Горожане, уверовав в победу дня и завершение ночных страхов, оттаскивали от окон и дверей сундуки и колоды, выглядывали на улицу. Здоровались друг с другом, опасливо озирались. Охали, рассмотрев на привычном месте храмового шпиля пустоту. Бледнели, глядя на разрушенные неведомой силой стены дворца. Кланялись светцам, вышедшим в город вместо привычной стражи. Спешили на крупные улицы. Потому что мгновенно разнесся слух – как раз сейчас на телегах вывозят туши демонов, напавших на город и поверженных.

Сотнику кланялись до земли, испуганно расступаясь и пропуская его немыслимого коня. Шептались, рассмотрев следы темной крови на одежде. Припоминали: его-то зрец и назвал воином света. Фарнор не слушал и не слышал. Усталость навалилась и гнула к холке Барна. А ведь рано еще отдыхать! Надо собрать людей и обеспечить охрану маэстро и ампари. Еще следует по всей форме доложить грифу, как прошла ночь, затем…

Рртых встретил сотника на углу улицы, ведущей к площади перед храмом. Встревоженные, суетливо снующие горожане огибали его невысокую кряжистую фигуру по дальней дуге, прижимаясь спинами к камням стен. А то и разворачивались, не рискуя пройти мимо. Еще бы: так и следует выглядеть Роллу. Ликом чужд, имеет красный волос и такой зычный бас – оторопь берет. Что порой начинает напевать, вовсе не понять, язык чужой, рычащий, дикий.

Довольно усмехнувшись в усы, Рртых погладил Барна по меху.

– Знаешь, как зовутся те, кто с гномами спорит? – обратился он к сотнику.

– Нет.

– Дураками они зовутся. Не полезное дело, потому как мы рассудительные и завсегда принимаем верные решения. Сейчас мое решение таково: поехали к Сарычу.

– Мне следует…

– Ты что, с гномом споришь? – поразился Рртых.

– Пробую, – рассмеялся сотник. – Наверное, зря. Потому именно тебя и послали разыскать нас с Барном?

– Послать меня не проще, чем переспорить, – лукаво сощурился гном. – Сам додумался. Ну, в путь. После боя следует мыться и отдыхать, а не спать в седле, доводя доспех до глубокой ржавчины, а себя – до смертельной усталости. Маэстро выйдет к людям в полдень. Не убегут от тебя дела. Дай-ка я заберусь на Барна.

Теперь, когда на жбрыхе ехали двое, улица перед ним пустела шагов за сорок. Только дозорные светцы не стремились прятаться. Опознавали знакомого сотника и уважительно приветствовали.

В очередной раз пришлось миновать рыночную площадь, раскланяться со скотниками, как раз изловившими последнего быка и завершившими ремонт загонов. Верхний город встретил настороженной тишиной и плотно прикрытыми ставнями. Только изредка вдали или поблизости нарушали тишину, высекали искры из камня подковы коней гонцов. И снова повисало полное отчаяния и страха молчание непонимания… Еще бы! Это простолюдинам можно радоваться – выжили. А благополучие и судьба знати не определились с наступлением рассвета. Для них пока тьма царит безраздельно. Нет даже малого намека: кто правит и чем это грозит, каков теперь закон. Цела ли страна, единая Дарла, оплот шаткого, но все же – мира…

У ворот замка Сарыча творилось невесть что. Гонцы, выстроившись в очередь, доказывали свое право первыми сообщить или получить вести, уверения в полном уважении и просто послания своих господ. Все они с боязливой завистью посторонились, пропуская жбрыха с седоками. Их-то никто не задержал. Наоборот, распахнули ворота и приветствовали с искренней радостью.

Сотник спешился на знакомой площади, поклонился маэстро, торопливо выбравшемуся на крыльцо поприветствовать его, и пошел туда, куда повели набежавшие слуги грифа, расторопные и настойчивые. Скоро отмытый и сытый Фарнор спал, твердо зная: в ближайшие часы он имеет на это полное право.

Глава 8

ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ ДУШИ

Холода завершаются в календаре ампари сезоном рамина кэ. В последнюю ночь его, перед наступлением весенней поры ноэма, "чаши огня", когда прорыв еще только формировался, привлекая всеобщее внимание, леди Аэри Эрр Эллог с удивлением наблюдала, как заполняют площадь перед дворцом грифа воины. И как они исчезают отряд за отрядом, едва в дело вмешиваются маги. И думала – не это самое большое чудо. Привыкнуть к мгновенному перемещению можно очень быстро. Освоить его исполнение сложнее, но и это, как заявила неугомонная Кошка Ли, всего лишь "дело техники".

Как понять и принять иное изменение, на которое она не рассчитывала? Да что там, никто не надеялся, и уже давно! Ее сын в истинном облике, златокожий, ушел вместе с людьми. Он двигался в первом ряду, рядом с Рахтой. В спину ему смотрели люди того же отряда. Вооруженные люди! И ни один не считал, что это спина врага, отродья, гнусной твари, вампира – так они привыкли звать ампари. А сотник Дифр, отправляясь во дворец со следующей группой, выкроил минутку и подошел, пообещал приглядывать за Архой. Усмехнулся: все же это его бывший пленник, нельзя допустить, чтобы пострадал.

Гласени охали, со стоном вздыхали – и молча терпели непосильные перемены. Потому что озверевший после пробуждения маэстро Патрос не мог разобраться с усыпившей его Кошкой Ли, зато успешно вымещал гнев на служителях. Стоило одному заикнуться о нашествии демонов, подозрительно совпавшем с появлением ампари, – и отправился вчерашний любимчик судьбы из привычной и благополучной столицы проповедовать в Брогрим. Пешком, в чем был, и немедленно.

Ткань мира, разорванная силой демонов, странным образом помогла обрести недостижимое: объединение людей и ампари. Пока этот союз слаб и ограничен стенами одного города. Но прежде не удавалось добиться и куда меньшего! Невыносимо трудно было создать условия, чтобы тебя хотя бы выслушали, прежде чем убить или обратить в жуткое существо – краснокожего.

Когда ушел с площади последний отряд, а Патрос пару раз использовал звучание, доведя служителей до настоящего почтительного страха, началось и вовсе уж непонятное. Маэстро перевел дух и поклонился Аэри:

– Леди, когда вы начнете восстанавливать благодать, именуемую вами равновесием силы?

– В полдень или чуть позже, – задумчиво ответила Аэри. – Все зависит от успеха действий воинов и глубины прорывов. То, что я ощущаю пока, удручает. Восстановить целостность ткани мира силами лордов будет очень сложно. Нас мало. И те, кто сейчас участвует в боях, вернутся утомленными, их души будут далеки от равновесия.

– Мы можем помочь? Звучание, создаваемое совместно, полезно ли оно делу?

– Да. Но это сложно. Мне потребуется знать голос и силу каждого. Определить его полезность и место.

– Все они в вашем распоряжении, – сухо сообщил маэстро, указав на служителей. – Если не найдете годными, дайте знать. Устал я от обилия бездарных нахлебников в храме. Нет голоса – начнут ногами служить Адалору, понесут его славу в ледяной Лосморр или огненный Эренойм. А коль нет желания совместно с союзниками спасать род людской, – голос маэстро стал неприятно тихим, – так подвалы грифа рядом. От пособничества демонам там умеют неплохо лечить.

– Истинно так, – заверил Варза. – Стражников иногда подбирает Берна, а вот заплечных дел мастеров я сам присматриваю. И нахлебников там нет, как нет их на любой службе в моем замке.

После любезного пояснения хозяина Загорья настроение гласеней сильно переменилось: от презрительно-брезгливого созерцания творящейся вокруг суеты они перешли к задумчивости. Постепенно и нехотя, озираясь на темную дальнюю башню, куда гриф отправлял всяческих врагов и бездельников, гласени попробовали слушать ампари. Звать ее, кривясь и постанывая, "леди". Проявлять хоть незначительную, но вежливость.

Постепенно мрак, пропитавший воздух, истаял во всем городе. Тогда в бледной весенней ночи удалось рассмотреть самые зрелищные и страшные последствия вторжения. Различима стала рухнувшая башня храма, три сотни кип дней хранившая главный колокол – Язык Света. А еще дальше, на холме, черные язвы трещин разорвали светлый камень дворцовых стен, считавшихся неприступными. Главное здание, белый Купол Дарлы, выглядело смятым невообразимой силой. Свод великолепной шатровой крыши темнел щербатым провалом.