Первым делом нужно было разыскать кабачок, завсегдатаем которого числился Эшбрех. Найти его там — один шанс из десяти, но с чего-то нужно начинать. Эрш говорил, что заведение расположено в квартале под романтичным названием 'Трезубец'. Квартал старый, значит не затерялся среди коз. Название наводило на мысль, что в нем что-то троилось. Сеньорита Рандрин предположила, что каналы: центральная ось — река, две боковые — искусственные протоки, но Меллон возразил, что тогда бы был не один, а целых три квартала: водные преграды обычно служат границей.

Решили не гадать, а спросить у кого-нибудь из местных жителей. Первый же убрекец подсказал, как найти кабачок, даже вызвался проводить за медную монетку.

Никаких каналов в квартале не обнаружилось, все оказалось гораздо прозаичнее: название ему дал рисунок улиц. Одна центральная, широкая, две, под углом к ней, поменьше, и множество проулков. В одном из них и располагалось заведение 'У веселой хохотушки'.

Хохотушкой, очевидно, была хозяйка, женщина весомых достоинств и свободных нравов. Одевалась она, как и все горожанки центральных кварталов, наполовину как анторийка, наполовину как жительница восточных княжеств: длинное свободного покроя платье с декольте, не столько скрывавшим, сколько открывавшим, оголенные руки, невесомый, кокетливо повязанный на плечах платок. Множество дутых медных браслетов, серьги из монеток. Волосы заплетены в три косы, одна уложена на затылке, две другие, небольшие, на висках.

— Что угодно господину? — соблазнительный бюст, достойный местной богини плодородия, главной в пантеоне олосерских богов, навис над столом, делая все тайное явным. Взгляд Меллона невольно утонул в этих плавных, вздымающихся от дыхания изгибах.

Хозяйка улыбнулась, очевидно, довольная эффектом, произведенным ее прелестями. Она будто не замечала Зару, но девушка не обижалась: во всей конфедерации Мангеш главенствовал строгий патриархат. Из этого вовсе не следовало, что девушку не обслужили, приди она без спутника, просто, если посетителей было двое, традиционно первым обращались к мужчине. Правда, здесь присутствовал и личный интерес: кажется, маг приглянулся олосерке. Вопрос в том, понравилась ли она ему? Хотя, что тут может понравиться: грудь, как коровье вымя.

— Господину угодно поесть. Принесите мне и моей… сестре что-нибудь на Ваш вкус. Что-то легкое.

— Пить что-то будете? — хозяйка практически легла грудью на стол. 'Чуть ли из платья не вылезает', - подумалось Заре. Теперь стало неприятно, захотелось сказать что-то едкое и неприличное для девушки ее положения.

— Вино. И кувшин воды.

Нет, это не ревность, но если он еще раз заглянет туда, то получит увесистый пинок под столом.

Покачивая бедрами, женщина удалилась, чтобы самой передать заказ на кухню.

— Она на Вас глаз положила, Меллон, — заметила девушка, проводив хозяйку заведения презрительным взглядом. — Так что расспрашивать об Эшбрехе будете Вы.

— О каком Эшбрехе? — нахмурился маг. — А насчет трактирщицы Вам показалось.

— Ну да, показалось! — хмыкнула сеньорита Рандрин; цвет глаз выдавал недовольство. — Помани Вы ее в кладовку, с радостью согласилась бы. И Вы тоже, судя по Вашим заинтересованным взглядам. Что, предпочитаете развязных брюнеток с грудью размером с Анторию?

— Как Вам не стыдно, Зара! — отвернувшись, пробурчал Аидара.

— Мне — стыдно? Не я же пялилась в ее декольте. Вы из него глазами не вылезали, а она и рада! Не было бы меня, давно бы к Вам на колени залезла. Ничего, я скоро уйду, поем, расспрошу о нашем общем знакомом и отправлюсь на поиски гостиницы. Как я понимаю, Вам комната не потребуется, прекрасно переночуете под крылышком 'веселой хохотушки'.

— Зара, перестаньте порочить добропорядочную женщину! Что на Вас вдруг нашло? Строите нелепейшие предположения, обвиняете люди невесть в чем…

— Я говорю лишь о том, что вижу. Извините, больше не буду вмешиваться, пусть она хоть себя на десерт предложит.

Меллон сделал глубокий вдох, а потом спокойно спросил:

— Любовь к пошлости Вам из прошлой жизни осталась?

Девушка пропустила его замечание мимо ушей, скользя взглядом по помещению кабачка: вдруг им повезло, и он сидит за одним из столов? Но, увы, сборщик налогов не почтил заведение своим присутствием, либо так замаскировался, что она не смогла опознать его по предоставленным приметам.

Вернулась трактирщица, поставила на стол две кружки с откидным верхом и оплетенную бутыль с вином. Метнула кокетливый взгляд на Меллона и удалилась за стойку.

С радостью констатировав, что маг не намерен рассыпать комплименты хозяйке, Зара дождалась подавальщицу и поинтересовалась у нее, часто ли здесь бывает господин Эшбрех.

— Да почитай каждый день, если не в отъезде. Хороший мужчина, всегда мне большие чаевые оставляет.

— А сегодня он был?

— Неа, если и придет, то перед закатным часом, кружечку пропустить. Тока давненько я его не видала, видать, опять поехал с солдатней деньжата выколачивать. Он ведь, — шепотом добавила разговорчивая девушка, — подать с крестьян сбирает. У, важный человек!

— А где живет этот важный человек?

— Как где, да здесь, в Эшбрехе.

— Точнее нельзя?

— Где-то у Соляного моста. Он к нам пешочком ходит, значит, не далеча. Еще чего-нибудь желаете?

Зара покачала головой и перехватила взгляд подавальщицы. Минута, и э-эрри успокоилась. Если у олосерки такой длинный язык, то он в любую минуту может развязаться и разболтать об анторийке, расспрашивавшей о сборщике налогов.

Что ж, придется кому-то из них наведаться сюда вечером перед закатом: вдруг как раз сегодня Эшбрех вернулся?

Отобедать спокойно не получилось: анторийцы, очевидно, пользовались повышенным интересом у олосерок, во всяком случае, хозяйка предприняла еще одну попытку провести вечерок (может, и скоротать ночку) в компании Меллона. А ведь она его старше, ненамного, но старше. Сколько там Аидаре исполнилось? Но тридцати-то нет, а у этой красавицы тридцать на лбу написано, и размер хвостика под вопросом. Зара мысленно злорадно подметила, что половину жизни хозяйка, наверняка, провела в борделе. А что, подцепила в свое время наивного клиента, женила на себе, на тот свет отправила, а трактирчик себе присвоила или открыла на денежки покойного.

— Вы надолго в наши края? — трактирщица отодвинула стул и села практически вплотную к магу. К его чести, он отодвинулся, но женщина попалась настойчивая и предприняла еще одну попытку.

— Вижу, дела у Вас идут из рук плохо? — ехидно поинтересовалась Зара, крепко сжав вилку. Костяшки пальцев побелели.

— А, что? — олосерка удивленно уставилась на нее, будто только что заметила.

— А то, что дела за стойкой идут не к гномьей матери, раз хозяйка сего прекрасного заведения позволяет себе прохлаждаться, болтая с посетителями.

Трактирщица нахмурилась, встала, уперев руки в бока, и нависла над девушкой всей своей превосходящей массой:

— Помалкивай, соплячка, а то пробкой от бутылки отсюда вылетишь! Кто ты вообще такая? Ешь давай, да помалкивай!

— Драконьи зубы тебе в зад, ты кого соплячкой назвала? — глаза сеньориты Рандрин потемнели.

— Тебя, курица ощипанная, — наступая, улыбнулась олосерка. — Забирай свои объедки и выметайся. Нам с твоим братом покумекать надо.

— Так я, значит, еще и курица? — синева окончательно превратилась в уголь.

— Я, что, непонятно выразилась? Выметайся отседова, синеглазка.

— Пасть свою собачью закрой, свиноферма ходячая! Я тебе, дрянь подзаборная, покажу, как благородных людей оскорблять и на чужих мужиков зариться, огребешь неприятностей на весь свой толстый зад!

Меллон попытался ей помешать, твердил что-то о благоразумии, но Зару было не остановить, а тут еще трактирщица подливала масло в огонь. Пройдясь по ее матери, она начала честить ее отца, но перечислить все его нестандартные связи не успела, отлетев к стойке. Сеньорите Рандрин этого показалось мало, и она от всей души обрушила на пол полку с бутылками, а заодно и бочонки с элем ярусом ниже, щедро искупав олосерку в смеси горячительных напитков.