Изменить стиль страницы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В МЭРИГРИН

Многие сошли с ума из-за женщин и сделались рабами через них. Многие погибли, и сбились с пути, и согрешили через женщин… О мужи! как же не сильны женщины, когда так поступают оне?

Ездра

I

Школьный учитель покидал деревню, и все, казалось, жалели об этом. Мельник из Крескома одолжил ему тележку с белым парусиновым верхом и лошадь, чтобы отвезти в город, расположенный милях в двадцати, его пожитки; багаж отбывающего учителя вполне уместился в этой повозке. Ведь кое-что из домашней обстановки предоставлял ему школьный совет, и единственной громоздкой вещью, которая принадлежала самому учителю, кроме ящика с книгами, было маленькое фортепьяно, купленное им на распродаже в тот год, когда он надумал заняться инструментальной музыкой. Но пыл его быстро угас, играть он так и не научился, и приобретение это сделалось для него постоянной обузой при переезде с одной квартиры на другую.

Ректор уехал на весь день — всякая перемена была ему в тягость. До вечера он возвращаться не думал, полагая, что за это время новый учитель уже приедет, успеет устроиться, и все снова войдет в свою колею.

Управляющий фермой, кузнец и сам школьный учитель в растерянности стояли посреди гостиной перед инструментом. Учитель заметил, что, даже если удастся погрузить фортепьяно в тележку, он все равно не знает, что делать с ним по приезде в Кристминстер — город, куда его назначили, — так как на первых порах получит там только временную квартиру.

К мужчинам подошел мальчик лет одиннадцати, который усердно помогал учителю укладываться, и пока те раздумывали, на что решиться, заговорил, вспыхнув при звуках собственного голоса.

— У бабушки есть большой дровяной сарай, может, поставить его туда, сэр, пока вы не устроитесь на новом месте?

— Предложение подходящее, — согласился кузнец.

К бабке мальчика, — старой деве, всю жизнь прожившей в здешних краях, — было решено направить делегацию и попросить ее на время поставить у себя фортепьяно, потом мистер Филотсон пришлет за ним. Кузнец и управляющий пошли взглянуть, пригодно ли помещение, и мальчик с учителем остались одни.

— Тебе жаль, что я уезжаю, Джуд? — ласково спросил учитель.

На глаза мальчика навернулись слезы; он не принадлежал к числу постоянных учеников, которые посещали школу днем и по-будничному близко соприкасались с жизнью учителя, он ходил лишь на вечерние занятия, и то только при теперешнем учителе. Сказать правду, школьники предпочли в этот день остаться в стороне, совсем как некие, небезызвестные в истории, ученики, и вовсе не горели желанием помочь.

Мальчик в смущении раскрыл книгу, которую держал в руках — прощальный подарок мистера Филотсона, — и признался, что ему жаль.

— Мне тожеу, — сказал мистер Филотсон.

— А почему вы уезжаете, сэр? — спросил мальчик.

— Ну, это длинная история, тебе не понять моих причин, Джуд. Станешь постарше, — тогда, может, поймешь.

— Я бы и сейчас, наверное, понял, сэр.

— Хорошо, только не рассказывай всем об этом. Ты знаешь, что такое университет и университетский диплом? Это то пробирное клеймо, без которого преподаватель никогда не добьется хорошего места. Мой план или, вернее, мечта сначала окончить университет, а потом принять духовный сан. Поселившись в Кристминстере или поблизости от него, я окажусь, так сказать, в главной ставке, а потому, если мой план вообще осуществим, мое присутствие там скорее поможет мне выполнить его.

Вернулись кузнец и его спутник. Дровяной саран старой мисс Фаули оказался сухим и вполне подходил для намеченной цели, да и сама она охотно согласилась отвести в нем место для инструмента. Фортепьяно решено было оставить в школе до вечера, когда будет больше свободных рук, чтобы перенести его, и учитель окинул все прощальным взглядом.

Мальчик, которого звали Джуд, помог рассовать всякую мелочь, и ровно в девять мистер Филотсон, попрощавшись с друзьями, сел на тележку рядом с ящиком книг и прочим своим имуществом.

— Я тебя не забуду, Джуд, — улыбнувшись, сказал он, когда повозка тронулась. — Смотри же, веди себя хорошо, не обижай животных и птиц и читай как можно больше. А если тебе случится попасть в Кристминстер, непременно разыщи меня в память старого знакомства.

Повозка со скрипом пересекла лужайку и скрылась за углом ректорского дома. Мальчик вернулся к колодцу, где оставил ведра, когда пошел помогать своему наставнику и учителю грузить вещи. Губы у него дрожали, он откинул крышку колодца, чтобы опустить бадью, и замер, припав лбом к срубу; лицо его было неподвижно-задумчиво, как у ребенка, раньше времени познавшего тернии жизни. Колодец был такой же старый, как сама деревня, и представлялся Джуду глубокой округлой ямой, на дне которой на расстоянии ста футов сверкал диск водяной ряби. Изнутри сруб оброс зеленым мхом, а у самого верха — лишайником.

"Сколько раз из этого колодца брал по утрам воду учитель, а теперь он никогда больше не придет сюда за водой, — с горестью подумал Джуд. — Сколько раз я видел как он склонялся над колодцем — так же, как я сейчас, — когда уставал вытягивать бадью и отдыхал, прежде чем отправиться домой с полными ведрами! Ну конечно что делать такому умному человеку здесь, в нашей сонной деревушке!"

По щеке мальчика скатилась слеза и упала в колодец. Утро было ненастное, и пар от его дыхания казался сгустком тумана, повисшим в неподвижном, тяжелом воздухе. Неожиданно его размышления прервал окрик:

— Принесешь ты наконец воду, бездельник несчастный!

Кричала старуха, которая вышла к садовой калитке из дома, крытого зеленым тростником. Нальчик тут же замахал ей в ответ и вытащил бадью, что при его росте потребовало немалых усилий, потом поставил бадью на землю; перелил из нее воду в свои ведра и, переведя дух, пошел с ними через влажную зеленую лужайку, прочь от колодца, стоявшего почти в самом центре деревни или, вернее, деревушки, которая называлась Мэригрин.

Деревушка, маленькая и старозаветная, ютилась в лощине меж холмов, примыкавших к гряде меловых гор Северного Уэссекеа. Но как бы стара она ни была, единственным памятником местной истории оставался, пожалуй, колодец — он один не менялся нисколько.

Немало домов с соломенными крышами и слуховыми оконцами было снесено за последние годы, немало деревьев повырублено. В числе прочего была разрушена старинная церковь, совсем уже сгорбленная, с деревянными башенками и причудливой кровлей. От неё остались лишь груды щебня; — камень пошел на стены хлевов, на садовые скамьи, на каменные опоры оград или на обкладку цветочных клумб по соседству. Вместо церкви на новом участке стараниями некоего гонителя памятников старины, заскочившего сюда из Лондона всего на один день, было воздвигнуто высокое здание в современном готическом стиле, столь непривычном для глаз англичан. От древнего христианского храма, так долго простоявшего здесь, не осталось и следа; на ровной зеленой лужайке, где с незапамятных времен было кладбище, о могилах, сровнявшихся теперь с землей, Напоминали лишь чугунные кресты по восемнадцати пенсов за штуку, с гарантией на пять лет.

II

Джуд Фаули был мальчиком хрупким, но все же два ведра, полных до краев, он донес до дому без передышки. Над дверью дома висела небольшая синяя дощечка, на которой желтыми буквами было выведено "Друзилла Фаули, булочница". В окне за свинцовой рамой с частым переплетом — дом был одним из немногих уцелевших старинных строений — виднелось пять банок с леденцами и тарелка с тремя сдобными булками.

Сливая у черного хода воду, Джуд услышал доносившийся из дома оживленный разговор между его двоюродной бабкой, той самой Друзиллой, о которой вещала вывеска, и деревенскими кумушками. Они видели, как уезжал" школьный учитель, и теперь перебирали подробности этого, события, пускаясь в предсказания относительно его будущего.