Изменить стиль страницы

В материалах допросов (С. Кривенко, его брата, его первой жены) ни разу среди знакомых не называется эта фамилия — Лодыгин, как будто не было у них такого товарища.

…Александр Николаевич был уже далеко… — во Франции, когда Кривенко, отбывая ссылку в Вятской губернии, в городке Глазове, писал длинные сердечные письма Сонечке Усовой в место ее ссылки — город Тару Тобольской губернии и, получив ее согласие на брак, попросил перевода туда. Второй его брак оказался счастливее — с Софьей Усовой он прожил до конца своих дней, после ссылки вместе с нею пытался возродить колонию в Туапсе. Вернувшегося в Петербург в 1907 году после 23-летнего отсутствия Лодыгина встретит скорбная весть: за год до того, 15 июня 1906 года, в Туапсе умер Сергей Кривенко. Практически все периодические издания России напечатали некрологи об этом знаменитом в свое время публицисте.

…С 1884 года полиция начинает интересоваться и вторым другом Лодыгина — Владимиром Константиновичем Олениным. При обыске в его московской квартире находят два номера газеты «Общее дело» и рукопись «Путешествие по Англии» («Хитрая механика»). При втором обыске — запрещенное «Евангелие» Льва Толстого.

По доносу рабочего Савельева Оленин обвиняется в участии в кружке Сахарова, ведущего революционную пропаганду среди рабочих при помощи книжных лавок, продавцы которых раздают печатную литературу «крамольного содержания».

Оленин обвиняется еще и в знакомстве с петербуржцами — политическими ссыльными С. Кривенко и С. Усовой. Эти знакомства — главный пункт обвинения. Избежал бы ареста Александр Николаевич, если бы остался в России? Не просто знакомый, но давний друг всей семьи Кривенко, соратник по созданию колонии-коммуны в Туапсе? Едва ли…

Оленина высылают в Сибирь под гласный надзор на пять лет (г. Балаганск, потом — Иркутск).

Этот веселый, никогда не унывающий, по словам мемуаристов, человек и в сибирской ссылке будет ободрять других, втягивать приунывших в кипучую деятельность. Он пишет в газету «Восточное обозрение», после работает в ее редакции, скромными гонорарами делится со ссыльными… Так и не дождавшись разрешения на выезд из Сибири, он погибнет 21 апреля 1892 года, и могилу его трудно будет отыскать родственникам и друзьям среди многих и многих безвестных холмиков.

…23 года прожил Лодыгин на чужбине, бывал близко, бывал рядом с родиной — международные выставки часто проходили в соседних с Россией государствах. Но ни разу официально он не пересек границы, хотя есть свидетельства очевидцев, что бывал на родине. (Видимо, негласно! Под чужой фамилией!) Экспонаты же на российские выставки отсылал он как представитель то французской, то американской фирм…

Это не покажется странным, если вспомнить его связи с народовольцами, амнистию которым царское правительство дало лишь после революции 1905 года. Об этом длинном периоде своей жизни — почти в четверть века — Лодыгин скажет так: «…в течение всего времени моего отсутствия из России никогда ни на минуту, однако же, не упускал из виду жизни моей собственной страны, моей Родины — России».

Глава 10. На чужбине

…Во Франции, как и в России, передовые ученые и изобретатели ведут борьбу с духом наживы. Заседания Академии напоминают иногда парламент времен революционной ситуации. Особая комиссия Академии наук под председательством Депре с пристрастием разбирает «дело Шанжи» — человека, выгодно сбывшего незавершенное изобретение, и решает: «Так как Шанжи изобрел свои лампы с целью извлечения прибыли, то он не заслуживает имени ученого и Академия не должна заниматься его работами».

Известного русского изобретателя французские электротехники встретили радушно. Всем помнилось горячее выступление журнала «Ла Люмьер электрик» в защиту истинного творца системы электрического освещения: «А Лодыгин? А его лампы? Почему уж не сказать, что и солнечный свет изобрели в Америке?» Так писал журнал в 1881 году после шумного показа Эдисоном своих ламп на Всемирной электрической выставке в Париже.

Авторитету Лодыгина во Франции способствовали и рассказы о его работах известного электротехника Ипполита Фонтена в статьях и книгах еще в 1870-х годах.

А в 80-е годы во Франции под редакцией Фонтена вышла еще одна книга об истории электроосвещения, где лампам Лодыгина был отведен внушительный столбец: «Русский инженер г. Лодыгин представил в 1886 году физическому обществу в Париже несколько ламп накаливания на разные силы света от 10 до 400 свечей, полученные новыми способами. По-видимому, эти лампы накаливания с точки зрения световой отдачи превосходят даже дуговые лампы. С малыми лампами получают 400 свечей на электрическую лошадиную силу, с большими лампами — до 800 свечей. Испытания показали, что срок службы этих ламп при обычных условиях достигает 800 часов (!)». Другими словами, с лодыгинскими лампами с трудом могли конкурировать фирмы Эдисона, Максима, Свана и Сименса, лампы коих работали меньший срок, но зато у Лодыгина не было их капиталов, чтоб выпускать свои горелки массово.

Фонтен сообщает, что лодыгинские лампы в 80-е годы по расходу энергии (около 1,4 Вт на свечу) также превосходят все другие. Огромные залы пышного здания, в которых происходило в 1886 году годичное собрание Французского физического общества, были освещены 145 лампочками Лодыгина. Интересно, что все они были самые разные по силе света: 25 ламп в 10 свечей, 106 — в 20, 3 лампы — в 30, 4 лампы — в 50 и одна — в 400 свечей!

В 1885 году такие же лампочки Лодыгин отправил на Электротехническую выставку в Петербурге.

В Париже Лодыгин не только разрабатывает способы изготовления ламп, но и упорно ищет новый материал для нити накала. Как всегда, не скрывая своих находок, действуя по принципу, изложенному еще в письме устроителям VI (электротехнического) отдела: «Путем взаимной помощи увеличивать наши сведения, разрабатывая и разрешая различные вопросы». О своих научных изысканиях он рассказывает в журнале «Ла Люмьер электрик» в 1886 году (№ 115), приводя огромный цифровой материал и давая сравнительные таблицы различных материалов, испробованных им для нити накала.

Судя по множеству публикаций в специальных электротехнических журналах, он эти четыре года жизни в Париже окончательно решает дилемму — дуговые или калильные? За какими из них будущее? Ведь, несмотря на то, что Эдисон и другие промышленники выпускают лампы накаливания, дуговые по-прежнему популярны: ими освещены и улицы Парижа, и театры.

В 1886 году в Париже выходит брошюра Лодыгина «Заметка о дуговых лампах и лампах накаливания».

Доклад о сравнительных исследованиях ламп он посылает в Петербург Федору Фомичу Петрушевскому, сообщение это зачитывается и обсуждается на заседании Русского физико-химического общества.

Журнал «Электричество» помещает статью «Заметка о лампах с дугой и с накаливанием», в которой комментирует лодыгинскую брошюру.

«При моих опытах над лампами с вольтовой дугой, имевших место 15 лет тому назад, я мог убедиться, что свет лампы с дугой происходит только от раскаленных концов угольных электродов, а что свет самой дуги в высшей степени слаб, — пишет в брошюре Лодыгин. — Чтоб проверить это положение, стоит только проектировать на экран, посредством оптических стекол, изображение обоих полюсов и вольтовой дуги».

(Лодыгин вспоминает, конечно, об опытах на Волковом поле и в доме Телешова.)

Сославшись также на опыты профессора Эдлунда с дуговой лампой, Лодыгин делает вывод: «Дуга… не только сама по себе бесполезна, так как не дает света, но даже вредна, так как причиняемая ею поляризация поглощает известное количество работы. Поэтому мне пришла в голову мысль заменить вольтову дугу угольным цилиндром, который, будучи накален током, давал бы свет, не производя поляризации и, следовательно, не поглощая лишней энергии».

Сравнительные исследования ламп Лодыгин проводил для того, чтобы выявить достоинства калильных, и выявил, что «они не причиняют поляризации, они слабее охлаждаются вследствие лучеиспускания и токов воздуха».