Д. Гамшик, И. Пражак. БОМБА ДЛЯ ГЕЙДРИХА.

От авторов.

События, которые предшествовали взрыву бомбы, убившей Гейдриха, и те, которые последовали за ним, привлекали и будут привлекать внимание не только политиков и историков. Их по сей день стремятся осмыслить также и поэты, и прозаики, и общем, все те, кто хочет постичь волнующую атмосферу того времени, видя в этом отправную точку для понимания событий грядущего.

Перед нами открывалась возможность писать, подобно другим литераторам, взволнованные страницы о героизме и предательстве, о мрачных злодеяниях и светлом и чистом патриотизме, о трагедиях и о человеческом мужестве, но мы отдали предпочтение строгой разработке фактов, близкой репортажу. Мы руководствовались при этом советами Эгона Эрвина Киша: «Никогда не составить из собственных впечатлений, полученных на месте действия, из собранных показаний участников или свидетелей, из высказанных предположений полного, не имеющего пробелов представления о том или ином событии. Репортер должен сам создать модель этого события, должен сам навести мосты от одного его этапа к другому и заботиться лишь о том, чтобы линия его домысла исходила только из фактов, которые ему хорошо известны».

Мы ничего не прибавляли, мы только отбирали, объясняли и заостряли факты. Если что-либо было нам недостаточно ясно, мы искали новые факты, документы, свидетельства. Мы заботились о том, чтоб нигде не нарушить границ достоверности.

Разве этого мало?

Ведь документальная правда, которая послужила нам исходной позицией, выглядит порой фантастичнее самого фантастического вымысла, и читателям предоставляются две возможности: либо верить рассказанному, либо нет. Мы всегда отдавали предпочтение языку документа, пусть сухому, шершавому, и делали это только для того, чтобы постараться избежать второй возможности.

* * *

В работе использованы материалы из архивных фондов Министерства внутренних дел и Министерства юстиции ЧССР, Военно-исторического института в Праге и воспоминания участников описываемых событий, а также некоторые литературные источники.

От морского кадета до имперского протектора.

Задолго до того как Адольф Эйхман — один из крупнейших преступников третьего рейха — был похищен при весьма романтических обстоятельствах группой израильских офицеров-разведчиков и предстал перед иерусалимским судом, на его вилле в предместье аргентинской столицы Буэнос-Айрес побывали два человека: бывший сотрудник гитлеровской разведки австриец д-р Лангер и голландский журналист А. Сассен, в прошлом доброволец СС. Много часов и дней провели они здесь, беседуя с Эйхманом, который, никем не опознанный, тихо и скромно жил в своем уютном убежище. Хозяин виллы говорил тогда отнюдь не так, как позднее перед судом, где он всячески пытался отвертеться, свалить ответственность за совершенное им на других либо сделать вид, что ничего не помнит. В то время — это было в 1957 г. — он чувствовал себя среди своих и говорил обо всем откровенно. Запись этих бесед, сделанная Лангером и Сассеном, знакомит нас с некоторыми откровенными признаниями Эйхмана. Вот что он ответил после довольно долгого раздумья на такой вопрос:

«Лангер. Если бы вы ныне участвовали в судебном процессе, предметом разбирательства которого были бы занимающие нас проблемы, и если бы на этом процессе вы выступали как обвинитель, кого бы вы привлекли к ответственности за содеянное и в каком порядке?

Эйхман.

1. Адольфа Гитлера.

2. Рейхсфюрера Гиммлера.

3. Начальника полиции безопасности и службы безопасности...»

Заметим: под номером третьим Эйхман назвал лишь должность, но не имя.

Быть может, по многолетней привычке? Ведь шефа полиции безопасности и службы безопасности, начальника секретных и «невидимых» организаций, действующих тайно, предпочитали никогда не называть (это правило соблюдали даже высшие должностные лица при общении друг с другом). А может, Эйхман, один из его подчиненных, припомнил те минуты, когда стоял перед своим высоким начальством и вынужден был отвечать на очень неприятные для него вопросы?

Имя этого военного преступника № три ныне известно всему миру. Это Рейнгард Гейдрих.

Американский журналист и публицист Джон Гантер, собиравший в 1934 г. в Германии материал для своей книги «Европа как она есть», проявил исключительную наблюдательность, заметив находившеюся в то время на заднем плане таинственную личность шефа особой секретной службы нацистской партии, который как раз в это время делал первые шаги своей головокружительной карьеры. «За Гиммлером стоит фигура еще более мрачная, — писал Гантер, — бывший морской офицер, группенфюрер СС Гейдрих. Иногда говорят, что Гиммлер — только «ширма» для этого во многом более жестокого и опасного человека».

Бывший руководитель иностранного отдела осведомительной службы Вальтер Шелленберг, много лет находившийся в подчинении у Гейдриха, а позднее возглавивший гитлеровскую службу шпионажа, характеризовал Гейдриха как скрытую ось, вокруг которой вращался нацистский режим. Шелленберг подчеркивал, что Гейдрих высоко вознесся над своими политическими коллегами и контролировал их так же, как разветвленную сеть разведывательной и полицейской службы третьего рейха. «Это был один из лучших национал-социалистов, один из убежденнейших поборников германской имперской идеи, гроза всех врагов нашей империи», — говорил в 1942 г. Адольф Гитлер.

Подобные суждения могут показаться пристрастными и преувеличенными. Но в таком случае нельзя не заинтересоваться вопросом: как случилось, что этот совершенно заурядный человек, не выделявшийся ни своими способностями, ни образованием, мог стать одной из самых всесильных личностей одного из самых могущественных государств нашего времени? Как случилось, что ему было дано право вершить судьбами и жизнью людей, которые во всех отношениях стояли значительно выше его, вершить судьбами и жизнью целых народов?

Казалось, ничто не предвещало Гейдриху особых успехов на его жизненном пути. Начало этого пути в общем было обычным, ничем не примечательным, и если бы Гейдрих мог тогда разглядеть его финал, он был бы крайне удивлен. Он родился в 1904 г. в Галле на Заале, то есть на Лужицкой земле[1] Германии. Многие его предки, очевидно, тоже были лужицкого происхождения, и где-то среди ветвей его родословного древа мелькнул даже далекий предок-еврей — обстоятельство, безусловно, совершенно второстепенное, однако в пору фанатического разгула расизма и антисемитизма переросшее в зловещий фактор. А вдруг это тщательно скрываемое Гейдрихом обстоятельство кто-то обнаружит, а вдруг этот «кто-то» окажется как раз его главным конкурентом и соперником, против которого уже нельзя будет действовать с привычной беспощадностью?

Семья Гейдриха жила вполне устроенно. Юный Рейнгард, слишком юный для того, чтобы отправиться на поля сражений первой мировой войны, закончил гимназию. Единственное, чем выделялась эта семья, было ее традиционное увлечение музыкой. Гейдрихи устраивали популярные тогда в провинции музыкальные «полудни» и «вечера»; их ветхозаветную скуку можно сейчас испытать разве что только в Вене.

Юный Рейнгард восторженно предавался музыке. Он играл на фортепьяно, пел, но больше всего увлекался скрипкой. Это увлечение, хотя и в несколько измененном виде, он сохранил и в более поздние годы, что делало его личность в глазах многих еще более непонятной и загадочной.

Как сложилась бы судьба Гейдриха, если б она в определенный момент не переплелась с судьбой безудержных честолюбцев, влияние которых возрастало под действием непостижимых силовых полей в тогдашнем немецком обществе? Может, он стал бы известным скрипачом? Может, был бы музыкантом средней руки и играл в каком-нибудь камерном ансамбле? А может, всю жизнь просидел бы за пюпитром в яме оркестра, скрытый от глаз публики?