…Однажды осенним утром 41 г. до н. э. жители Тарса покинули дома, рынки и лавки и помчались в порт, несметной толпой запрудив едва не проломившуюся пристань: к городу приближалась ладья «с вызолоченной кормой, пурпурными парусами и посеребренными веслами, которые двигались под напев флейты… Царица покоилась под расшитой золотом сенью в уборе Афродиты, какой изображают ее живописцы, а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами — будто Эроты на картинках. Подобным же образом и самые красивые рабыни были переодеты Нереидами и Харитами и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивные благовония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам» — так описывал Плутарх прибытие Клеопатры…

Ошеломленный Антоний, вопреки установленному протоколу, принял приглашение отобедать в роскошных апартаментах царицы. Обо всех претензиях к Египту он тотчас забыл. Победоносный воитель был обезоружен и пленен прелестями египтянки и беспрекословно позволил ей увезти себя в Александрию, вероятно, в качестве военного трофея. Но и в пылу любовного сражения Клеопатра ни на миг не забывала о своих интересах. Еще будучи в Тарсе, она добилась того, что Антоний собственным декретом признал Цезариона наследником египетской короны, а также настояла на смертной казни ее сестры Арсинои, скрывавшейся в храме Артемиды в Милете.

Справедливости ради надо отметить, что Клеопатра никогда не была той доступной женщиной, образ которой иногда бытует в сознании наших современников. Как ни странно, царица, чье имя стало символом женских чар, была, прежде всего, властным политическим деятелем. Для осуществления первоочередной задачи — сохранить за Египтом независимость — мало было завоевать благосклонность влиятельного покровителя, необходимо было как можно дольше удерживать его подле себя. И если Юлия Цезаря удалось приворожить умом и образованностью, к «новому Дионису» требовался совсем иной подход. Клеопатра, как никто другой, понимала это и повела себя соответственно, «сообщая все новую сладость и прелесть любому делу или развлечению, за какое ни брался Антоний, ни на шаг не отпуская его ни днем, ни ночью, крепче и крепче приковывая к себе римлянина. Вместе с ним она играла в кости, вместе пила, вместе охотилась, бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием, а по ночам, когда в платье раба он бродил и слонялся по городу, останавливаясь у дверей и окон домов и осыпая обычными своими шутками хозяев — людей простого звания, Клеопатра и тут была рядом с Антонием, одетая ему под стать». Так писал Плутарх.

Зиму 41/40 гг. до н. э. Антоний провел в Александрии как частное лицо в бесконечных пирах, костюмированных шествиях, военных играх (надо полагать, не только военных, поскольку в 40 г. до н. э. он стал счастливым отцом царственных близнецов: мальчика, получившего имя Александр Гелиос, и девочки — Клеопатры Селены). Тем временем в Риме традиционно сражались за власть: Октавиан рассорился с женой Марка — Фульвией и его братом — консулом Луцием Антонием. Весть о поражении родственников в этой борьбе вырвала героя-любовника из объятий египетской царицы и заставила поспешить в столицу империи спасать собственную судьбу. Конфликт уладили (смерть Фульвии облегчила примирение), и новый союз был скреплен браком Антония со сводной сестрой Октавиана — Октавией, женщиной добродетельной и уважаемой. Образцовое супружество продолжалось до тех пор, пока Антоний не оказался вновь на Востоке. «Любовь к Клеопатре, — сообщает Плутарх, — эта страшная напасть, так долго дремавшая и, казалось, окончательно усыпленная здравыми рассуждениями, вспыхнула вновь и разгоралась все жарче по мере того, как Антоний приближался к Сирии».

Да-а, романтиком был этот Плутарх… Есть основания предполагать, что «безумная страсть», якобы снедающая Антония, была далеко не единственной причиной его сближения с царицей. Так же, как, собственно, и Клеопатра, он преследовал (и если не в первую очередь) политические цели. Дело в том, что Рим вот уже не первый год воевал с Парфией, и Антоний усиленно готовился к очередному походу. Но для осуществления этих планов ему не хватало средств, а найти их можно было в покоях царственной египтянки. В 37 г. до н. э. Клеопатра, откликнувшись на просьбу полководца, направилась в Лаодикею (ныне Латакия, Сирия), чтобы доставить припасы для его армии, и встреча после долгой разлуки, надо полагать, была бурной — по возвращении в конце лета в Александрию она родила сына, названного Птолемеем Филадельфом. В обмен на согласие материально поддержать парфянскую кампанию Антоний отдал царице часть территории Финикии и северной Иудеи, обещал жениться и узаконить детей (они вступили в брак позже, вероятно, в 36 г. до н. э.). Однако любвеобильный триумвир переоценил свою стойкость к чарам хитроумной Клеопатры: оказавшись в Египте, он вновь предался необузданным удовольствиям, пренебрегая интересами государства. В 36 г. до н. э. Антоний предпринял-таки поход против парфян, но без успеха; вернувшись оттуда с величайшими потерями, он в 34 г. до н. э. хитростью захватил в плен царя Армении Артавасда, которого обвинил в измене, и эту сомнительную победу отпраздновал великолепным триумфом в Александрии.

…На серебряном возвышении стояло два золотых трона — для Клеопатры и Антония, именовавших себя отныне новыми Изидой и Осирисом. Клеопатра и Цезарион были объявлены «царями царей» и получали в совместное правление помимо Египта Кипр и Келесирию (Южную Сирию). Александру Гелиосу были отданы Армения, Мидия и Парфянское царство (как только оно будет завоевано), Клеопатра Селена становилась владычицей Киренаики (Ливии), а Птолемей — Финикии, Сирии и Киликии…

Узнав, что Антоний раздает египтянам имперские земли, римляне пришли в негодование. В 32 г. до н. э. неверный супруг прислал Октавии разводное письмо, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Октавиана, авторитет которого к тому времени значительно возрос. Будущий Август выступил в сенате с обличительной речью против беспутного любителя восточных женщин и даже решился на крайне рискованный шаг: заставил жриц-весталок выдать его завещание, из которого стало известно, что огромное наследство Антония доставалось детям от египетской царицы и что его тело надлежало похоронить в Александрии. Избегая гражданской бойни, хитрый Октавиан от имени сената объявил войну… Клеопатре.

Антоний тогда находился в Мидии, и царица, узнав о войне, присоединилась к нему уже в Эфесе. Зиму 32/ 31 гг. до н. э. они провели на Самосе в увеселениях. Вначале 31 г. до н. э. весь двор прибыл в Афины, где был встречен с великим радушием — на греческом Востоке с именем египтянки связывались надежды на освобождение от римского владычества. 2 сентября 31 г. до н. э.

в Адриатике у мыса Акций (ныне Акра Николаос) произошло морское сражение, которое решило разом все судьбы — и Клеопатры, и Антония, и всего Египта. Наиболее распространено мнение, что в самый разгар битвы царица не совладала с нервами и покинула поле боя, развернув находящиеся под ее командованием корабли к берегам Александрии. Существует, однако, и другая трактовка событий, согласно которой во время сражения эскадра египетской царицы по тщательно продуманному плану должна была быстро поднять паруса и, не ввязываясь в бой, вырваться из Актийского залива, где совместный флот супругов был блокирован полководцем Октавиана Марком Випсанием Агриппой. За ней должны были последовать, сдерживая противника, корабли Антония. Основная цель маневра состояла в том, чтобы вырваться из блокады с наименьшими потерями, сохранить как можно больше воинов для дальнейшей борьбы — Клеопатра блестяще справилась с этой задачей и спасла почти весь свой флот. О том, что произошло дальше, разногласий не существует: Антоний вместо того, чтобы продолжать руководить сражением, оставил свои корабли на произвол судьбы и бросился вдогонку за царицей… Лишившийся командования флот после отчаянного сопротивления был разгромлен. 19 легионов и 12 тыс. конницы, оставшись без военачальника, перешли на сторону Октавиана. Роковая для Антония роль, которую Клеопатра сыграла в этой войне, нередко преувеличивается. Однако несомненно то, что ее присутствие в ставке полководца отвратило от него многих прежних союзников.