Изменить стиль страницы
2 мая

Рысс Самуил Борисович, отец Жени Рысса, старик, которому уже за семьдесят. Большой лоб, увеличенный лысиной, полузакрытые черные глаза, словно от долгой и трудной жизни его тянет в сон, но взгляд все еще внимательный, вечно встревоженный. Рост большой. Так же страстно любит театр, как его племянник Сима, но любовь его более деятельна. В молодости он и его брат собирались на сцену. Отец разрешил одному. Другой обязан был получить специальное образование. Инженерное, кажется. Братья бросили жребий. И вот Самуил Борисович отказался от сцены, по жребию, а брат его стал артистом, в свое время довольно известным в провинции. На старости лет решил Самуил Борисович вернуться к мечте своей юности. Он приходил к Антону Шварцу, просил заняться с ним художественным чтением. Когда тут не получилось, устроился он завлитом в Областной театр. И тревожился за свой театр и за всю театральную жизнь города, и его полузакрытые глаза глядели печально. Бог одарил его душой нежной, уязвимой, любящей. И поэтому ему жилось нелегко. Когда умерла его жена — уверенная и красивая женщина, он сказал: «Жалко, что не я умер. Мою смерть она перенесла бы легко…»

3 мая

И теперь он все тревожится и невесело глядят его усталые полузакрытые глаза. Женя, единственный сын его, человек прелестный, но вечно переживающий чрезвычайные происшествия, не дает старику покоя. Не требованиями или просьбами, о, если бы! Нет. Полным молчанием. А слухи о Жениных приключениях быстро разносятся по узкому кругу, в котором мы живем, и старик приходит в смятение. То Женя разводится, то он начинает пить свыше меры, то выступает на собрании со слишком рискованной речью. То просит секретаршу, чтобы передала она одному из главарей ССП, назначившему, а потом отменившему прием ему, Жене, что тот подлец. «Передам!» — отвечает секретарша спокойно. — «Не забудьте!» — «Нет, нет, я запишу!» — отвечает секретарша. Мы, услышав это, испытываем даже некоторое удовольствие, а старик не спит ночами. С невольной, свойственной именно таким характерам жестокостью Женя совсем не пишет отцу. И с характерной для него неряшливостью в денежных делах не помогает ему. А старик уже потерял место в Областном театре. И то позирует — художникам нравится его лицо,

— то от случая к случаю снимается в кино, в массовках. Он самолюбив, денежной помощи от племянника не примет, хоть ты умри, а сын в своих чрезвычайных происшествиях, поездках, романах, скандалах — просто начисто забывает, точнее, откладывает на потом мысли о старике. Сейчас, впрочем, положение несколько прояснилось. Женя развелся окончательно. Его новая жена пишет Самуилу Борисовичу часто. И налаживается жизнь беспокойного его сына. Как будто налаживается. И все же этот старый, усталый человек звонил мне извиняющимся голосом: «Евгений Львович! Меня смотрели для массовок в «Дон Кихоте».

4 мая

«Признали годным для герцогского двора. Но с тех пор не звонят и не звонят. Если вас не затруднит, между делом, к случаю, спросите у заведующей актерским цехом. Они были очень довольны, и костюм подошел, а теперь вот не звонят». Я спросил и узнал, что Самуил Борисович и в самом деле очень подошел для герцогского двора — настоящий старый испанский придворный. Но снимать его будут только осенью.

Разумовский А. В.[0] Драматург. Пишет вместе с Бехтеревым[1]. Он имеет вид задумчивый, степенный, глядит через очки основательно, внимательно, словно дело делает. Бахтерев же имеет вид испуганный, если перевести на слова, то выйдет: «ой, попадусь». Разумовский роста несколько выше среднего. Бахтерев же поменьше. Задуман как кругленький, но какие‑то болезни извели его. На лице пигментация, темные пятна. Извелся. Оба люди земные. «Насекомым — сладострастье, — Ангел богу предстоит». Они предпочли первое. С глубокой верою, что это и есть удел разумного человека, а все остальные ломаются и приспособляются. Это касается не только личных развлечений. Тут жизнь их меня совсем не интересует. Впрочем, как это ни странно, именно в прямом сладострастии они вдруг по насмешке судьбы испытали человеческие горести. От кого‑то из них ушла жена, и кто‑то из них страдал, как человек, а не как насекомое. Пишу со слов. В области же литературы они употребили для удовлетворения и ублаготворения историческую тематику. А именно генералиссимуса Суворова. Не имея никаких чувств, кроме желания, они состряпали пьесу довольно грамотно, и она держится по сей день.

5 мая

Люди, возле которых терлись они в самом начале своего пути, в двадцатых годах, «обэриуты»[2], тоже презирали (кроме Заболоцкого) какие бы то ни было правила поведения. Я опять возвращаюсь к женщинам. Но для тех это являлось частью отрицания более высокого. Они, как юродивые, спасались. Бахтерев же и Разумовский усвоили самую доступную для них сторону устава того монастыря, в который сунулись сдуру. Они искренне полагали, что Хармс пишет непонятно не потому, что хочет писать чисто, а из деловых соображений. Вокруг каждого монастыря и вокруг учения любой чистоты собираются, сползаются, налипают подобного рода монахообразные, ученикоподобные существа. Хармс относился к слову как подобает. Появление в детской литературе его и Введенского было очищением.

Я помню, как смеялся надо мной Хармс за то, что в «Карете с приключениями» в одном рассказике написал я, сам того не заметив, слово «моментально». Он даже стихи сочинил — забыл одну строчку. Примерно так: «Иван Иваныч подскочил, моментально обмочил, (забытая строчка) и обратно отскочил». А вот как относится к слову Разумовский. Выступая на очередном совещании по драматургии, он сказал: «Задача завлита — встретить меня с директором, встретить меня с режиссером, встретить меня с коллективом». Как говорит Бахтерев — не знаю. Он больше помалкивает, с таким выражением, будто его вот — вот схватят за шиворот. А Разумовский, тот говорит. И перед съездом печатал статьи в газетах. О задачах драматургии[3]. Видимо, на совещании было у них решено, что Разумовский должен для дела стать общественником. Так вот они и живут. Покрываются пятнами, словно бы от сырости, выжидают, когда добыча не идет, наслаждаются, когда охота удачна. Были бы безвредны, если бы не развращающая уверенность, что так и надо жить, все такие.

С

6 мая

Сукова Татьяна Викторовна,[0] — артистка Театра комедии и режиссер, ее самодеятельная труппа при Выборгском Доме культуры прославилась на весь Союз. Ходит мужской походкой, движения угловаты. Играет характерные роли. Человек подчеркнуто прямой. Умышленно прямой. Личного счастья не видала, однако не сдается. Выстроила себе домик в Токсово на перешейке между двумя озерами. Выходит навстречу друзьям в ватнике и брюках, заправленных в сапоги. В руках садовые ножницы или лопата. Сапоги блестят, промокли в сырой траве. За ней два жесткошерстных фокса, потерявшие голову от такой радости: чужие приехали, можно отвести душу, и они задыхаются от лая. Георгины теснятся на клумбе, поднимают свои роскошные пустые головы. Холодная вода, мокрая трава, осень близко, но Татьяна Викторовна весела. Работает. Я очень любил ее мать, Надежду Всеволодовну[1]. Я познакомился с нею в Сталинабаде. Ей было сильно за восемьдесят — она из первого выпуска женщин — врачей. Несмотря на возраст свой, сохранила она голову вполне ясную. Круг ее знакомств был необыкновенно велик. Она кончала курсы вместе с Линтваревой[2], упоминаемой часто в письмах Чехова. Усмехнувшись, Надежда Всеволодовна махнула рукой и сказала пренебрежительно: «Влюблена была в Чехова. Впрочем, она вечно влюблялась». Но тут же похвалила ее и всю семью Линтваревых[3]. Хорошие люди. И с самим Чеховым была знакома Надежда Всеволодовна. Встречала у Сувориных[4]. И я не могу себе простить, что так и не собрался расспросить ее о людях, которых она узнала за долгую свою жизнь. По роду своей работы встречала она самых разнообразных людей. И она рассказывала хорошо и охотно. А я все откладывал. Так и не успел.

вернуться

[0]

Разумовский Александр Владимирович (1907–1980) — драматург.

вернуться

[1]

Бахтерев Игорь Владимирович (1882–1980) — драматург.

вернуться

[2]

«Обэриуты» — члены литературно — театральной группы «Обэриу» (Объединение реального искусства), существовавшей в Ленинграде в 1927 — начале 1930–х гг. Обэриуты провозгласили себя «творцами не только нового поэтического языка, но и создателями нового ощущения жизни и ее предметов». «Достоянием искусства», по их словам, становится «конкретный предмет, очищенный от литературной и обиходной шелухи», и в поэзии «с точностью механики» его передает «столкновение словесных смыслов» (манифест обэриутов в «Афишах Дома печати», 1928, № 2). Их творчеству свойственны алогизм, абсурд, гротеск, которые не были чисто формальными приемами, а выражали некоторую конфликтность мироуклада обэриутов. В группу входили А. И. Введенский, Н. А. Заболоцкий, Д. И. Хармс и др.

вернуться

[3]

Статья Разумовского «Драматург и театр» была напечатана в «Ленинградской правде», 1954, 8 декабря.

вернуться

[0]

Сукова Татьяна Викторовна (1899–1968) — артистка, режиссер. С 1937 по 1959 г. — в труппе Театра комедии. Исполнительница ролей в спектаклях по пьесам Шварца.

вернуться

[1]

Сукова Надежда Всеволодовна (1862—?) — врач — гинеколог. С 1898 по 1928 г. работала врачом в Дирекции бывш. императорских театров.

вернуться

[2]

Линтварева Елена Михайловна (1859–1922) — врач, близкая знакомая семьи Чеховых.

вернуться

[3]

Линтваревы — владельцы имения Лука близ г. Сумы Харьковской губ., где Чеховы жили на даче.

вернуться

[4]

Суворины — семья журналиста, драматурга, издателя газеты «Новое время», организатора драматического театра в Петербурге Алексея Сергеевича Суворина (1834–1912).