Лотарь стоял неподвижно и смотрел на нее.

— А это значило бы пренебречь средством, которое, как говорит старая герцогиня, может продлить жизнь тяжело больной. Поэтому я не могу так сделать, простите меня. Но вот что я предлагаю — быть помолвленными. Ведь это не значит быть обвенчанными. Если герцогиня выздоровеет, мы разойдемся, если она умрет, то, конечно, то же самое; наша помолвка, таким образом, будет успокоительным средством. Это немного странно, я знаю, но помолвка ведь только обещание и известно, что не все обещания выполняются. Один Бог знает, как часто случается, что двое расстаются до свадьбы, это не стыдно, я… я…

Клодина говорила все быстрее, а теперь в изнеможении оперлась о спинку стула головой и закрыла глаза.

Лотарь подошел ближе, лицо его странно подергивалось.

— Я не могу уехать отсюда, но вы, Лотарь, вы свободны; после, к сожалению, неизбежной помолвки вы легко найдете причину удалиться куда-нибудь, пока… — Клодина вдруг выпрямилась. — Я говорю это не для себя, клянусь Богом, не для себя! Зачем это мне? С меня вполне достаточно моей чистой совести, но несчастная там, наверху… понимаете вы, Лотарь?

— Так мы должны некоторое время разыгрывать комедию? — спросил он.

— Недолго, недолго! — прошептала Клодина.

Прекрасные глаза ее просили у него прощения.

Он схватил ее здоровую руку со страстным порывом.

— Пусть будет так, — сказал он, — но вы больны, больны, во всяком случае, прежде чем начнется комедия…

— Пусть она начнется сейчас же, — попросила Клодина, — пойдите к герцогине-матери и скажите ей, что я дала свое согласие. Тем временем я соберусь уехать домой, — я так устала, так смертельно устала…

— Я пойду, — спокойно сказал он, — а вы ляжете и домой не поедете!

— Поеду! — воскликнула она и покраснела. — Не забывайте, что каждый из нас вполне сохраняет свою свободу!

Лотарь сдержался и направился к двери. «Соглашайтесь, соглашайтесь с ней во всем», — приказал доктор.

Клодина словно во сне смотрела ему вслед: она чувствовала, что силы ее иссякают, и казалась себе такой униженной, такой слабой, ей хотелось сорвать повязку с руки, чтобы вместе с кровью потерять жизнь. Пальцы ее невольно коснулись бинта.

Вдруг у нее перед глазами пошли круги, ей показалось, что она куда-то летит. «Стой» — прошептала она себе, но все вокруг нее завертелось, и она потеряла сознание.

Сестра милосердия, вошедшая проверить ее состояние, нашла ее без чувств…

Клодину уложили на кушетку, где она скоро очнулась.

— Это только истощение, господин барон, — сказал доктор, позвавший Лотаря снизу. — Ничего более. Не беспокойте совершенно пациентку, и завтра она будет свежа и здорова. С такою молодостью и силой… Поезжайте спокойно в Нейгауз, милый барон.

Герольд дал наставления горничной и приказал ей при малейшем сомнении в положении фрейлейн позвать сестру милосердия; потом он попросил фрейлину фон Катценштейн присмотреть за больной. Старая фрейлина вошла к Клодине, чтобы сообщить Лотарю о ее состоянии, и он остался ждать в коридоре. Дверь была неплотно притворена, и он услышал, что Клодина говорила, но с кем? До него ясно долетало каждое слово.

— Простите меня! — послышался громкий голос принцессы Елены, но в нем звучала не просьба, а приказание. Лотарь нахмурился, с трудом удерживаясь, чтобы не войти.

Старая фрейлина скромно вышла.

— Ее светлость у фрейлейн фон Герольд, — прошептала она.

— Его высочество приказал мне просить у вас прощения, и потому я прошу его. Вы слышите? — донеслось до него.

Барон вне себя переступил порог полутемной комнаты. Лицо Клодины вспыхнуло, когда она увидела его.

— О Господи! — прошептала она и махнула рукой.

Страшное сердцебиение не дало ей говорить. Ей не было неприятно, что он вошел, она думала только о том, какой уничтожающий удар должен был упасть сейчас на это упрямое существо, так высокомерно подошедшее к ее постели, чтобы по высочайшему повелению попросить прощения. Принцесса не заметила барона, она стояла, как воплощение противоречия.

При виде ненавистной девушки ее раскаяние перешло в возмущение.

— Вы не хотите? — спросила она. — Мне некогда ждать, я должна ехать в Нейгауз, мама прислала за мной фрау фон Берг. Но я не поеду с ней, я не желаю. Я попрошу у барона Герольда его экипаж. Итак, я в третий раз спрашиваю вас, фрейлейн фон Герольд!

— Принцесса, я, право, не знаю, за что вы просите прощения, но от всего сердца даю вам его, — отвечала Клодина дрожащими губами.

— Ваша светлость просит таким образом прощения у тяжелобольной и оскорбляет ее вновь? — прозвучал взволнованный голос барона.

Принцесса повернулась, как будто ее ударило электрическим током. Глаза Клодины умоляюще посмотрели на Лотаря: она знала по личному опыту, как тяжело действует уверенность в потере любимого человека.

— Нужно иметь такую доброту и самоотверженность, как у моей невесты, чтобы дать вам столь странно испрошенное прощение.

Свершилось. Мертвая тишина воцарилась в комнате. У Клодины снова потемнело в глазах… Разве мог мужчина так безжалостно говорить с той, которую любил и за которой давно ухаживал? Она протянула руку.

— Принцесса, — слабо проговорила она, как бы сама прося прощения. Но изящная белая фигурка не покачнулась, как боялась Клодина; принцесса гордо откинула голову с короткими черными кудрями.

— Желаю счастья, — коротко сказала она.

Только по слишком громкому тону голоса можно было догадаться о потрясении девушки, горячая любовь которой получила смертельный удар.

Принцесса не обратила внимания на протянутую ей руку и гордо наклонила голову.

Лотарь схватил эту руку и поднес к губам.

Клодина поспешно отдернула ее.

— Зачем? — спросила она и отвернула голову к стене. — Это лишнее после нашего разговора.

Они ушли. Оставшись одна, Клодина позвонила, чтобы ей помогли раздеться, и велела потушить свечи.

Фрейлина фон Катценштейн осторожно пробралась через темную комнату к постели; ничто не двигалось за пологом, вероятно, Клодина уже заснула от истощения. Но, приглядевшись, она увидела, что та сидит на постели.

— Вы еще не спите? — озабоченно спросила старушка и ласково поцеловала холодную щеку девушки. — Я только что узнала о вашей помолвке, — с чувством прибавила она, — да благословит Господь ваш сердечный союз, моя милая Герольд!

Сказав это, фрейлина вышла.

Клодина схватилась за голову.

— «Сердечный союз» — какая страшная насмешка, — горько прошептала она.

Она размышляла и мучилась далеко за полночь, пока мысли ее не спутались совершенно. Ужаснейший день в ее жизни прошел, какие сердечные пытки и мучения готовили ей последующие?

26

На другое утро Клодину пробудил от тяжелого сна посланный от герцогини-матери, которая прислала ей великолепный букет и бриллиантовое кольцо. Ей было больно вспоминать о прошедшем дне, и она встала с трудом.

Горничная герцогини вошла к ней, лишь только она успела одеться, и попросила прийти к больной.

Преодолевая слабость, она устало переступила порог спальни герцогини; красная комната была залита солнечным светом; герцог с принцами стоял у постели своей супруги, младшие сыновья держали в руках розы, а старший — что-то блестящее. Герцог пошел навстречу молодой девушке и поцеловал ей руку.

— Примите, милостивая государыня, от меня и моих сыновей глубочайшую благодарность за вашу дружескую самоотверженность! — сказал он, подводя Клодину к постели. — Вы видите сами, какое действие она произвела.

Герцогиня протянула ей руку, а наследник радостно повис на ней.

— Я всегда знал, что вы отважны, а это братья и я дарим вам, потому что вы вернули маме здоровье.

Он подал ей драгоценное украшение, а остальные безмолвно протянули ей розы.

— Клодина! — прошептала герцогиня.

Она по старой привычке опустилась на колени около постели, но не прижалась доверчиво, как прежде, а застыла с опущенными глазами и неподвижным лицом, как старое изображение нищей в замковой церкви.