Уинифред Леннокс

Глаза весны

Глава первая. Новая страница жизни

Дженнифер уютно устроилась в кресле и уже с трудом боролась со сном, когда Фил вкатил наконец в комнату столик с бутербродами и кофе. Тогда Дженнифер резко выпрямилась и спросила, стараясь не смотреть на него:

– Это очень скверно, что я вдруг разрезвилась? Просто… – Она запнулась. – Мы с Мэри выпили немного. Знаешь, я уже перестаю считать дни… Прошло три месяца, а мне все кажется, что это страшный сон… Мама с папой обязательно вернутся…

– Не надо, Дженни, – перебил ее Фил и протянул ей чашку. – Можно подумать, что ты оправдываешься. Пей, на улице прохладно, нагулялась… Сейчас согреешься…

– Прямо заботливая няня, – проворчала Дженнифер, с удовольствием отпивая душистый чай.

– Был бы здесь отец, он бы тебя еще и накормил хорошенько.

– Да, – кивнула Дженнифер, – отказать ему невозможно. Фил, – неуверенно начала она после паузы, – а это надолго?

– Что? – не сразу понял он.

– То, что меня немного отпустило. Даже когда сегодня Мэри опять сказала, что мне нужна работа, я почти не злилась на нее.

– Это хорошо, последнее время на тебя было страшно смотреть.

После всего, что случилось за последние три месяца, Филу было странно и непривычно чувствовать себя повзрослевшим рядом с Дженни. Сейчас он даже боялся ее примирительного тона, а главное, неожиданных вопросов, боялся ответить не так, как нужно.

– Ф-и-и-л, – протянула Дженнифер, снова сворачиваясь в кресле, – я тебя спросила: мне скоро будет опять на все наплевать? – Она начинала немного злиться.

– Да, так и будет: то накатит, то отпустит.

– Всегда? – Она вздохнула.

– Пока не перегорит. – Фил удивился своему рассудительному тону.

– А ты-то откуда знаешь? – Дженнифер начинала вяло цепляться к его словам.

– Отец говорил, – невозмутимо ответил Фил, – ну, когда про маму рассказывал…

– Вот как? – Дженнифер приподнялась и устроилась поудобнее. – Расскажи. Мне так интересно что-нибудь узнать про твоего отца. Вот Мэри, она все знает… Ну, говори. Ты ведь совсем не похож на него.

– Точно, – Фил улыбнулся, – я на мать похож. Она рано умерла, я ее почти не помню. Даже как-то и не задумывался об этом… Мальчишка возле магазина спросил однажды: «Ты маму ждешь?» Я сказал: «У меня нет мамы». А он мне: «Так не бывает».

Тогда я и пристал к отцу: «Где моя мама?» Он мне все объяснил, как мог, но я не хотел понимать. Плакал долго, кричал. Злился на него…

– За что?

– Что он тоже должен плакать, раз нам без мамы плохо.

– А он?

– Он сказал, что у него давно кончились слезы… А я кричал, что у меня никогда слезы не кончатся. А потом наплакался и уснул… После этого отец долго ходил задумчивый… Я так завидую отцу, когда он вспоминает молодость. Знаешь, когда человек старый, уже никто не смотрит – симпатичный он или нет. Смотрят – умный ли, веселый.

Отец у меня – клад. А как готовит… Для него варить суп – как петь о любви… Он и готовить-то поздно научился. Чего только не перепробовал, пока открыл нашу закусочную! Да, я тебе не сказал, почему завидую ему…

Фил говорил задумчиво и тихо, помешивая ложечкой кофе и не поднимая глаз.

Сейчас он подался вперед и посмотрел на Дженнифер. Она спала в смешной позе, свернувшись калачиком. Он оглядел гостиную в поисках какого-нибудь пледа. Затем на цыпочках прошел в прихожую, взял плащ и укрыл Дженнифер.

Фил вышел на улицу, посмотрел на окна ее квартиры. Вспомнил тот вечер, когда бежал мимо, увидел в окне курящего полицейского и… и узнал, что Энн и Мартин, родители Дженнифер, погибли в автокатастрофе. Первый раз смерть оказалась рядом, забрала не кого-то, а таких хороших, близких людей… Фил давно дружил с Дженнифер, еще со школы, и привык к тому теплу и уюту, который неизменно встречал его в семье Дженнифер. Теперь она сама себе семья, как недавно грустно сказала ему. Она должна была летом сдавать экзамены, чтобы учиться на дизайнера, Мартин так гордился ее способностями…

Фил медленно побрел к дому, где его ждал отец, наверняка недовольный долгим отсутствием сына. Но ничего, он расскажет ему, что Дженнифер немного ожила и – Фил улыбнулся – вчера взялась за лоскутки и краски. Он споткнулся в коридоре и чуть не упал в огромное пятно желтой краски, а любимая подушка Дженнифер оказалась вся в фиолетовых разводах. Она растерялась, когда они вместе все это обнаружили, но потом горько заплакала – теперь некому ругать ее за рассеянность и беспорядок.

Когда Фил поднялся по лестнице, он услышал, что отец все еще возится на кухне.

Поздновато, подумал Фил. И очень громко – отреагировал он на раздавшийся грохот и последующее оскорбленное мяуканье Патриция. Все ясно, папаша Кло, так звали в квартале Клода Сьеранжа, владельца закусочной «Патриций», сильно не в духе. Всякий раз, когда у него было плохое настроение, он затевал грандиозную перестановку на кухне, которая обычно кончалась полным разгромом. При этом он постоянно сгонял кота с его излюбленного теплого места, обзывая дармоедом и бездельником.

Патриций терпеть не мог вспышек гнева и последующей бурной деятельности хозяина, а потому сопротивлялся, как мог. Неизвестно откуда у серого увальня появлялось колоссальное количество энергии – он начинал прыгать с буфета на буфет, со шкафа на шкаф, по полкам и столам, сопровождая все эти действия ором и шипением. Видя кошачье упорство, папаша Кло распалялся еще больше, и в кухне не оставалось ни одного угла, где бы не отметился этот разбушевавшийся дуэт. Завершалась баталия обычно тем, что Патриций повисал на большой деревянной люстре, которая начинала раскачиваться из стороны в сторону, а папаша Кло, боясь остаться без люстры и без кота одновременно, остывал и делал первый шаг к перемирию. Он отыскивал среди погрома любимый трехногий табурет, усаживался под люстрой и спокойным тоном начинал задавать вопросы Патрицию, который в любом случае оказывался во всем виноватым.

– Ну, что ты повис на ночь глядя? Чего ты вообще разорался и устраиваешь кордебалет старому папе? Кто все это будет убирать?

Патриций, как только хозяин усаживался на табурет, переставал орать и хранил деликатное молчание до тех пор, пока папаша Кло не поднимался и начинал наводить порядок. Тогда Патриций с обиженным мурлыканьем спрыгивал на плечи хозяина, что означало примирение, и потом, как бы нехотя, сваливался на пол и отправлялся на свое место, где забавно сворачивался и прикрывался большим пушистым хвостом.

Окончательно успокоившийся папаша Кло уже со смехом журил кота за вспыльчивость и обещал приготовить ему завтра какое-нибудь особое рыбное блюдо, правда только к ужину, потому что с утра он должен будет заниматься ликвидацией беспорядка. После этого папаша Кло отправлялся спать. И хотя с утра, как обычно, Патриций приносил к порогу пару-тройку мышей – папаша Кло не уставал удивляться, где он их берет и когда успевает их ловить, – все равно коту доставалось немало пинков и упреков за вчерашнее поведение. Патриций терся об ноги хозяина и терпел все нападки, поскольку прекрасно знал характер папаши Кло и чувствовал доносившийся из принесенной с рынка корзины запах свежей рыбы.

Фил намеревался незамеченным проскользнуть наверх по лестнице в свою комнату, но не тут-то было. В дверях уже возник папаша Кло с огромной сковородкой в руках. Его высокую худощавую фигуру украшал традиционный клетчатый фартук и белый поварской колпак. На небольшом расстоянии от ноги хозяина появился Патриций и возмущенно мяукнул.

– Вот именно, Филип, где тебя носило? – подхватил папаша Кло, всегда в гневе называвший сына полным именем.