Мания преследования и слепая ненависть к Родену медленно убивали разум Клодель. С 1905 г. она стала каждое лето уничтожать все созданные за год работы. Ее мастерская — двухкомнатная квартира — была похожа на мусорную свалку. Иногда Камилла исчезала из дома и где-то бродила месяцами. Единственный человек, от которого она могла бы принять помощь, — ее брат, но он был далеко: Поль с 1895 по 1909 гг. постоянно находился за границей. Вернувшись, он был потрясен состоянием сестры: «Безумная Камилла… огромная, чумазая, без умолку говорящая монотонным металлическим голосом». Соседи непрестанно жаловались на нее, а она, ничего не замечая, заживо сжигала себя, разорвав все дружеские связи, отгородив себя от мира и творчества. В редкие минуты просветления она создала два варианта «Зрелого возраста» (1895, 1898 гг.) и «Необиду» (1908 г.), принадлежащие к числу самых выразительных композиций, а затем все, что выходило из-под ее пальцев, было ею же уничтожено.
В марте 1913 г., через неделю после смерти отца, мать, никогда не понимавшая свою дочь-бунтарку, и брат, в котором она зажгла искру веры в его высокое предназначение, были вынуждены принять трагическое для Камиллы решение и подвергнуть ее принудительной госпитализации.
Тридцать долгих лет провела Клодель в приюте для душевнобольных Мондеверг близ Авиньона. Она взывала к родным о помощи все эти годы: «Если бы я снова могла вернуться к нормальной жизни, то счастье мое было бы слишком велико, чтобы посметь хоть в чем-то вас ослушаться. Я так настрадалась, что не решилась бы и шага лишнего сделать…» Казалось, абсолютно ясная речь и полное понимание окружающей обстановки. Но это было так, пока она не вспоминала о Родене. Камилла боялась, что он подошлет к ней людей и отравит, и поэтому сама варила себе картошку и яйца. Она отказалась перейти в палаты с более мягким режимом, потому что туда был свободный доступ посетителей. Ей приносили глину, но та засыхала бесформенными глыбами. Страх, что ее работы будут украдены и послужат для обогащения «проклятого художника» — «мерзавца Родена», так и не оставил ее.
В этих страшных условиях Камилла пережила мать, сестру и Родена. Он умер в ноябре 1917 г. и был с почестями похоронен в своем имении рядом с Розой Бере, которая была вознаграждена за долготерпение и за две недели до своей кончины стала законной супругой великого скульптора. Но он, умирая, в бреду звал свою другую жену — Камиллу.
Камилла Розали Клодель скончалась в своем печальном приюте 19 октября 1943 г. Могила ее не сохранилась. А все работы гениальной женщины-скульптора были размещены в отдельном зале музея Родена. Так они воссоединились в бессмертии.
Коллонтай Александра Михайловна
(род. в 1872 г. — ум. в 1952 г.)
Журналист, публицист, революционный, партийный и государственный деятель. Первая в мире женщина-дипломат в ранге чрезвычайного и полномочного посла. Вся ее жизнь — истинно мужская попытка примирить врожденную полигамность с вынужденной моногамией. Оправдывала себя литературным талантом и организаторскими способностями.
Весной 1903 г. в одно из петербургских издательств вошла изящная, нарядно одетая дама и попросила дать ей прочитать гранки выходящей в свет книги «Жизнь финляндских рабочих». На титульном листе этой книги стояло имя «А. Коллонтай». Редактор, с удивлением взглянув на посетительницу, заявил: «Я хотел бы, чтобы гранки прочитал сам автор исследования». Опытный работник издательства не мог поверить, что книга на такую серьезную и скучную тему могла быть написана столь молодой и с виду несерьезной женщиной.
Александра Коллонтай родилась 19 марта 1872 г. в Петербурге в семье полковника Генерального штаба (позже генерал-майора) Михаила Алексеевича Домонтовича, принадлежавшего к старинному дворянскому роду. В своих мемуарах А. Коллонтай написала так: «Маленькая девочка, две косички, голубые глаза. Ей пять лет. Девочка как девочка, но если внимательно вглядеться в ее лицо, то замечаешь настойчивость и волю. Старшие сестры говорят про нее: „Что она захочет, того всегда сумеет добиться“. Девочку зовут Шура Домонтович. Эта девочка — я».
Ее мать, дочь финского торговца лесом, Александра Александровна Масалина была замужем за военным инженером Мравинским, от которого у нее были две дочери и сын. Однажды на балу она встретила сорокалетнего полковника М. Домонтовича. «Мои родители… — вспоминала А. Коллонтай, — с первого взгляда страстно влюбились друг в друга, и мама настояла на разводе, что в то время было крайне трудным делом. Развод мог тянуться много лет, если не было так называемой „руки“ в священном синоде. То, что моя мать, имея троих детей от первого мужа, решилась на развод, было в то время актом большого мужества. Многие с интересом и симпатией следили за их „романом“. Другие их осуждали. Роман кончился удачно: мать и отец поженились и любили друг друга до своих последних дней».
У генеральской дочери Шурочки было все, что полагалось детям привилегированного сословия: своя комната в доме-особняке, няня-англичанка, приходящие учителя. Получив домашнее образование, А. Домонтович сдала экзамен на аттестат зрелости при 6-й мужской гимназии в Петербурге и получила право быть учительницей. Будущее у нее было вполне определенное: богатый и влиятельный муж, дети, балы при дворе и поездки за границу.
Любимым занятием Шурочки в ту пору были балы, а любимым партнером по танцам — Ванечка Драгомиров. Ей казалось, что она влюблена, но когда Драгомиров сделал ей предложение, шестнадцатилетняя Александра рассмеялась ему в лицо. Отвергнутый любовник застрелился.
В семнадцать лет Шура отказала молодому генералу Тутолмину, адъютанту императора Александра III: «Мне безразличны его блестящие перспективы. Я выйду замуж за человека, которого полюблю». Ни тогда, ни впоследствии слова Александры не расходились с делом.
В 1891 г. в Тифлисе Шура познакомилась со своим троюродным братом по отцу — Владимиром Коллонтаем. Они продолжали встречаться в Петербурге, куда Владимир приехал учиться в Военно-инженерной академии. «Среди беззаботной молодежи, окружавшей меня, Коллонтай выделялся не только выдумкой на веселые шутки, затеи и игры, не только тем, что умел лихо танцевать мазурку, но и тем, что я могла с ним говорить о самом важном для меня: как надо жить, что сделать, чтобы русский народ получил свободу. Вопросы эти волновали меня, я искала путь своей жизни…Кончилось тем, что мы страстно влюбились друг в друга». Два года спустя, несмотря на отчаянное сопротивление всей семьи, она стала его женой.
В 1894 г. у Александры родился сын, которого она назвала в честь деда Михаилом. Родители немного успокоились: дочь пристроена, правда, не так, как хотелось, но Коллонтай человек порядочный, перспективный, к тому же в Шурочке души не чает. В августе 1897 г. Владимир писал жене из Берлина: «Я еще раз повторяю, что ты для меня остаешься единственным человеком, которого я безгранично люблю и для которого согласен на все». Обычная женщина довольствовалась бы этим простым семейным счастьем — но только не Александра.
«Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против „тирана“. Так называла моего мужа». Еще одно любопытное признание, сделанное годы спустя: «…любила своего красивого мужа и говорила всем, что я страшно счастлива. Но мне все казалось, что это счастье меня как-то связало. Я хотела быть свободной. Маленькие хозяйственные и домашние заботы заполоняли весь день, и я не могла больше писать повести и романы, как делала это, когда жила у родителей. Но хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо ухаживать няня. Как только маленький сын засыпал, я шла в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу Ленина».
Роковую роль в судьбе Александры Коллонтай сыграла большевичка Елена Стасова, которая убедила младшую подругу, что семья и тюрьма — суть одно и то же. Только вырвавшись из этой темницы, можно заняться настоящим делом. Под «настоящим делом» обе, естественно, понимали революционную деятельность. Постепенно А. Коллонтай приходит к выводу, что любовь к сыну — простой эгоизм, а любовь к мужу — ненужная роскошь.