Далее события принимают столь фантастический оборот, что, опасаясь обвинений в извращении фактов, предоставим слово Тациту, который и сам сомневается, поверят ли ему: «Я знаю, покажется сказкой, что в городе, все знающем и ничего не таящем, нашелся среди смертных столь дерзкий и беззаботный, притом — консул на следующий срок, который встретился в заранее условленный день с женой принцепса, созвав свидетелей для подписания их брачного договора, что она слушала слова совершавших обряд бракосочетания, надевала на себя свадебное покрывало, приносила жертвы пред алтарями богов, что они возлежали среди пирующих, что тут были поцелуи, объятия, наконец, что ночь была проведена ими в супружеской вольности. Но ничто мною не выдумано, чтобы поразить воображение, и я передам только то, о чем слышали старики и что они записали».

Грейвз рассказывает удивительную историю о том, что Клавдий, поверивший вымыслу Мессалины о якобы предсказанной астрологом скорой смерти ее мужа, в попытке обмануть судьбу согласился на развод и новый ее брак, чтобы отвратить и перенести на другого угрозу опасности, причем самолично участвовал в выборе нового супруга и даже присутствовал на свадьбе. Вероятно, писатель основывался на словах Светония: «На свадьбе Мессалины с ее любовником Силием он (Клавдий) сам был в числе свидетелей, подписавших брачный договор». Однако факт этот вызывает сомнения, поскольку об участии Клавдия в свадьбе Мессалины не упоминается более нигде.

Как полагается, за бракосочетанием последовало удалое пиршество. Шла пора сбора винограда, и молодожены устроили шумную Вакханалию. «Женщины, облачившись в звериные шкуры, тут же плясали и прыгали, как приносящие жертвы и исступленные вакханки; сама Мессалина с распущенными волосами, размахивая тирсом, и рядом с нею увитый плющом Силий закидывали голову в такт распевавшему непристойные песни хору», — пишет Тацит.

Но не всем было весело на этом празднике. Три советника Клавдия — вольноотпущенники Каллист, Нарцисс и Паллант, — пользовавшиеся огромным влиянием при дворе, не разделяли всеобщей радости. Их терзали опасения за свою судьбу: если Силий совершит государственный переворот и станет принцепсом, они потеряют все могущество, если же поддержать Клавдия — месть разгневанной Мессалины будет страшна. Кому, как не им, знать об этом: ведь они были участниками многих ее козней и к тому же ее любовниками. Взвесив все «за» и «против», они решили идти на риск, постаравшись, однако, максимально обезопасить себя. Нарцисс, как самый хитрый и изворотливый, взялся довести дело до конца. Он склонил двух любимых наложниц Клавдия донести императору обо всем происшедшем, собрал влиятельных людей, подтвердивших их слова, и заодно рассказал о прежних многочисленных супружеских изменах Мессалины. Затем, взяв на себя командование гвардией, направил в столицу офицеров для ареста участников злополучных брачных торжеств. Императорский кортеж еще не тронулся из Остии, а этот приказ был уже выполнен. Испуганная Мессалина поторопилась навстречу мужу (надо полагать, бывшему), чтобы показаться ему и, как это не раз бывало, в личной беседе развеять все его сомнения. Также у въезда в Рим разгневанного отца должны были ждать его дети — Октавия и Британик, однако Нарцисс не допустил этого. Умело поддерживая обиду и ревность обманутого супруга своевременной демонстрацией памятной записки с перечислением любовных связей жены, он повез окончательно ошалевшего Клавдия в дом Гая Силия, где предъявил его же собственных рабов и утварь из царского дворца, затем, не дав опомниться, доставил к преторианцам, живописно обрисовал ситуацию — и вот уже верная императорская гвардия требует назвать имена виновных и подвергнуть их наказанию. Суд был скорым. Силий, державшийся твердо, попросил лишь не тянуть с казнью. «Под шумок» лишились головы еще множество человек, занесенных Нарциссом в списки любовников Мессалины, в том числе и несчастный Мнестер — не помогли и его причитания, что он, дескать, лишь выполнял личное распоряжение Клавдия во всем подчиняться прихотям императрицы.

Мессалине так и не удалось встретиться с мужем. Удалившись в сады Лукулла, она не оставляла попыток спасти свою жизнь и сочиняла слезные мольбы. Тем временем Клавдий, удовлетворенный устранением соперника и обильным ужином, велел передать несчастной (как утверждают, он употребил именно это слово), чтобы она явилась на следующий день представить свои оправдания. Гнев его остывал, а любовь возрождалась. Но Нарцисс был начеку. Он быстро нашел военного трибуна и нескольких центурионов и велел им умертвить Мессалину, якобы по приказу принцепса. Тацит сообщает, что грозные посланцы нашли отчаявшуюся женщину «распростертою на земле и рядом с ней ее мать Лепиду, которая, не ладя с дочерью, пока та была в силе, прониклась к ней состраданием, когда она оказалась на краю гибели, и теперь уговаривала ее не дожидаться прибытия палача: жизнь ее окончена, и ей ничего иного не остается, как избрать для себя благопристойную смерть». Осознавая неотвратимость расплаты, Валерия схватила кинжал, но никак не могла решиться на последний взмах, прикладывая его дрожащей рукой то к горлу, то к груди. Тогда трибун пронзил ее ударом меча. Тело Мессалины отдали для погребения матери, а пировавшему Клавдию сообщили, что он вдовец. Как это случилось — умолчали, а он и не спрашивал…

Думается, теперь можно сделать попытку ответить на вопрос: «Почему именно Мессалина была навечно заклеймена эпитетами „распутная, властолюбивая, жестокая“?» Своим беспрецедентным, выставленным напоказ всему Риму браком с Гаем Силием она бросила дерзкий вызов обществу! И общество в лице своих историков «подняло перчатку», несколько сгустив краски в описании и без того не безупречной жизни императрицы. А если принять во внимание уже упоминавшийся факт, что жизнеописание Мессалины нам известно лишь со слов античных авторов, чья объективность неоднократно ставилась под сомнение более поздними исследователями, то события предстают несколько в ином свете.

Крайне любопытны выводы, сделанные историком-антиковедом А. В. Коптевым на основании анализа работ Тацита. Оказывается, с правовой точки зрения брак Мессалины и Силия не нес в себе ничего предосудительного, и смерть их была не следствием порочности и нарушения законности семейных уз императора, а произошла в результате интриг Нарцисса в борьбе за власть и влияние на принцепса. Мессалина, по-видимому, дала развод Клавдию, и нет никаких оснований утверждать, что она не имела права этого делать. Жречество, окружение, армия и народ выступали в роли свидетелей при этом браке и не видели в нем нарушения каких-либо юридических или нравственных норм. Другое дело, что разводное письмо Мессалины Клавдию могло не дойти до адресата и осесть в руках интригана Нарцисса, контролировавшего каждый шаг императора. Что же касается умерщвления несчастной женщины, то это было откровенно противозаконное убийство, закамуфлированное заботами об интересах государства. Видимо, для его оправдания и проводилась столь настойчиво мысль о порочности императрицы. «В эпоху Светония и Тацита, — пишет Коптев, — случай брака Гая Силия с Мессалиной уже воспринимался как нечто противоправное, поскольку фигура принцепса заметно обособилась от массы граждан в правовом отношении. Общество легко восприняло официальную версию о развращенности Мессалины, а ее право на столь же легкий развод с принцепсом, как со всяким другим гражданином, было просто затушевано традицией».

Монро Мэрилин

Настоящее имя — Норма Джин Бейкер Мортенсон (род. в 1926 г. — ум. в 1962 г.)

Американская киноактриса, секс-символ Америки 1950-х гг.

Мерилин Монро… До сих пор это магическое имя привлекает всеобщее внимание в гораздо большей степени, чем имя любой другой женщины. Оно и сейчас символизирует совершенную женственность, красоту и сексуальность. Обычно кумиры недолго царствуют на пьедестале — их свергают и тут же забывают, а «Белую Богиню», как называли актрису ее поклонники, помнят до сих пор. В чем секрет столь необыкновенной популярности Мэрилин Монро? В какой степени этим феноменальным успехом актриса обязана своему таланту, а в какой — влиятельным мужчинам, в объятиях которых она побывала? Люди спорят об этом до сих пор, часто забывая о том, что за раздутым поклонниками образом «голливудской богини» скрывалась земная женщина, которая, став символом любви, по сути, всю свою недолгую жизнь оставалась невообразимо одинокой.