Дороти Иден

Цена счастья

Глава 1

К вечеру дождь прекратился. Уже смеркалось, когда Вилли, задыхаясь, подбежал к дому, чтобы сообщить ужасающую новость. Его светлые волосы взмокли от пота, влажные потемневшие пряди прилипли ко лбу. Лицо Вилли стало пунцовым. Не будучи хоть сколько-нибудь красноречивым, он прилагал отчаянные усилия, чтобы внятно выразить испытанное им потрясение.

— Скелет!! — простонал Вилли. — На том поле, которое мы не перепахивали с войны. — Бедняга еле сдерживал слезы. — С вашего позволения, сэр, мой плуг вывернул из земли череп.

Эмма интуитивно почувствовала, что никогда не узнает, почему это печальное известие показалось ей дурным предзнаменованием. Какой-то почти мистический поворот судьбы — смутные, едва осознанные страхи, обуревавшие ее с момента приезда в Кортландс, словно воплотились в этих таинственных человеческих останках, погребенных в неглубокой полевой могиле. Эмму переполняли противоречивые ощущения страха и жалости.

Главное, что она должна сделать, — во что бы то ни стало оградить детей от излишних волнений. Если они узнают об этом событии — реакция будет разная: Дина, скорее всего, замкнется в себе и промолчит, но ее сестра — этот маленький бесенок Мегги — с вожделением уцепится за тайну, чтобы дать волю своему неиссякаемому воображению.

Муж Эммы, Барнаби, по характеру был очень похож на отважную плутовку Мегги — одну из своих дочерей. Он не выразил и тени смятения, наоборот — занялся своего рода расследованием. Тело, вдохновенно заявил он, было предано земле слишком давно, чтобы вызвать сердечное сочувствие. Эксперты заключили, что захоронение произошло два или три года назад. Скорее всего, останки принадлежат совсем юной женщине, лет двадцати. Могила находилась на краю поля, возле пустынной, заброшенной дороги. Вполне правдоподобно предположить, что девушка встретила свою смерть от рук солдата, поскольку неподалеку располагался военный лагерь. Причину смерти еще не выяснили, что особенно вдохновило Барнаби, автора популярных детективных романов. Он воспринимал находку бесстрастно и отстранение, как интригующий сюжет для будущей книги. Казалось, он не понимает причин тревоги и расстройства Эммы и Луизы.

Его брат Руперт тоже был относительно спокоен; скорее он испытывал раздражение оттого, что некто, набравшись наглости, попытался скрыть следы своего преступления в частных владениях, ему не принадлежащих. Поэтому чем скорее тайна будет раскрыта, тем лучше для обитателей Кортландса.

Однако Дадли, один из трех братьев Корт, был явно встревожен и время от времени бормотал: «Бедное маленькое создание». Создавалось впечатление, что перед его мысленным взором, как живые, возникают герои трагедии, разыгравшейся страшной ночью два года назад. Он не находил себе покоя. Почему-то настаивал на том, чтобы именно его допросила полиция. Такое поведение было несвойственно Дадли — от природы робкому и нерешительному человеку. Обычно во всех серьезных делах он уступал ведущую роль Барнаби или Руперту.

— Должно быть сделано все возможное для установления личности жертвы и поимки негодяя-преступника, — твердил Дадли.

И хотя слова его прозвучали мелодраматично, как монолог героя викторианского романа, они странным образом подходили к обстановке: уныло моросящий дождь, оголенные сиротливые деревья рощицы, отгораживающей поле от дороги; и, наконец, зловеще белеющий череп, вывороченный из земли и мокнущий под низким серым небом.

Распаханное поле было усеяно многочисленными валунами; когда они высыхали, приобретая серый оттенок, то становились похожи на человеческие останки. Поначалу Вилли и принял свою находку за обыкновенный валун. Впечатлительной Эмме мрачное поле казалось сплошь усеянным костями когда-то здравствующих людей…

Эмма понимала, что воссозданная ею картина — плод фантазии, порожденный вечерними сумерками и жутковатым ощущением надвигавшейся опасности.

Молодая женщина зажгла свет во всем доме и попросила миссис Фейтфул пожарче растопить камины.

— Мы все продрогли, — пояснила она.

— Это верно, — подтвердил Дадли, потирая свои большие, холеные руки; он стоял у огня, крупный, несколько полноватый мужчина. — А где Луиза? — забеспокоился джентльмен. — Она тоже испугалась?

— Этою я не знаю. — Голос Эммы прозвучал не особенно дружелюбно.

— Мы все немного испугались, не так ли? — Он говорил искренне и как-то многозначительно. — Но не за чужую нам малютку: она слишком долго пролежала в земле. Возможно, мы боимся той непознанной силы, которая погубила юное существо.

Ярко освещенная гостиная, обставленная старинной разностильной мебелью, напоминавшей о череде знатных, сменявших друг друга поколений, незаметно преобразилась под воздействием философско-мистических откровений Дадли: новой хозяйке Кортландса почудилось, что все здесь проникнуто глубоко скрытой маниакальной жестокостью.

— Барнаби не боится, — спокойно возразила Эмма.

— Ну, то Барнаби. Его ничто не способно напугать.

Дадли ничего больше не успел изречь, так как в гостиной появилась дрожащая Луиза, беспомощно причитая:

— Ах, миссис Корт, дети все слышали!

И гувернантка разразилась слезами.

Прежде всего следует заняться детьми! Эмма распорядилась уложить их в постель и принести чай в детскую. Слабой, уязвимой Дине стало уже лучше: ее больше не тошнило. А возникшая в дверях комнаты Мегги, глядя на Эмму огромными черными встревоженными глазами, потребовала ответа:

— Ведь они нашли маму, не так ли? Конечно, вы в этом не признаетесь, но нам с Диной все известно. Неопознанный скелет — это наша мама!

Эмме пришлось пересказать дикую фантазию Мегги своему мужу.

— Жозефина? Что за безумная мысль! Вот что значит быть детьми сочинителя детективов! Страсть к самым невероятным выдумкам в генах у моей сорвиголовы Мегги.

Эмма бросилась к нему в объятия.

— Дорогая, давай завтра же поедем в Испанию. Давай! Мы ждали слишком долго. Я так стосковался по яркому солнцу. Давно уже я чувствую себя кротом, полуслепым, привыкшим жить в сумраке.

Барнаби погладил жену по шелковистым волосам. Его рука была сама нежность.

— Мой милый, никто не мог бы желать этого сильнее, чем я. Но как же дети?

Еще не закончив фразу, Эмма осознала, что ее мечте не суждено осуществиться. Она не бросит близнецов, даже если Барнаби осмелится настаивать; особенно после «открытия» Вилли.

Впрочем, бояться им обоим нечего. Скоро все узнают, чьими были эти бедные маленькие кости, покоившиеся, по выражению поэта, «во сне глухом, слепом и бесконечном». И она в силах убедить доверчивую Дину от души посмеяться над дикими фантазиями Мегги.

Вообще это событие не имеет большого значения, даже если полиция после стольких лет и установит, кто закопал тело незнакомки в могилу на пустыре.

Глава 2

Хотя зима была на редкость дождливой и туманной, утром засияло солнце, и Эмма проснулась с еще непривычным, но сладостным ощущением: она не одна. Барнаби спал рядом с ней. Сладостным? Сентиментальное, чужеродное слово, оно не гармонирует с обликом ее недавно обретенного мужа: он атлетически сложен — высок, широкоплеч, решителен и преисполнен мужества. Но иногда, правда, Барнаби позволяет себе понежиться, пребывая во власти «благословенной лени»; подчас бывает рассеянным, как Паганель. У него пронзительно-голубые глаза и открытая, веселая улыбка, покорившая Эмму. Есть у писателя, конечно, и уйма недостатков. Главный из них — стремление как можно скорее получить то, чего он хочет. Вот почему Эмма и стала его женой так стремительно — всего через четыре недели после знакомства.

Недостатки Барнаби до сих пор представлялись Эмме очаровательными и завораживающе-милыми, и эта ее снисходительность была необъяснима, ибо в других людях те же изъяны характера ее откровенно раздражали.