Боруцкий остановился и глянул на него через плечо холодным и отстраненным взглядом. Игорь умел читать в глазах и сердцах людей, но здесь он не стал бы даже строить предположений о мыслях собеседника.

— То есть, по вашему разумению, ребенку лучше от голода умереть, или увязнуть и потонуть в системе приютов? — Боруцкий хмыкнул. — Интересное у вас, попов, представление о сочувствие. А как же помощь ближнему? — он насмешливо изогнул бровь.

— Мы оба знаем, что вами руководят вовсе не самаритянские мотивы. Вы хотите во что-то втянуть невинного ребенка, который просто не может еще сам разобраться в мире.

— А вы ее научить и показать этот самый мир хотите? — все тем же тоном поинтересовался Боруцкий.

— Она говорит, что вы ее крестный, но я сомневаюсь в этом, — Игорь внимательно наблюдал за собеседником. — Церковь вполне может позаботиться об Агнии, попечительствовать ей…

Боруцкий хрипло и иронично рассмеялся.

— Чет я не помню, чтоб рядом с ней попы крутились, когда она ко мне пришла помощи просить после того, как родителей потеряла. Да и когда бабка ее померла, я тебя рядом с ребенком не видел. А она в вашу церковь с пяти лет каждую неделю на поклон с этой самой бабкой ходила. Э, нет, был один поп, на кладбище, — словно только вспомнив, щелкнул пальцами Боруцкий, — наш, который с нашими гробовщиками работает, и за нас, коли приспичит кому-то, молится. Больше я никого возле Агнии не видел, так что ты мне тут про доброту церкви не заливай. Я не Агния — не поверю. Да и ты не горел желанием сироту под крылом обогреть, пока бабки в ее руках не увидел. А я — ее опекун. По закону. Официально.

— Я только четвертый месяц в этом приходе, — честно признал Игорь, — и мне искренне жаль, что девочка не нашла поддержки в такой тяжелый момент. Но знаю, что мы вполне можем помочь ей сейчас. А вы…

— И че? Я прослезиться от доброты твоей должен? — Боруцкий почесал большим пальцем бровь. — Не твое дело, чего я думаю и как. И об Агнии думать — тоже не тебе. Хочется девочке ходить сюда, верит она по блажи какой-то, что надо оно ей — ладно. Пусть ходит. Но узнаю, что на бабки пытаетесь ее развести — по-другому будем говорить, — в его голосе прозвучала явная угроза.

Они на какое-то мгновение оба замолчали, рассматривая друг друга. И тут у Боруцкого зазвонил мобильный.

Игорю показалось, что мужчина не ответит. Но Боруцкий, удивив его, достал трубку и глянул на дисплей. Отвернулся, отошел к самой двери и нажал на прием вызова.

— Да.

Тон мужчины стал совершенно спокойным и ровным. Исчезла любая угроза и ирония.

Игорь не знал, да и не интересовался — с кем и о чем говорил этот человек. Скорее воспользовался представившейся возможностью посмотреть на него со стороны, а не как оппонент.

— Можно, — что-то позволил Боруцкий неизвестному собеседнику. — Скажешь, что я в курсе и разрешил. Прекрати. Решили все.

Игорь даже пожалел, что видит лицо Боруцкого под косым углом. Не лицо даже, ухо и скулу, да глаз краем. Ему показалось, что у того что-то изменилось и в голосе, и в настроении. Но так было сложно точно понять, в какую именно сторону качнулось настроение этого, явно непростого, человека.

А понять его стоило. Да и хотелось. Не просто так ведь приходили сюда люди. Так или иначе, осознавая или нет, а Бог вел их. Хороших, плохих. Только Боруцкий для чего пришел? Для себя? Или для иного чего-то или кого-то Бог его сюда привел? Разобраться бы. И в том, что этого человека, такогочеловека, с ребенком связывает. Особенно в свете этого разговора и вероятного появления Агнии, если Игорь все верно понял.

Боруцкий тем временем закончил говорить и снова посмотрел на Игоря:

— Считай, что тебя предупредили.

Он спрятал телефон и вышел, оставив Игоря размышлять о планах Господа и его роли в этих планах.

А сейчас Игорь смотрел на девушку, уже закончившую свою молитву, и понимал, что пока так и не разобрался. Агния перекрестилась и пошла в его сторону с робкой и какой-то смущенной улыбкой:

— Здравствуйте, — тихо поздоровалась она, наклонив голову.

Игорь кивнул, тепло улыбнувшись ей в ответ:

— Ты давно не появлялась, Агния. У тебя все хорошо?

— Да, конечно, — она не смотрела на него, разглядывая пол притвора, выложенный плиткой. — Так вышло, просто. Но все хорошо.

— Тебя никто не обижал? — все-таки уточнил он, внимательно вглядываясь в девочку.

Он искал следы недоброго отношения. Страх, возможно. Поскольку допускал мысль, что ему могла отводиться роль помощника этого ребенка. Того, кто даст ей возможность уйти из цепкой хватки Боруцкого.

Но он не видел ничего подобного. Агния казалась немного потерянной, но не запуганной или несчастной. Наоборот, в глазах девочки светилось что-то такое, словно бы она имела четкую цель и приняла твердое решение до этой цели дойти. Агния выглядела решительной. И… другой. Она изменилась за эти недели, что он не видел ее. Словно повзрослела.

— Я попросить вас хотела… — он почти не сомневался, о чем именно.

— Как я понял, человек, за которого ты просишь молиться и жертвуешь, не одобряет этого? — Игорь доброжелательно смотрел на девушку.

Она отвела глаза, которые только оторвала от пола:

— Это ведь не так важно. Я пришла со своим решением. Я молюсь за него. Это мое желание, разве не так? — Агния коротко глянула в его сторону.

— Агния, ты уверена, что Вячеслав Генрихович крещенный? — спросил Игорь, скорее испытывая ее твердость.

— Разве это важно?

— Я не могу отмаливать грехи человека, который не признал Бога, не крещен, отвергает Его, — напомнил ей Игорь.

Агния молчала, продолжая стоять напротив, но смотрела в сторону. А потом глянула прямо в глаза, с той самой уверенностью, что Игорь в ней заметил:

— Это важно? — снова спросила она, с какой-то спрятанной в уголках рта улыбкой. — Вы крещены — я прошу вас читать Псалтырь и за здравие, — Агния отошла на два шага и положила пятьдесят гривен на стол Елены Петровны, которая сейчас вышла. Подошла к коробке для пожертвований на храм и, вытянув из кармана несколько свернутых крупных купюр, опустила их в прорезь, глядя при этом на Игоря. — И я буду молиться, — добавила она. — Я крещенная.

Агния улыбнулась чуть сильнее. Хоть он и не сказал бы, что ей весело.

— Вы простите, мне сейчас идти надо. Я приду еще. Как и раньше. Спасибо, что находите для меня время, — она пошла к выходу.

А отец Игорь перекрестил ее в воздухе, глядя в спину девушки, размышляя о том, что именно она подразумевала, такему ответив.

Музыку было слышно даже через двери. Тихо открыв замок, Вячеслав зашел внутрь квартиры, прислушиваясь к тому, как играет его малышка. Внутри кольнуло вопросом, почему Бусинка не пела? Он не слышал ее пения с тех пор, как попросил прекратить работать в ресторане. И как вдруг понял сейчас — соскучился по этому. По тому, как слушал, когда она поет. Тихо закрыв двери и раздевшись, он пошел по коридору. Краем глаза отметил, что в комнате Агнии стоят на полу какие-то пакеты, но пока решил не выяснять. Дошел до комнаты, которая раньше была спальней ее родителей, и остановился, любуясь тем, как его малышка играет, полностью погрузившись в это. Даже его не заметила. И свет не включила. Правда, еще не до конца и стемнело, но все-таки уже сгущались сумерки. А Бусинке хоть бы хны. Сидела и играла, все в том же платье, что утром уходила, и в колготах, будто только в дом зашла.

Вячеслав прислонился к косяку дверей, продолжая смотреть на нее. Даже не думал ни о чем, то ли не хотелось, то ли музыка эта ее все из головы вытеснила. Так, о мелочах разных: о том, что вот, таки загрызли его слова Бусинки — приехал к ней, а еще и пяти вечера нет. Скинул все, послал всех, и приехал. На комнату эту пустую смотрел, где кроме пианино и скамейки, да шкафа — не было ничего. Бусинка говорила, что кровать родителей, сразу почти после их смерти, еще бабашка Алине Дмитриевне взять разрешила. Смотрел, и думал, что его квартира в три раза больше. Да и обставлена куда лучше…