Но в контексте темы Старостиных это не столь принципиально. Слово «мрачнеете» Евтушенко употребил верно. Правда, Николай Петрович, будучи начальником команды, не раз заботился о мальчишках, добиравшихся вслед за командой куда-нибудь в Минск или Донецк. Мог и в клубный автобус посадить, чтобы москвичей не подкараулили на выходе со стадиона местные оппоненты. Однако в целом ни ему, ни остальным братьям явление близким не стало. Неслучайно в книге «Невозможный Бесков» Александр Нилин сделал акцент на том, как на матче дублеров Николай и Андрей Старостины пытаются пересесть подальше от скандирующих и хлопающих ребят. Еще более показательно, что при съемках телепередачи о братьях герои (еще раз напомним, уже после кончины Александра) никак не могут выбрать подходящие кадры с трибун, где был бы запечатлен тот зритель, для которого, в их понимании, и существовал футбол.
Как и Евтушенко, поэт Олег Григорьев употребил фамилию «Старостин» в единственном числе. В его поэме «Футбол» звезды разных времен и народов были представлены в юмористическом стиле. Публикация в газете «День литературы» (№ 108 за 2005 год) предварялась словами: «Эта спортивная поэма замечательного детского поэта Олега Григорьева так, по сути, никогда и не была опубликована в широкой печати». А в свете нашего исследования обращают на себя внимание следующие строки:
Последнюю фразу автора можно толковать двояко. Если увидеть инверсию, то трое названы Дон Кихотами от футбола. В другом случае можно говорить о некоем «футболе Дон Кихотов», делегатами от которого выступают указанные мастера. Так или иначе, любопытно было примерить: кто из братьев нагляднее всего ассоциировался бы с героем Сервантеса? Наверное, Андрей.
Константин Яковлевич Ваншенкин никогда не скрывал, что он — армейский поклонник. Но с Андреем Петровичем его связывала искренняя дружба, и в своей книге «Воспоминания о спорте», датируемой 1977 годом, третьему из братьев Старостиных посвящено немало прозаических строк. А любимая присказка «Всё погибло, кроме чести» вдохновила и на строки поэтические. В них нет имени или фамилии, но есть прямое обращение:
Здесь уместно сделать пояснение. Андрею Старостину зачастую приписывают авторство этого афоризма: «Всё погибло, кроме чести». Но сам он говорил Якову Костюковскому: «Эту замечательную фразу сказал однажды не я, а Юрий Карлович Олеша. А я ее только повторял и, к сожалению, не однажды…»
В десятом номере журнала «Знамя» за 2004 год была опубликована «Баллада о костюме»:
А через пару строк — обобщение, ради которого, надо полагать, и затевалось стихотворение:
На пятилетие со дня смерти Андрея Петровича Константин Яковлевич откликнулся миниатюрой, начинавшейся словами:
Окуджава был оправдан фразой: «Булат же в отъезде случился в тот день похорон». Остается сожалеть, что в творчестве самого барда фигура Старостина не нашла отражения.
Касаясь футбола, Ваншенкин исповедовал не только высокий стиль. Например, есть у него стихотворение «Клички»:
Напомним, что Жбан — это Александр, а Косопузый — Андрей Старостины.
Эдуард Асадов свое произведение «Ее любовь» посвятил супруге Андрея Петровича — артистке Ольге Кононовой. Как видим, и здесь расшифровать название можно по-разному: и как чувство Ольги, и как объект этого чувства. В поэтических строках нет имени мужа, но он легко узнаваем:
Но стихи всё же получились со счастливым концом:
Можно простить Эдуарду Асадову небольшую арифметическую нестыковку: Андрей и Ольга были в разлуке не 17 лет, а 12, да еще при этом она ездила к нему на свидания в Норильск. К тому же родилась она в 1911 году, стало быть, на момент ареста мужа в 1942-м ей было отнюдь не 23 года. Но для поэтического восприятия цифры не столь важны, да и «сорок» здесь — понятие округленное.
На кончину Николая Петровича в восьмом номере еженедельника «Футбол» за 1996 год откликнулся стихами Валентин Покровский:
И здесь тот случай, когда об авторе нужно рассказать отдельно. Сам он пояснял, что его отец отбывал вместе со старшим из братьев ссылку на Дальнем Востоке. А впоследствии завещал Валентину Ивановичу: «Держись Николая Петровича».
О давних и хороших отношениях Покровского-младшего со спартаковским патриархом свидетельствовал хотя бы такой факт. Уже после кончины начальника команды в руки авторов этой книги попали любопытные записи, хранившиеся в его столе. Еще в советские времена Старостин задумывался о создании клуба болельщиков, и в списке предполагаемых активистов значился инженер из Химок Валентин Покровский. О любимой команде он написал много стихов, охотно дарил их игрокам, и казалось, будто никакая другая тема его не интересовала вовсе.
Позднее инженер-поэт трудился в футбольном клубе селекционером, а с некоторых пор стал прямо-таки «ординарцем при Чапае». И звоня по делам, представлялся не по фамилии и не по имени-отчеству, а говорил в трубку: «Это от Николая Петровича Старостина».