Обогнав Никиту, в телефонную будку вошла девочка с папкой для нот. Встала на цыпочки, опустила монету.

Дверь в будку была приоткрыта.

— Мама, — услышал Никита, — это я. Не волнуйся, меня задержали на уроке музыки, я сейчас приеду.

Мама! Может, и его мама уже вернулась и ждёт дома. Никите тоже очень захотелось сказать в телефонную трубку: «Это я. Не волнуйся…» Он подождал, пока девочка кончила говорить, и решительно вошёл в будку. У него в кармане уже давно ожидала такого случая подходящая монета. Но сколько он ни тянулся к аппарату, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, ему не удалось опустить монету в щёлку.

— Давай, Никита Кругликов, я тебе помогу! — сказал за его спиной плотный мужчина в шляпе и с толстым портфелем.

Монета аккуратно упала в щёлку.

Никита встал на цыпочки и набрал номер.

Но дома к телефону подошла не мама, а Марина.

— Ты? Ты? — закричала она так громко, что трубка задребезжала в руке Никиты. — Куда ты пропал?

— Я не пропал, — сказал Никита, косясь на мужчину с портфелем. — Вот он я, в метро… Я сейчас ещё немножко поеду…

— Никуда ты не поедешь! — закричала Марина. — Я просто избегалась — тебя искала! Стой, где стоишь, и не двигайся с места. Я сейчас за тобой приеду!.. Нет, стой лучше у кассы!.. Нет, не надо, там кассы с двух сторон — ещё потеряешься! Стой возле самого эскалатора, где контролёр, понял? Стой и не вздумай с места сходить. Я сейчас!

Никита повесил трубку и уныло побрёл к эскалатору.

— Что, брат Никита, попало? — спросил вслед мужчина с толстым портфелем и начал звонить по своим делам.

Никита подошёл к контролёру и стал неподвижно, как на посту. Он с грустью следил, как лестница-чудесница уносит людей вниз, туда, где идут подземные поезда. Сперва было очень много народу, потом все уехали, и вниз побежали пустые ступеньки. Никита пролез под локтем у контролёра и стал поближе к ступенькам, чтобы лучше видеть, как они бегут.

Тут к контролёру подошла какая-то женщина. В одной руке у неё были два таза и ведро, а в другой — детская ванна. За ванну держалась маленькая девочка, за ведро — мальчик; девочка хныкала, а мальчик, увидев Никиту, стал строить ему рожи. Поэтому Никите захотелось с ним подраться, но он удержался и отвернулся.

Контролёр сказал:

— Нельзя, гражданочка. С громоздкими вещами не пропускаем.

— А куда ж я теперь с ними должна? — сердито закричала женщина и, звеня ведром о поручни, двинулась к лестнице. — Нет такого закона, чтобы с детьми не пускать!

— Не с детьми, а с тазами… — объяснил контролёр, отступая и загораживая ей путь.

Никита тоже отступил на шаг ближе к ступенькам, потому что женщина уже оттеснила контролёра и теперь толкала Никиту ванной.

Ведро звенело, девочка хныкала, женщина громко спорила, контролёр доказывал, мальчишка дразнил Никиту, как вдруг появился тот самый плотный мужчина из телефонной будки. Он очень спешил, по сторонам не смотрел и, прижав к животу толстый портфель, на ходу отрывал из книжечки проездной билет. У эскалатора он захотел обойти споривших. Шагнул вправо — налетел на мальчишку; шагнул влево — споткнулся о Никитины новые калоши; покачнувшись, выбил ванну из рук женщины, ухватился за Никиту да вместе с ним в ванну и свалился.

И детская ванна со страшным грохотом помчалась вниз по эскалатору, имея на своём борту двух пассажиров.

— Ой-ой-ой! — кричал Никита, но никто не слышал его.

Люди со встречного эскалатора, слыша железный гром, с удивлением оборачивались и провожали глазами мчавшегося вниз пассажира. А Никиты и вообще-то не было видно.

Внизу странное судно с двумя пассажирами стремительно вылетело далеко вперёд по мраморному полу и остановилось посреди подземного дворца. Наверно, оно пролетело бы ещё дальше, если бы не длинные ноги взрослого пассажира. Они не уместились в детской ванне и затормозили продвижение судна вперёд. Вокруг ванны собралась толпа. Люди смеялись так громко, что Никите показалось, будто на него рушится потолок.

Большой пассажир молча вылез из ванны. Он вынул оттуда портфель, поставил на ноги Никиту и обтёр платком своё вспотевшее лицо.

— Да, брат Никита, — сказал он, — на крейсерах я ходил, на подводках плавал, на самолётах летал, а вот на таком виде транспорта — впервые… — Он смущённо потёр лысую голову и стал поджидать ехавшую сверху женщину, чтобы вернуть ей её посудину.

А Никита побежал к поезду. Он был очень доволен. Во-первых, обещал Марине не сходить с места — и не сошёл! Не его вина, что он оказался внизу! Во-вторых, не пришлось отдавать контролёру билет, драгоценный билет, подарок на долгую память…

Через некоторое время, обежав подземное кольцо, поезд метро снова остановился на этой самой станции. Выходит — правда, что у кольца нет конца. Ни у Садового, ни у подземного, ни у какого. Где начало — там и конец. Никита доказал это всему миру.

Очень довольный, он поехал, как все пассажиры, по лестнице чудеснице вверх. Твёрдая земля приближалась. Наверху возле эскалатора стояла Марина.

— Это ты! — кричала она ему сверху голосом, который не предвещал Никите ничего хорошего. — Это ты! — И она даже побежала ему навстречу, но ступеньки под её ногами убегали обратно вверх, и у неё получился бег на месте.

А Никита сам поднимался к ней навстречу и уже видел её маленькие крепкие руки, которые через секунду схватят его за ухо. Отступать было некуда.

И она схватила его в охапку прямо с бегущей ступеньки. Она крепко схватила его обеими руками.

— Марш домой, недисциплинированный мальчишка! — торопливо произносила ока свои сердитые слова.

А по красным щекам её текли слёзы, и глаза её, круглые, как у Никиты, говорили совсем другое. «Бедненький мой, — говорили они, и Марина прижимала Никиту к себе и мешала пассажирам сходить с эскалатора. — Бедненький мой, куда же ты потерялся, мы так волновались!»

Но тут подбежала мама, милая его мама; она не знала, что перед ней путешественник, который сделал важное открытие; она целовала его, щекотала своими растрепавшимися волосами и шептала какие-то непонятные слова, вроде: «Тяпа мой, тяпа единственный…»

Когда они все втроём шли домой, Никита увидал, что на большой площади вырос сад. Ветви его были ещё голые, без листьев, но на них уже сидели воробьи и громко чирикали, — и, значит, это был настоящий сад.

— Прямо чудо! — сказала мама. — За три часа вырос сад…

— Да, это так, — кивнула головой Марина. (Она была счастливой девочкой, потому что из всех людей на свете одна точно знала, что — так и что — не так.)

Они шли домой, а за их спинами продолжала работать большая машина. Она снимала с грузовика деревья, их корни были бережно упакованы в рогожки и ящики. Машина сажала деревья в приготовленные для них глубокие ямы, и от чёрных стволов и от голых ветвей на землю ложились первые робкие тени.

— Это я рыл ямы, — сказал Никита, уже лёжа в постели.

— Спи, мой маленький, — сказала мама и переглянулась с Мариной.

Никита уткнул нос в подушку.

— У кольца нет конца, — объявил он.

— Он так устал, что заговаривается, — сказала Марина. Она завесила лампу газетой, чтобы не светила в лицо Никите, и опять стала писать аккуратными буквами в аккуратной тетрадке.

Он и правда устал, глаза его сами собой смыкались, но ему нужно было рассказать так много! И он успел ещё произнести: