- Я тебя не неволю. Хочешь оставайся, только поверь мне, долго эта тишь да гладь не продержится. Конечно, если решишь остаться, я другого слугу найму, мужика... Будет таскать мои пожитки, а ты будешь присматривать. Так как, пойдешь к родственникам?

Женщина судорожно кивнула и прижалась к нему. Берналь протяжно вздохнул.

- Как знаешь, может, оно и верно. У родного брата полегче будет. Золотишко у тебя есть, вот тебе ещё один драгоценный камень... Как вы его называете? Чалчивитл (сноска: Нефрит.)?.. Бери, бери, я себе ещё добуду. Мы пока здесь гарнизон свой не оставляем, так что ты подожди. Как только встретишь кого из испанцев, весточку подай.

...Он проводил её до угла стены, окружавшей храмовые постройки, где расположились станом испанцы, здесь придержал, положив руку на плечо, потом сказал:

- Ступай. Только смотри, больше в клетку не попадайся, а то зарежут тебя на жертвенном камне.

Цветок кое-как разобрала его недолгую речь и внезапно зарыдала, схватила Берналя за руку - обнять не решилась, да он на глазах караула, наблюдающего за ними со стены, и не позволил бы. Вцепилась изо всех сил, плакала и легонько сжимала его мозолистые, ухватистые, дрогнувшие пальцы.

Берналь отвел её подальше от чужих глаз. Она вприпрыжку бежала за ним - расточка в ней было всего ничего. Скрывшись за углом какого-то строения, он принялся терпеливо втолковывать Цветку.

- Если родственники будут обижать, меня найди. Я из этого язычника дух вышибу. Хорошо, что успел тебя окрестить, легче будет. Молитву не забыла?

Женщина неотрывно, не мигая смотревшая на Берналя, отрицательно покачала головой, потом вытерла глаза, тяжело вздохнула и показала крестик, висевший на веревочке.

- Пойдешь, значит? - грустно спросил солдат.

Та кивнула.

- Ну, иди.

Берналь повернулся и направился к воротам. Ступал грузно... У ворот обернулся. Цветок вышла из-за угла - за плечами мешок с фруктами, в руках матерчатая сумка, одета была в узкую, до пят, серую юбку, выше туника без рукавов, расшитая скромно, под стать её положению.

Берналь не выдержал, махнул рукой - уходи. Цветок покорно повернулась и семенящими шажками двинулась в сторону главной площади, где возвышались теокали.

До вечера Диас чистил каску, кирасу и налокотники. Об одежде беспокоиться нечего, за ней следила Цветок, так что где надо зашито, прорехи заштопаны. Сапоги пока в хорошем состоянии. Донна Марина, прогуливавшаяся в саду, спросила:

- Отпустил Ночтлишочитл?

Солдат молча кивнул.

Донна Марина долго молчала, потом поинтересовалась:

- Что, в победу не верите, сеньор Диас?

- Эх, донна Марина, мы уже в такую даль забрались, столько всего натворили, что теперь не о победе думать надо, а том, как довести дело до конца. Иначе растянут нас на жертвенных камнях и прощай белый свет. Я о будущем не задумываюсь - это ваше с сеньором Кортесом дело. Допустите промах - всем нам крышка, объегорите Мотекухсому - тогда и нам удача привалит. Наше дело мечом работать да пикой осаживать, с этой задачей мы как-нибудь справимся. Вот вы справьтесь со своей. Смотрю я на вас и ни капельки страха у вас на лице не замечаю. Неужели вы так бесстрашная?

- Я свое, сеньор Диас, уже отбоялась. Как вспомню, что завтра нам предстоит встреча с самим тлатоани, не могу отделаться от изумления. Неужели мне доведется с живым божеством увидеться - мой отец часто мечтал о том, как я буду представлена ко двору... Только какой он небожитель! После Чолулы прислал сеньору Кортесу послание, в котором укорял нас в том, что мы не дали ещё более жестокий урок этим изменникам. Дерьмо он, а не воплощение Тескатлипоки! Сеньор Кортес тут же разослал копии его ответа по всем соседним городам. Пусть знают, что их ждет под властью Мотекухсомы. А насчет женщины, сеньор Диас, не беспокойтесь - есть у меня верные люди. Они проследят, чтобы брат вел себе смирно и домашних своих одергивал, если кому-то будет не по нраву возвращение Ночтлишочитл. И план у нас есть. Будьте уверены, сеньор Диас, дайте нам только добраться до этого язычника, мы сразу возьмем его в оборот. Когда он и его знатнейшие советники окажутся в наших руках, ацтеки смирят гордыню.

На следующий день войско было поднято с восходом солнца. Через два часа колонна выступила из Истапалапана. Сначала шли по перешейку, отделявшему большое озеро от лагуны Чалко, затем добрались до широкой, выступающей над водой на высоту трех четвертей человеческого роста дамбы. Здесь по команде перестроились. Вперед на коне выехал сеньор Кортес, за ним, тоже верхом, группа офицеров, в первых рядах которой скакали Педро де Альварадо, Ордас, Сандоваль, Диего Веласкес де Леон, лейтенант Кристобаль де Олид. Следом с войсковым флагом шел знаменосец. Какие только фигуры он не выписывал нашим стягом - крутил его, то вздымал, то опускал. Полотнище трепетало, гулко хлопало... Потом опять конница в ряд, за ними поротно двигалась пехота - впереди несли номерные значки; за пехотой артиллерия, потом носильщики и замыкали колонну корпус тласкальцев и других приставших к нам воинов. Эти постоянно озирались, как звери. Было видно, что им не по себе. Было отчего! Испанцы тоже беспрестанно вертели головами.

Вся дамба была усыпана встречающими. Более пестро и богато одетой толпы солдатам до этого дня встречать не приходилось, хотя под приветственные возгласы и в Тласкалу, и в Чолулу приходилось вступать. Сотни лодок с обеих сторон теснились возле дамбы - сколько там было народу, невозможно пересчитать! И все с цветами... Это было море цветов, собранных в букеты, сплетенных в венки, в гирлянды, которыми местные жители украшали проходивших по дамбе бородатых, одетых в поблескивающее железо людей. Где-то нестройно били барабаны, ревели трубы и морские раковины. Гул человеческих голосов покрывал озеро. Скоро в этом шуме отчетливо прорезалась рассыпчатая дробь испанских барабанов. Взревела сигнальная труба - солдаты тут же подтянулись, спрямили ряды и шеренги, взяли ногу. Дамба задрожала от мерного топота сапог, скоро эта музыка войны напрочь забила вопли ацтекских труб и раковин, заглушила бой храмовых барабанов. Толпа притихла, глядя на ровные ряды пришедших из-за моря воинов. По слухам это были посланцы самого Кецалькоатля, возмущенного несправедливостью и ложным толкованием его учения. Вот он и напустил на них этих бородатых людей.

Так они шли с полчаса, пока Кортес не заметил впереди стену высотой в три человеческих роста. Укрепление напоминало кронверк - по бокам две выступающие на поверхностью воды, высокие башни, посредине зубчатые ворота. Они были распахнуты. Мощное сооружение!.. Дон Эрнандо перекинулся взглядами с Сандовалем, Альварадо и Ордасом. Диего Веласкес де Леон даже присвистнул...

Офицеры проехали ворота - впереди ровными рядами стояло несколько сотен ослепительно разряженных людей. Султаны из перьев чудесной птицы кецаль - алые, изумрудно-зеленые, небесно-голубые - колыхались у них над головами. Необыкновенное разнообразие плащей из птичьих перьев поражало воображение. Повсюду поблескивали золотые украшения - браслеты, массивные цепи, обручи на шеях, кольца, продетые в мочках ушей и ноздрях. Все это великолепие было усыпано грудами драгоценных камней, жемчужными ожерельями, а повыше голов, уже совсем близко, вставали огромные, как холмы, пирамиды. Ступени были покрыты замысловатой резьбой, то там, то здесь на ярусах выступали огромные змеиные головы. Городские кварталы осенялись частыми, блистающей белизны башнями. Воды озера по каналам свободно вливались за городскую черту. Справа, на возвышении топорщилась темно-зеленая шерстка могучих кипарисов. Конь под доном Эрнандо неожиданно заплясал - сказка о легендарном Эльдорадо оживала на глазах. Донна Марина, ехавшая рядом с ним, что-то прошептала.

- Громче, - тихо приказал Кортес, склонившись к переводчице.

- Что громче?

- Повтори, что ты сказала.

- Это стихи...

- Вот и повтори стихи.

Женщина задумалась, потом складно, по-испански, выговорила.