— Я рада, — сказала Дана, поднимаясь и вновь занимая свое место на кушетке. — Из тебя выйдет замечательный учитель.

Питер оперся плечом о каминную доску и посмотрел на Дану.

— А ты? Что ты теперь будешь делать?

— Теперь, когда я стала матерью? — Дана гордо засмеялась. — Скорее всего, останусь на некоторое время в Калифорнии. Мне там нравится. — Она почти застенчиво посмотрела на него. — Я не говорила тебе. Я снова рисую.

— Дэйнс! Это замечательно. Я горжусь тобой.

— Помнишь Адама Херрика? Это он должен был быть вторым крестным отцом. Ты встречал его у Констанс. — Питер кивнул, и Дана продолжала: — Это он уговорил меня продолжить рисование. — Дана рассказала ему о чудесном старинном мольберте, о поездке за красками и кистями, о том, как Адам ходил за покупками и готовил, так что она могла целиком посвятить себя живописи. Она говорила все громче, продолжая рассказ, отблески огня играли на ее оживленном лице, и Питер не перебивал ее, пока она не рассказала о том, как Адам привез ее с ребенком из госпиталя в маленький коттедж в Малибу. — А потом, — улыбаясь своим воспоминаниям, говорила Дана, — он открыл дверь, и я увидела колыбель для Уэллеса, которую он где-то нашел и починил, не говоря мне ни слова.

— Он много для тебя значит, правда? — тихо спросил Питер.

— Да, наверное, много, — удивленно проговорила Дана, впервые осознав, как скучает по Адаму Ее возвращение домой было таким лихорадочным, она была возбуждена встречей старых друзей, вечеринками со знакомыми Джосса по Бродвею, торопливыми встречами с банкирами и адвокатами, планами на крещение Уэллеса, что почти не вспоминала о человеке, который так самоотверженно заботился о ней во время ее беременности. Внезапно ей ужасно захотелось увидеть его бородатое лицо, и она засмеялась, подумав, как Адаму не понравится огромная, изящно обставленная квартира, которую оставила ей бабушка.

— Насколько много?

Дана подняла глаза и заметила боль в его взгляде, которую он тщательно пытался спрятать, раздувая и так ярко горящий огонь.

— Не настолько, чтобы полюбить его, дорогой, — нежно сказала она. — Он мой друг. Он же намного старше нас. Ты помнишь.

— Он мне понравился, — признался Питер. — Я звонил этому его другу, Джилу Сандерсу в Лондоне, и Херрик оказался прав, мы действительно нашли общий язык. Он тоже считает Херрика потрясающим человеком.

— Не все так думают, — засмеялась Дана. — Адам бывает резким и нетерпимым, и эта шайка в Сакраменто была бы в восторге, если бы он просто исчез и не мешал бы им разделить между собой штат.

— Он остается в Малибу? — как бы невзначай спросил Питер. Дэймон открыл дверь и по кивку Даны появился через минуту, неся поднос с напитками и блюдо с бутербродами. Питер налил Дане бокал вина, а себе смешал большую порцию виски с содовой, пузырьки газа в бутылке тихо шипели, когда он наливал воду в бокал.

— Он живет там, когда не выходит на тропу войны или не заседает в Вашингтоне. Он сам построил себе дом, Пит, ты бы его видел! Тебе бы понравилось. Он стоит на маленьком островке, окруженном с трех сторон водой, и он весь из дерева и стекла, которые он набрал с развалин заброшенных зданий.

— Звучит неплохо, — сказал Питер с показным равнодушием, допивая свой бокал в несколько долгих глотков. — Ты вернешься?

— Не знаю, — медленно ответила Дана, маленькая морщинка пересекла лоб, когда она задумалась. — Мне нужно еще какое-то время, чтобы оправиться. Столько всего произошло. Я совсем запуталась.

— Здесь твой дом, Дэйнс. Ты не сможешь убежать навсегда. — Он поставил бокал на стол, поднялся и поправил галстук.

— Я не убегаю, — возразила Дана. — Мне там нравится. Мне нравится там рисовать, и там неплохое место для воспитания ребенка. Почему я не могу остаться там, где хочется.

— Твой выбор, детка. Не мне решать. — Он посмотрел на нее. — Но в этот раз сделай нам обоим небольшое одолжение. Не принимай никаких решений, прежде чем хорошенько их не обдумаешь. — Когда Дана надулась, он сказал немного мягче: — Я слишком засиделся. Мне пора. — И, не оборачиваясь, направился к двери.

Дана была поражена внезапным сокращением времени, которое они могли провести вместе: на следующее утро Питер возвращался в Англию, а она вернется в Калифорнию в конце недели. Она думала, что он проведет с ней весь вечер, они будут обмениваться воспоминаниями и строить планы на будущее. Вместо этого, уныло подумала она, торопливо последовав за ним в холл, Питер попросил ее выйти за него замуж, и она опять отказала ему. Она взяла его за руку уже около лифта. Он стоял с безучастным выражением лица.

— Не уходи. Останься на ужин, пожалуйста, — упрашивала она. — Мы же больше не увидимся до твоего отъезда.

Лицо Питера снова смягчилось, он даже улыбнулся, положил обе руки ей на плечи, поставил ее перед собой и сказал:

— Я и так слишком задержался, Дэйнс, и я сказал тебе достаточно. Не беспокойся, я не обезумел от горя, а просто ухожу. — Он легонько встряхнул ее, наклонился и поцеловал в кончик носа. — Я вернусь, можешь на это рассчитывать.

И прежде чем она успела возразить, он повернулся и, не оглядываясь, вошел в лифт. Двери закрылись, скрыв его от Даны, и она поняла, что лифт увез Питера из ее жизни еще раз.

— Мисс Дана.

Она обернулась, услышав, что кто-то зовет ее. Это была Джилли, державшая на руках выспавшегося Уэллеса.

— Дорогой, — заворковала Дана, потянувшись к сыну и прижимая его к плечу. — Ты спал? Ты был вежлив с Джилли? Ты скучал по мне? — Она посмотрела на его крошечное личико. Его глаза были широко открыты, губки поджаты, и он беспорядочно махал ручками. — Ну, разве он не идеальный ребенок? — выдохнула Дана, все еще не отрывая глаз от сына.

— Никто не идеален, — сухо ответила Джилли и фыркнула, но ее тонкие губы сложились в невольную улыбку, когда она посмотрела на свою бывшую подопечную с ребенком на руках. — Очень милый ребенок. Он хорошо поспал и съел весь свой обед.

— Я возьму его на минутку, Джилли. Ты иди, поужинай сама.

— Мне не нравится, что вы собираетесь увезти его в Калифорнию. Вы оба должны жить здесь, здесь ваш дом. — Джилли выпрямилась, ее крошечная фигурка напряглась. Она нервно теребила подол передника и беспокойно смотрела на Дану. — Миссис Уэллес захотела бы, чтобы вы жили здесь, а не в этом Богом проклятом штате, где все бегают голыми и занимаются черт знает чем. — Знаю, знаю. — Дана повернула Уэллеса так, чтобы его голова удобно лежала на ее плече, и покачивала его туда-сюда, пока разговаривала с няней. Мальчик тихо агукал, и Джилли заулыбалась, услышав это, приложила свою голову к его, чтобы получше расслышать. Дана знала, что Джилли полюбила мальчика с того самого момента, как она взяла его на руки, и ее очень расстроит расставание со своим любимцем, и поэтому она очень проникновенно сказала: — Бабушке очень не понравилось бы, что я живу в Калифорнии, но, Джилли, я не могу вернуться сюда сразу. Это слишком быстро.

— Вам больше не нравится квартира? — мрачно спросила Джилли, оглядев просторный холл. Лица на семейных портретах бесстрастно смотрели со стен, а громоздкая мебель казалась темной и зловещей в полумраке холла.

— Конечно, мне нравится. — Держа па руках ребенка, Дана прошлась по тихим комнатам, за ней бесшумно следовала старая няня. Все следы прошедшей вечеринки были убраны, а мебель расставлена точно так, как поставила ее Маргарет Уэллес около четверти века назад. Дана задумчиво посмотрела на тяжелые мрачные шторы гостиной и вздохнула. — Здесь должен кто-то жить. Все это нужно поменять.

Она вспомнила декабрьский вечер ее дебюта, когда квартира была наполнена светом и украшена к Рождеству, вспомнила счастливый смех гостей, собравшихся в просторных комнатах, Маргарет и Джосса — превосходных хозяев, веселых и приветливых. На какое-то время Дане захотелось возвратиться в ту жизнь до момента, когда Маршалл Фоулер вошел в библиотеку и ее жизнь, и прожить все заново, но на этот раз по-другому. Но тогда, подумала она, нежно прижав сына к груди и чувствуя тепло его крошечного тельца, у нее не было бы Уэллеса. Она теперь не мыслит своей жизни без сына.