Страсть сжигала меня, я стонала и выгибалась в его умелых руках. Вот только джинсы он так и не снял, и снова взял меня только пальцами, да еще и перевернув при этом на живот, так, что я не могла его даже касаться. Мои руки мяли больничные простыни, я выдыхала в подушку его имя, я умирала от наслаждения... Вот только...если бы...он взял меня...по-настоящему...и еще укусил, это было бы...я не знала, можно ли чувствовать острее, сильнее, чем сейчас, но наверное...иначе зачем... И тут я почувствовала, как его большой палец медленно, но неудержимо врывается мне в попу. Ах, нет! Я дернулась, но он меня удержал, и вновь начал двигаться во мне, заставляя принимать его и там тоже, и это было...не больно, еще не больно, но...ощутимо и, главное, совсем не нужно...но он не прекращал, двигаясь уверенно и энергично...ах! резко даже, но...Анхен!.. если ты так хочешь...если тебе так нравится, то пускай...я приму...я любого тебя приму...ах, Анхен! Анхен!!

   Мир рассыпался на осколки, и вновь собрался. Больничной палатой. Больничной кроватью. Простыней, сжатой в моих пальцах. Подушкой под моей щекой.

   Анхен потянул меня за плечо, переворачивая на спину. Очень медленно приблизил к моему лицу свое. Убедился, что я сфокусировала на нем свой взгляд. И разомкнул плотно сжатые губы. Рот открылся, и я увидела это. Черный провал. Голые десны. Только спереди, сверху, как он и показывал, два острых и длинных игольчатых зуба. Ничего общего с теми резцами, по которым я водила пальцем. Гадюка. Этот жуткий рот - это челюсти гадюки, по-другому не скажешь. Вот так у них все трансформируется? Разве такое возможно?

   Медленно протянула руку и коснулась этих, настоящих зубов вампира. Это были не клыки. Но вот как назвать их, я не знала. Анхен перехватил мою руку, взяв мой указательный палец в свои. Поднес к зубам, позволил коснуться острия. И резко укусил. Я закричала, палец дернуло острой болью. Гораздо больнее, чем когда прокалывают палец для анализа. Он сразу отпустил, лишь слизнул языком выступившую капельку крови. И все смотрел мне в глаза, ища там... Страх? Желание? Я не знала. Я просто позволила своим пальцам запутаться в его волосах, и притянула его голову к своей шее, туда, где билась трепетная жилка, отмеряя последние удары моей жизни.

   - Я люблю тебя, - прошептала ему в волосы. - Люблю тебя, люблю тебя, люблю!

   Он поцеловал. Очень нежно, едва касаясь. Затем лизнул, скользнул языком от уха и до ключицы. Вновь поцеловал. Оторвал от себя мои руки, положил их на подушку. Встал и отошел к окну. И замер там, вцепившись руками в подоконник и уперев лоб в холодное стекло.

   А я осталась лежать. Потерянная, опустошенная. Он не взял. Просил мою жизнь, а сам не взял даже крови. Ненужная. Я лежала, бессмысленно глядя в потолок. Он стоял, упершись лбом в стекло. И время текло мимо нас, ничем нас не задевая.

   Потом я шевельнулась. Я вспомнила, что это больница, и в любой момент зайдет кто угодно, а я лежу, обнаженная, поверх одеяла. Нагнулась, подобрала рубашку, оделась. Сняла со спинки кровати халат, одела и его. Старательно завязала пояс. Подобрала с пола его футболку, подошла к окну, нахлестом бросила на его плечо. Он вздрогнул, стянул ее с плеча одной рукой, но так и остался стоять, упершись лбом в окно и сжимая одежду в кулаке.

   А длинные шелковые волосы разметались по его спине, и я не выдержала, обняла его, прижимаясь к нему сзади, зарылась носом в волосы, вдыхая их аромат.

   - Ты пахнешь лесом, - прошептала.

   И он шевельнулся. Повернулся, обнял, взглянул в глаза.

   - Правда?

   - Правда. А ты, оказывается, уже можешь говорить? Переборол свою жажду?

   - Я Высший. Жажда не управляет мной, я управляю своей жаждой. И если я сказал, что не буду пить твою кровь, пока мы в больнице, пока ты не восстановилась после болезни, не пришла в себя, не подписала все необходимые документы - тебе меня не соблазнить. Никак, - он пригладил мои, наверное, растрепанные волосы, легко поцеловал меня в лоб. - Я люблю тебя, Лариса. Я хочу тебя. Но я себя уважаю. То, что сейчас с тобой происходит... Мне приятно быть с тобой, ты волнуешь меня, возбуждаешь, но это не ты. Это совсем другая девочка, я едва тебя узнаю.

   - Но зачем ты тогда говорил...ты просил...

   - Я хотел услышать ответ. Могу я позволить себе помечтать? Мы сейчас спим и видим сны, Лариска. А в жизни - все не так, все совсем не так. И я знаю, что ты мне скажешь, когда проснешься. И не знаю, что тебе ответить. Я не знаю, что мне делать с тобой. Правда не знаю.

   - А вариант "любить" тебе не подходит?

   - Тебе не нужна моя любовь, Ларис. Больше того. Она тебя погубит. Но и без меня тебе не выжить, я уверен. Уже уверен... Тебе понравились мои цветы?

   - Да, - ответила без энтузиазма. Он явно не верил в мою любовь, и явно менял тему, не желая даже слушать о ней. - Где ты нашел их в Пахомовке?

   - В Пахомовке таких не найти. Мне привезли их из дома. Специально для тебя.

   - Из дома? В смысле - оттуда, из Города?

   - Из Города. Он называется Илианэсэ, не так уж сложно запомнить. Мне в любом случае каждую ночь привозят оттуда пищу. Попросил, чтоб захватили еще и цветы. У меня там большой сад, один из лучших, наверное, не только в городе, но и в стране. Не самый лучший, конечно, есть еще к чему стремиться, но и гордиться есть чем. Так что эти цветы тебе - действительно от меня, из моего дома, моего сада.

   - Спасибо. А та лилия в номере турбазы - она тоже была от тебя?

   - Тоже от меня, - он улыбнулся и коснулся губами моего виска. - Лилия хороший цветок, чистый. Ее ты можешь всегда принять, не задумываясь, от любого вампира.

   - То есть? - не поняла я.

   - То есть дарится от чистого сердца, без намеков и задних мыслей. Без подтекста. Просто цветок.

   - А что, бывают цветы "не просто"? И надо хорошенько подумать, прежде, чем их принимать?

   Он улыбнулся и чуть отстранился, натягивая на себя футболку, старательно застегиваясь и заправляясь.

   - Цветы, Лариска, в культуре вампиров занимают особое место. У вас такого нет. У нас вообще немного разное отношение к живой природе. Изначально было. Сейчас все несколько упрощается. Но какие-то вещи остались. Отношение к цветам - из их числа. У тебя есть расческа?

   - Не знаю, в тумбочке посмотри.

   - Ну, что ты не знаешь, что это, я вижу, - заявил он, находя-таки в тумбочке искомое. Вот ведь гад, сам же меня разлохматил! Судорожно провела рукой по волосам, но вряд ли что-то кардинально улучшила. Анхен же невозмутимо расчесывал моей расческой свои черные блестящие пряди, продолжая разговор о ботанике.

   - С очень давних времен, уже почти позабытых, каждый цветок наделен определенным смыслом, чувством, эмоцией...

   - Погоди, но это язык цветов, у нас что-то такое есть, - прервала я его.

   - Что-то такое, кто-то где-то слышал, - передразнил он меня, кладя расческу на подоконник и закалывая свой хвост весьма замысловатой заколкой. - Перепевы, отголоски, не более. И значения у вас другие, да и не знаете вы их толком, и никогда не пользуетесь.

   Я взяла было расческу, намереваясь и себя привести в порядок, коль уж приспичило ему прихорашиваться, но он отобрал:

   - Дай, сам расчешу. Ты ж небось в последний раз еще в Светлогорске причесывалась. Забыла уже, наверное, как это делается.

   Да? Хорошо, что тут нет зеркала. Это что ж у меня на голове, если он позволяет себе так высказываться? Покорно повернулась к нему спиной. Не нравится - вот пусть и делает, как нравится.

   - В культуре же вампиров знания о цветах и их смысле - у каждого в крови. Мы не просто знаем, мы это чувствуем, поэтому, даже не задумываясь об этом, любой вампир всегда выберет именно тот цветок, который отражает его настроение, его отношение, его чувства и намерения. Любой цветок, подаренный любым вампиром всегда имеет смысл. Поэтому - да, иногда стоит и задуматься.