

И не любовь, а служба

Давно привычному нас сводит по ночам,