София Герн

Лазурный рассвет

Когда Даша еще только начинала карьеру фотографа, у нее и в мыслях не было, что она займется фэшн-съемками. Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает. После первой же ее выставки, конечно, не персональной, а коллективной, которая состоялась в Доме журналистов, ей сделали предложение, от которого она не смогла отказаться. И вот теперь, извольте любить и жаловать: Дарья Ильина, штатный фотограф журнала «Стиль». Она старалась не задумываться над тем, хорошо это или плохо, а просто приняла как данность то, что ей поднесли на блюдечке с голубой каемочкой, чем очень порадовала свою сестру Женю, которая работала стилистом в том же самом журнале. Собственно говоря, Даша не могла не понимать, что сестра за нее замолвила словечко. Ну и что? А как иначе выжить в этом мире, где царит конкуренция куда более жестокая, чем иная гражданская война. Сестры жили в большой квартире, оставшейся им после трагической смерти обоих родителей, погибших в авиакатастрофе. И эта самая квартира на Сретенке, и дача, где они бывали не так уж часто, требовали немалых расходов. Да и сама жизнь в Москве дорожала с каждым днем. Так что Даше пришлось отбросить честолюбивые мечты о том, что она станет настоящим художником и будет снимать только то, что сама пожелает. Конечно, настоящим художником ей никто стать не мешал, тем более что одну из комнат Даша переоборудовала в удобную, оснащенную всем необходимым студию.

Лицензионный «Стиль» платил очень неплохо, но самое главное — у Даши оставалось время на то, чтобы заниматься собственным творчеством. Так что деньги у сестер водились. Не такие, конечно, как при родителях, но все-таки. В прошлом году Даша без проблем отдохнула на горно-лыжном курорте Вербье, в Швейцарских Альпах. Ее уговорила опять же Женя, считавшая, что сестре следует развеяться. Ну она и «развеялась»… Лучше бы этого Вербье совсем не было в ее жизни! Результатом того рокового отдыха сейчас был сон, который Даша пыталась отогнать от себя, хотя, если честно признаться, отгонять его вовсе не хотелось. Она села в постели и потянулась. Странно, ей приснился именно этот человек, а не чертов Степка, из-за которого она теперь совсем выбита из колеи. Даша была высокой и худенькой девушкой, скорее, даже просто тонкой как тростиночка, а не такой мосластой и костистой вешалкой, как многие модели, которых она снимала. И, подумать только, Степан все-таки предпочел ей эту груду костей, ее так называемую подругу Светку! Женя не раз говорила сестре, что та очень хороша собой, но Даша ей не верила. Хотя порой внимательно вглядывалась в черты своего лица, на котором буквально сияли огромные темно-голубые глаза, того василькового оттенка, который встречается крайне редко. У нее были высокие скулы, прямой тонкий нос, мягкий овал подбородка и маленький нежный рот. Будь он побольше, ей бы светила прямая дорога в модели, но… Все равно, для такой карьеры Даша не годилась, искренне считая себя самой обыкновенной, если уж вовсе не дурнушкой. Ей вообще очень не хватало уверенности в себе, и без старшей Жени она так бы и не нашла себя. Девушке требовался жесткий руководитель. И пусть лучше таковым является сестра! Даша с радостью переложила все заботы, в том числе и об их общей недвижимости, на Женю, а та и не возражала.

Правда, порой младшая сестренка выкидывала такие номера, от которых спокойная и уравновешенная Евгения Ильина теряла дар речи. Взять бы хоть этот ее роман со Степаном Свириным — новоявленной звездой модельного бизнеса! Сестра сразу же сказала, что ничего путного из их отношений не получится, но Дарья стояла на своем с не свойственным ей упрямством. А потом Жене пришлось ее утешать. Вот и утешает до сих пор.

— Даша! — раздался из кухни голос сестры. Оттуда изумительно пахло поджаренным хлебом с сыром и ароматным кофе. — Вставай, не разлеживайся, сегодня у тебя съемка в галерее «Актер». Новая коллекция для лета. Девчонки прибудут в двенадцать, а нам нужно быть пораньше, чтобы подготовиться!

— Уже иду, — пробурчала себе под нос Даша и спустила с кровати длинные ноги с тонкими щиколотками. Она посидела пару минут, все еще находясь во власти дивного сна, в котором ее и ее спутника несли по заснеженным тропам белые долгогривые лошади. Звенела сбруя и колокольчики под дугой, на ноги накинута медвежья полость. Было совсем не холодно, но ветер все равно трепал ее пушистые длинные волосы, выбившиеся из-под меховой шапочки. А он, смеясь, отодвигал их в сторону, чтобы поцеловать в который раз ее раскрасневшиеся щеки. И его рука скользила вниз вместе с застежкой от куртки, забиралась под толстый теплый свитер. И ей было приятно, что его рука такая прохладная и что сосок на ее груди сморщился и стал как изюминка. А потом все закружилось, как снежинки на ветру, мелькали образы и ощущения, смутные и в то же время такие отчетливые, что она даже застонала. Он продолжал ласкать ее разгоряченное тело, и вот уже расстегнута молния на джинсах, ладонь пробирается под плотно натянутую грубую ткань, пальцы находят чувственный влажный бутончик, ласкают его все сильнее и сильнее, и она вот-вот окунется в безбрежный океан наслаждения, острого, как лезвие. А его рука погружается в ее раскаленную страстью плоть. Она торопится доставить ему удовольствие, но он не спешит. Он знает, что их ждет ночь. Ночь упоительная, сладостная, невозможная. Это было наяву. Там. В Вербье. И это приснилось ей сегодня. Но зачем снова вспоминать? И неужели ее так мало на самом деле волнуют отношения со Степаном? Потом. Все потом. Сейчас нужно отбросить головокружительное воспоминание и привести себя в порядок.

— Иду, иду! — крикнула она, услышав, что сестра подошла к двери ее комнаты.

— Проснулась? — Женя открыла дверь и появилась на пороге, как всегда элегантная, хотя и одета была в простые черные джинсы и узкий твидовый пиджачок от «Barberry». Это была ее любимая одежда. Женя предпочитала стиль «casual» всем остальным. Он стал ее неотъемлемой частью, такой же, как модно подстриженные темно-каштановые волосы и минимальное количество косметики на простоватом, но милом лице. Сестры отличались друг от друга, как день от ночи. Русоволосая Даша и темненькая Женя. Более того, они были словно слеплены из разного теста. Женя была среднего роста, почти коренастой, с широкой костью, и во всем ее облике чувствовалась какая-то удивительная основательность, такая же явная, как и эфемерность ее сестры.

Даша накинула на голое тело махровый белый халат и сунула ноги в такие же пушистые тапочки. Она всегда спала голой, даже зимой. Ей казалось, что только так отдыхает от прикосновений одежды ее чувствительное тело, прячущееся под невесомым пуховым шелковым одеялом.

— Пойдем завтракать, а то все остынет, пока ты будешь под душем нежиться!

— Нет, Жека, уж извини. Я сначала приведу себя в порядок.

— А горячие бутерброды?

— Ты бы мне еще предложила позавтракать в постели! Терпеть не могу эту идиотскую французскую привычку.

— А тебе пришлось с ней столкнуться в Вербье? Таинственный незнакомец тебе заказывал завтрак в постель? — Женя иногда могла быть на удивление бестактной и резкой.

— Он не успел. Насколько ты знаешь, я сбежала, не дождавшись продолжения банкета. Пока он спал.

— И все-таки ты дура, Дашка! — вздохнула Женя. — Сбежала от мачо, чтобы здесь прилепиться к бесполому Степке! Разве можно вообще связываться с модельерами? Они же все почти поголовно извращенцы. Вот хотя бы Степка. Тоже извращенец!

— Почему это? — спросила Даша, обернувшись на сестру уже в дверях ванной. — Какой же он извращенец, если поменял меня не на мужчину, а на женщину.

— Нашего Светика женщиной ни у одного нормального человека язык назвать не повернется! — отрезала Женя. — Давай быстрее, а то опоздаем, — она посмотрела на свои маленькие золотые часики, украшенные мелкими бриллиантами, — ты же знаешь, точность — мой пунктик!

— Еще бы не знать! — крикнула уже из-под душа сестра. — Каждый раз прибываешь вовремя, как курьерский поезд, и ждешь, как идиотка.