в семенах, в виноградных побегах,

Кузнецах и упряжниках, серповщиках?

Ведь обильно и сами собою

На распутьях дорог, да с приправой густой,

из земли забьют реки похлебки,

И ахилловы в них поплывут пирожки, {235}

{235 И ахилловы в них поплывут пирожки... — Выпечка из тонкой ячменной муки.}

[d] нам останется только нагнуться

Зачерпнуть, а начало те реки возьмут

от источников Плутоса-бога.

И дождями из сладких и дымчатых вин {236}

{236 ...дымчатых вин... — Ср. 13If.}

будет Зевс мыть у нас черепицы.

По карнизам, по кровле посыплется в рот

виноград с пирогами из сыра,

И медовые пряники и размазня

чечевичная, рожки да булки.

А деревья покроет в горах не листва,

но повиснут на ветках колбасы

Из козлятины да отварные дрозды

[e] и нежнейшие из каракатиц.

98. Надо ли добавлять к этому еще и "Любителей жареного" прелестного Аристофана [Kock.I.523], все вы сыты по горло его едкими насмешками? Я процитирую еще из "Фуриоперсов" {237} Метагена и потом закончу, но сперва воздам "Сиренам" Никофонта, где написано [Kock.I.777; ср.368b]:

{237 ...из «Фуриоперсов»... — Ср. 228е и примеч. 24 к кн. VI.}

Пусть из муки снега на нас посыплются,

Пускай припустит град хлебами целыми,

Похлебка пусть возьмется перекатывать

Не камни по дорогам, а громадные

Кусищи мяса, и пускай приказывать

Начнет пирог нам, чтоб его отведали.

Метаген же пишет следующее [Kock.I.706]:

[f] Ведь Кратий, первая река, огромные

Несет для нас лепешки, разжевавшие

Самих себя; а вот вторая, Сибарис, {238}

{238 Ведь Кратий... Сибарис... — Кратий и Сибарис — реки близ Фурий.}

Вся скатами вареными покрытая,

С кусками мяса пироги отменные

Толкает вниз. А третья речка, меньшая,

Кальмарами поджаренными, крабами

И фаграми течет, полна колбасами,

Рубленым мясом и несет анчоусы

Со сковородок; солонина рыбная,

Сама себя сготовив, сверху лезет в рот,

(270) А снизу непрестанно в ноги тычется.

В кольцо нас взяли пироги тончайшие.

Мне известно, что и "Фуриоперсы" и пьеса Никофонта никогда не ставились на сцене, поэтому я упомянул их последними".

99. Всё это Демокрит изложил четко и ясно, поэтому пирующие принялись хвалить его, но Кинульк сказал: "Сотрапезники дорогие, умираю с голоду! Демокрит весьма любезно угощал меня, не пожалев на [b] десерт рек нектара и амбросии, "коими душу {239} я напитал, но остался голодным", наглотавшись одних только речей. Поэтому давайте прекратим бессмысленную болтовню и примемся, по словам пэанийского оратора [Демосфен.III.33], за то, что, хотя и не возвышает, но все-таки не дает умереть [от голода]:

{239 ...коими душу... — Цитируется фрагмент неизвестной комедии.}

В голодном брюхе нет любви к прекрасному;

[с] Горька сама Киприда для голодного,

сказал Ахей в сатировой драме "Этон" [TGF2. 748]. Заимствовав это, и Еврипид написал [TGF2. 647]:

Лишь в сытости Киприда, а не в голоде".

На это откликнулся Ульпиан, постоянно враждовавший с киником:

"Рынок хлебами забит, и заполонен овощами, {240}

{240 Рынок хлебами забит... овощами... — Неизвестный гекзаметр. Буквально сказано: «полон рынок овощей, полон и хлебов». Слова «рынок» (α̉γορή) и «полон» (πλήρης) вдохновляют Кинулька на дальнейшую импровизацию.}

ты же, собака, вечно хочешь есть и мешаешь нашим речам, высоким и мудрым, - а они ведь гораздо полезнее обычной еды, ибо "питается душа речами добрыми"". И повернувшись к слуге, он сказал ему: "Левк, если у [d] тебя осталось что-то от хлеба в яслях, брось собакам".

Однако Кинульк ответил: "Если бы я был приглашен только слушать разговоры, то уж догадался бы прийти к часу, когда рынок наполняется народом {241} (πληθυούσης α̉γοράς), - так называл кто-то из мудрецов обычную пору для выступлений, и за это его прозвали Плетагором. {242} Если же, приняв ванну, {243} мы должны угощаться только болтовней, то

{241 ...к часу, когда рынок наполняется народом... — Так по-гречески называлось время между десятью и двенадцатью. Время обеда наступало несколькими часами позже.}

{242 ...прозвали Плетагором. — Неизвестно, кого из мудрецов в шутку называли Пле-тагором (Протагора? Пифагора?). Помимо Кинульковой этимологии («Плетагор» от выражения πληθυούσης α̉γοράς), возможна также игра слов, основанная на действительном родстве существительного «рынок» (α̉γορά) и глагола «говорить» — (α̉γορεύω). Плетагор — «тот, кто обильно говорит» и «тот, кто говорит в часы, когда рынок полон».}

{243 ...приняв ванну... — т. е. вымыли руки, чтобы есть, а угощаемся болтовней.}

Я дорого плачу, чтоб вас выслушивать, -

как сказал Менандр [Kock.III.212]. Поэтому, пузан, я охотно предоставляю тебе носиться с подобными угощениями:

Ячменная лепешка голодающим

[e] Ценней слоновой кости, лучше золота, -

как сказано в "Лебеде" Ахея Эретрийского [TGF2.752]".

100. Говоря это, Кинульк был уже готов встать, однако обернувшись и увидев, сколько вокруг него рыбных и всяких других закусок, он хлопнул рукой по своей подушке и воскликнул: {244}

{244 ...воскликнул... — В приведенных стихах Кинульк свободно соединяет два стиха первой песни «Илиады»: «Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу» (586) и «Вдруг и война и погибельный мор истребляет ахеян» (61), меняя слова и совершенно переиначивая смысл.}

[f] "Бедность моя, претерпи и снеси эти глупые речи:

Разом обилье тебя истребляет и гибельный голод.

Вот так, угнетаемый нуждой, принимаюсь я не за дифирамбы, {245} как Сократ ["Федр".238d], но за эпос, и название этой песне не "Чума" (Λοιμός), но "Голод" {246} (Λιμός). А ведь это о тебе, Ларенсий, пророчествовал Амипсий в "Праще" [Kock.I.675]:

{245 ...не за дифирамбы... — Сократ у Платона от «нужды» (’ένδεια: у Афинея «нужда» — голод, в «Федре» — любовь) запел дифирамбами («Федр». 238d ).}

{246 ...название... не «Чума», но «Голод»... — I песнь (ρ̉αψωδία) «Илиады» носит название Λοιμός (чума, моровая язва). Здесь у Афинея игра слов: голод по-гречески — λιμός.}

Из богатых людей, я Гефестом клянусь,

ни один на тебя не походит:

Угощаешь роскошно, и сам никогда

(271) не пропустишь куска пожирнее, -

ибо:

Ведь диво мне предстало несказанное -

У мыса рыба плещется: пескарики,

"Ослы", кестреи, шары, с ними камбалы,

Тунцы, султанки, пагель, каракатицы,

Морские скорпионы и авлопии,

И эледоны, и облады, окуни, -

как говорит в "Хлопотуне" Гениох [Kock.II.432]: стало быть, надо и мне постоять за себя по присловью Метагена [Kock.I.709; ср.: Ил.ХII.243)], ибо

Знаменье лучшее всех - за живот свой отважно сражаться". {247}

{247 Знаменье лучшее всех — за живот... сражаться. — Переделка очередного стиха Гомера (Ил.ХII.243): «Знаменье лучшее всех — за отечество храбро сражаться» (пер. Гнедича). Вместо «за отечество» сказано: «за обед».}

101. Когда Кинульк умолк, Масурий сказал: "Что ж, так как о [b] рабах еще не всё сказано, что можно сказать, то "я тоже вставлю свое слово из любви" {248} к нашему милому мудрому Демокриту. В сочинении о ка-рийцах и лелегах {249} Филипп Феангельский [FHG.IV.475] после описания лакедемонских илотов и фессалийских пенестов говорит, что и карийцы держат в рабстве лелегов как прежде, так и по сей день. А Филарх в шестой книге "Истории" [FHG.I.336] говорит, что и византийцы так же [c] распоряжаются вифинцами, как лакедемонцы илотами. А у спартанцев есть рабы, называемые сопостелъниками {250} (ε̉πεύνακτοι), о которых ясно рассказано у Феопомпа в тридцать второй книге его "Истории" [FHG.I.310]: "Когда много лакедемонцев было убито во время войны с мессенцами, то уцелевшие, боясь, как бы не узнали враги, что их осталось мало, приказали [d] некоторым из илотов лечь в постель погибших. Потом им дали гражданство, но прозвали их "сопостельниками" за то, что те вместо убитых заняли их место в постели". А в тридцать третьей книге его "Истории" говорится [FHG.I.311], что и у сикионцев есть рабы, похожие на сопостельников и называемые полуовчинниками {251} (κατωνακοφόροι); почти то же пишет и Менехм в "Истории Сикиона". Кроме того, Феопомп во второй книге [е] "Истории Филиппа" говорит [FHG.I.284; ср.443b], что у жителей Аркадии {252} на таком же зависимом положении, как илоты, находится 300 000 человек. {253}