Изменить стиль страницы

– Из старой башни будет лучше видно! – крикнул он из-за лестницы. – Сдохните от зависти.

– Так не честно! – завопил Эйден, и оба неудачника бросились вверх по ступенькам. – Мы не помним дороги.

Пэкстон злорадно ударил по кнопке «Вверх».

К тому моменту, как Эйден с Морганом добрались до башни, пытаясь перевести дыхание, он уже открыл ставни и створку окна.

– Два взрослых мужика несутся по лестнице сломя голову, только чтобы поподглядывать за девчонками, – саркастично поставил диагноз Кинг.

Эйден усмехнулся:

– А на мой взгляд, мы – трое физически и сексуально здоровых мужчин, которые наблюдают за тремя физически и сексуально здоровыми женщинами, которые сами и пригласили нас за ними понаблюдать. А вот и халатики.

– Это то, что я называю ведьмобутерброд, – проговорил Кинг. – Наверное, поэтому у меня слюнки текут.

Морган схватился за грудь:

– Они мажут друг друга маслом. Меня сейчас инфаркт стукнет.

Эйден посмотрел в небо, будто собирался вознести благодарную молитву:

– Жизнь просто не может быть прекраснее.

– Еще как может, – ухмыльнулся Морган. – Вот если бы мы намазывали их маслом…

– А потом они нас… – дорисовал фантазию Кинг.

Эйден внезапно просиял:

– Как думаете, масло съедобное?

Морган рассмеялся, а Кинг, зачарованный зрелищем, медленно проговорил:

– Мы больные ублюдки. Только посмотрите! Три ошеломительных сладострастных русалки… три символа женской сексуальности… Морские звезды, возвращающиеся туда, где они появились на свет…

– Русалка, – саркастично вставил Эйден, – это сирена, чей непреодолимый зов ведет мужиков к гибели.

– Не совсем, – покачал головой Морган. – Русалка изображена как сирена только в древних мифах, хотя зов ее действительно силен.

У Кинга отвисла челюсть:

– Этому вас учат в семинарии?

– А разве русалки, так или иначе, не связующее звено между страстью и разрушением? – поинтересовался Эйден.

– Раз так, я выбираю страсть, – решительно заявил Кинг.

Эйден кивнул:

– Тогда мне – разрушение.

– Эй, – привлек к себе внимание Морган, – как бы нам с вами не нарваться на русалочье бешенство. Впрочем, это Кинг все начал.

– Не слишком поэтичные высказывания для сволочного солдафона? – Эйден хлопнул Пэкстона ладонью по спине. – Меняешь жизненные принципы, дружище?

– Типа начинаю верить в колдовство?

– Типа становишься человечнее. Неужели у тебя в груди выросло сердце?

Кинг кивнул в сторону тройняшек, чьи аппетитные попы мелькали на поверхности воды:

– Она хочет, чтобы выросло.

– Надо же! – воскликнул Эйден. – Даже не представляю, с чего бы это она.

– Разве ты еще не искупил свои грехи, Кинг? – спросил Морган. – За то время, что у тебя было, чтобы хорошенько пораскинуть мозгами?

– Сукин ты сын! За неделю я уже третий раз это слышу.

– Мне сказать больше нечего. – Морган свесился из окна. – Бог любит троицу.

– А давайте как ни в чем не бывало прогуляемся по берегу и посидим на пляже.

– Ты что, Док Холлидей [45]? – покачал головой Кинг. – Как ни в чем не бывало?

– Ой, да ладно! – отмахнулся Эйден. – Ты не меньше меня хочешь спуститься к ним.

– А я вот не уверен, – сознался Морган. – Вы же знаете ту из них, которую здесь все называют милой оптимисткой?

– Ты о ней отзывался не очень-то лестно, – заметил Эйден.

– Ну да, о ней я и говорю. Короче, стоит ей зыркнуть на меня, у меня как будто переключатель щелкает.

– На почве секса? – спросил Кинг.

– Если бы. – Морган состроил жалобную физию. – Но нет. У меня как будто мозги отключаются, и я стою перед ней, как истукан. Ну, и не только я стою. У меня тоже стоит.

Казалось, слова Моргана поставили Эйдена в тупик:

– Как она может тебя пугать, если ты не веришь в сверхъестественное?

– Меня не сама ведьма пугает, но я, черт возьми, понятия не имею, что именно. Она самая загадочная из них троих, вам так не кажется?

– Может быть, – отозвался Кинг. – Например, Хармони самая открытая. Даже слишком. Пугающе открытая.

– Потому что ты можешь влюбиться, а? – поддел Эйден, не спуская глаз с сестер. – Вот Сторм настоящая бунтарка. Я бы устроил с ней пару мятежей.

Морган подтолкнул его локтем:

– Хорош заливать. Ты уже вляпался.

– Я бы с радостью. – Эйден побледнел. – Ты забыл, что случилось на островах?

– Это было больше года назад, – покачал головой Морган. – Хочешь и нас заразить своим целибатом?

– Он прав, – поддержал его Кинг. – Тебе пора выпустить зверя из клетки. Ты в жизни не найдешь женщину, любящую рисковые приключения больше, чем их любит Сторм.

– В последнее время я думаю о том же, – согласился Эйден.

– Так думай получше, – сказал Морган.

Эйден поморщился:

– Лучше некуда.

Внимание друзей привлек смех девушек. На Пэкстона этот звук подействовал, как глоток холодного воздуха в жаркий день. Разве что он не остыл, а наоборот, завелся.

Морган протер глаза и уставился на сцену, разворачивающуюся на пляже.

– Мужики, – словно не веря собственным глазам, пробормотал он, – нам машет Хармони. Зовет нас вниз. Побежали.

Глава 40

ПОСЛЕ того, как Морган и Эйден бросились на пляж глазеть на русалок, Кинг еще какое-то время оставался в башне, раздумывая над тем, как долго ему удастся продлить реконструкцию замка, чтобы Хармони подольше оставалась рядом.

Если работы закончатся в срок, он ее потеряет.

Если задержка будет слишком долгой, он потеряет покупателя.

Если он продаст замок, то разобьет сердце собственной дочери.

Пэкстон закрыл окно и запер створки. Если русалки и правда ведьмы, то есть самые настоящие, натуральные ведьмы, и если у них получится прогнать Гасси ко всем чертям, у Хармони больше не будет причин оставаться в замке. Вот тебе и хорошие новости с плохими.

Через десять минут, как извращенцы-выпускники школы отъявленных вуайеристов, Кинг и его друзья сидели на песке рядом с кружевными халатиками и, пуская слюни, наблюдали за резвящимися в воде секс-бомбами.

– Они серьезно похожи на русалок, – объявил Эйден.

Морган рассмеялся:

– У тебя рубашка от слюней промокла, Эйден.

– Ныряйте! – крикнула из воды Сторм.

Эйден сложил ладони рупором у рта:

– Чего?!

– Прыгайте к нам… В воду!

Не прошло и секунды, как Эйден был уже на ногах.

Пэкстон бросил горсть песка прямо ему в зад.

– Эй, Тузик, не усердствуй, а то еще прикажут сидеть и служить.

Морган успел схватить Эйдена за край рубашки:

– Ты же не хочешь, чтобы они поняли, как тебе неймется?

– Да мне по барабану! – Эйден выхватил рубашку у Моргана, рванул к воде и нырнул. В штанах, в обуви… В общем, при всем параде.

Сторм взвизгнула, когда он вынырнул возле нее и макнул в воду по самую макушку. В мгновение ока оказавшись на поверхности, она вернула ему «комплимент». Вдвоем они отплыли от сестер и направились влево, где прямо в воду спускались обрывистые скалы, и где, по всей видимости, их ждал их собственный мир.

– Всегда восхищался готовностью Эйдена броситься в омут с головой, – сказал Кинг.

– А я и сейчас восхищаюсь. Причем так сильно, что последую его примеру. – По пути к воде Морган снял с себя рубашку и бросил на берег, но ветер подхватил ее и понес обратно к морю.

Кинг усмехнулся.

Даже несмотря на страх, который отнимал у него дар речи, Морган тянулся к Дестини. Поравнявшись, они заговорили и поплыли куда-то вдаль, словно не замечая, что бросают Хармони одну-одинешеньку.

Пэкстон чувствовал себя редкостным неудачником, пока она не поплыла прямиком к нему. Может, она выйдет из пенного прибоя, как нимфа, и увлечет его за собой в башню, где и погубит… Довольно страшная мыслишка, если учесть, чем все закончилось в вагоне и комнате с игрушками.

Хармони стояла по пояс в воде. По безупречным изгибам ее тела стекали блестящие капли. Зацелованные солнцем светлые волосы укрывали точеные плечи, частично пряча грудь. Но только одну. Вторая – настоящее свидетельство существования совершенства в этом далеко не идеальном мире – целиком завладела возбужденным вниманием Кинга, маня большими темными ореолами.

вернуться

[45]Джон Генри «Док» Холлидей (англ. John Henry «Doc» Holliday, 14 августа 1851, Джорджия – 8 ноября 1887, Колорадо) – американский зубной врач, азартный игрок, один из наиболее известных ганфайтеров Дикого Запада. Вспыльчивый и неуравновешенный Холлидей, имевший репутацию хладнокровного убийцы, в то же время весьма отличался от своих приятелей благодаря образованию и манере поведения. Его имя стало нарицательным для людей, которые любят рисковать, не задумываясь о последствиях.