— Как с оффшорным бурением? — Питер вытянул свои длинные ноги и с интересом слушал, как Адам распространялся о последствиях бурения для экологии калифорнийского побережья.
Дана слушала их, закончив десерт, и про себя улыбалась, чувствуя, как толкается ребенок. Она впервые слышала, что Питер разговаривает серьезно, как взрослый, обмениваясь взглядами и мнениями, и ей нравилось. Она была довольна, что Адам Херрик, известный своим интеллектуальным подходом к охране природы, уважительно прислушивается к словам Питера. На секунду ей стало жалко, что она не закончила колледжа, но затем посмеялась над собой, вспомнив, что из всех занятий ей нравилось только рисование. Академическая работа была для нее проклятием. От тепла и вкусной еды Дану клонило ко сну, она чувствовала себя в полной безопасности и совершенно спокойной. Ее наполняло чувство благодарности Констанс за это убежище после унижений и ужаса в Гросс Пойнте. Хотя в Малибу ее привез Джосс, именно Констанс приютила и окружила заботой.
Дана вздрогнула, вспомнив пьяное лицо Маршалла, но промолчала, когда Питер поднял брови, молча спрашивая ее, что случилось. Она вспомнила его совет сказать Маршаллу о ребенке. Он был прав, Дана это понимала, но на самом деле такой звонок казался ей ужасным, и, охваченная страхом, она захотела оставаться в надежном маленьком коттедже, забыв обо всем на свете, будто есть только она и ребенок, растущий у нее внутри.
Адам наклонился к Питеру, и они продолжали беседу. Молодой человек пылал от волнения и размахивал ложкой, делая очередное заявление. Дана засмотрелась на оживленное лицо друга и снова порадовалась, что он остался на эту ночь. Она сильно скучала по нему, скучала по всей Семерке и с огорчением подумала, что ее не будет на свадьбе Теда и Нэн. Насколько легче была бы жизнь, если бы она не очаровалась Маршаллом Фоулером. Она могла бы закончить колледж, продолжать рисовать и жить в Нью-Йорке, окруженная друзьями. Она даже могла бы полюбить человека, который действительно любил бы ее и хотел бы от нее детей. Осторожно, как дотрагиваются до больного зуба, коснулась она мысли о новом замужестве и поежилась. Невыносима была мысль о том, что еще один мужчина будет касаться ее, может, причинять боль или бередить раны, которые еще не зажили. Питер внезапно оборвал фразу, поднялся и снял пиджак.
— Вот, — сказал он, передав пиджак, — тебе холодно.
Дана благодарно завернулась в теплый пиджак. Решительно изгоняла она мысли о Маршалле Фоулере. Джосс, Констанс и адвокаты позаботятся, чтобы он больше никогда не смог ее обидеть, и когда-нибудь она преодолеет все страхи, привезенные из Детройта.
— Хочешь уйти? — Питер озабоченно посмотрел на Дану. Гости начинали расходиться. Констанс и Джосс стояли возле большой двери и прощались с гостями. Отец обнимал Констанс за талию, а она блаженствовала в его объятиях и смеялась над тем, что он говорил.
— Еще рано уходить. — Адам накрыл руку Даны своей, и Питер встревожился. Осторожно, пытаясь не показать, что ей это неприятно, Дана высвободила руку и улыбнулась Питеру, чувствуя, что Адам изучающе смотрит на нее в ожидании ответа.
— У Питера ранний рейс в Нью-Йорк. Мы не можем засиживаться. — Дана встала. Питер торопливо последовал ее примеру, Адам же остался сидеть, с улыбкой превосходства глядя на молодого человека.
— Вы скоро вернетесь?
— Наверное, нет. Я побуду некоторое время в Нью-Йорке, потом поеду в Оксфорд.
— Я буду скучать по тебе, Крэйн, — ласково сказала Дана.
— Ага, — согласился Питер.
— Позвольте дать вам рекомендательное письмо одному моему другу в Оксфорде, Джилу Сандерсу. — Адам наконец поднялся на ноги, и его макушка едва доходила Питеру до плеча, отчего пришлось смотреть на молодого человека снизу вверх. — Он полдня преподает в Оксфорде, когда не путешествует по Дальнему Востоку. Он гуманист и историк, как и вы.
— Спасибо. — Питер расплылся в улыбке. — Я был бы очень рад.
— И, — продолжил Адам, глядя прямо в глаза Даны, — мы договорились на следующую неделю, да? Я с нетерпением жду этого дня.
— Конечно. — У Даны немного перехватило дыхание. Давно мужчины не смотрели на нее с таким открытым обожанием, и она с удивлением отметила, что ее интересует эта поездка. Их взгляды встретились, и она с облегчением отвернулась, когда Джосс, разгоряченный вином и хорошей компанией, обнял за плечи свою дочь и Питера. За ними стояла Констанс. Она попрощалась с последним гостем, и в комнате остались только они впятером. Официанты собирали бокалы и убирали со стола.
— Вот это я люблю. Все ушли, а мы можем остаться и посидеть вместе. — Джосс прижал к себе Дану.
— Мы уходим, Джосс, — зевнула Дана и оперлась на руку отца. — У Питера рано вылетает самолет.
— Один коктейль. Я так мало вижу тебя, — уговаривал Джосс.
— Джосс, — шепнула ему Констанс.
— Ладно, ладно, — проворчал он, но послушно отпустил дочь, обернувшись к Адаму Херрику. — А ты, старик, останешься? Один бокал на дорожку? — Он радостно улыбнулся, когда Адам согласно кивнул. Джосс был таким же свежим и бодрым, как в начале вечеринки, и Дана знала, что он просидит всю ночь, рассказывая анекдоты и смеясь, ведь он не любил рано ложиться, считая сон пустой тратой времени.
Он смотрел на дочь, насмешливо изображая отцовскую суровость, и строго сказал:
— Я приду к завтраку. Рано утром вы меня не выставите. Когда у тебя самолет, мой мальчик?
— В восемь тридцать. Боюсь, что уеду до того, как вы проснетесь.
— Ерунда. Я заскочу попрощаться. — И Дана знала, что он придет, свежий и полный энергии всего после нескольких часов отдыха. Молодые люди попрощались, поцеловали Джосса и Констанс, пожали руку Адаму, который задержал руку Даны в своей дольше, чем следовало, и это не ускользнуло от Питера. На улице луна освещала океан, воздух был наполнен сладким запахом эвкалиптов, а дорожка, ведущая к дому Даны, была темна и пустынна. Рука об руку, обсуждая события вечера, они пошли к коттеджу Даны.
Дана повернулась, когда настойчивый стук разбудил ее. Сначала подумала, что это во сне, но когда стук не прекратился, она лениво придвинулась к краю кровати, чтобы узнать, сколько сейчас времени. Будильник был поставлен на шесть утра, чтобы проводить Питера, сейчас было еще пять тридцать. Спустив ноги на пол, она потянулась к халату и босиком подошла к входной двери. Осторожно открыв ее, увидела бледного Джосса, стоящего на гравийной дорожке. Поверх пижамы на нем был наброшенный на плечи плащ.
— Джосс, что случилось? — Дана вышла из домика и протянула обе руки Джоссу, внезапно встревожившись. — Что-нибудь с Констанс? Что случилось? Почему ты здесь?
— С Констанс все в порядке, детка. — Джосс обнял дочь за плечи, то ли для того, чтобы поддержать ее, то ли для того, чтобы удержаться самому. — Произошла авария. Маршалл. Он мертв.
— Маршалл, — холодно сказала Дана. У нее вдруг подогнулись колени, она услышала свой собственный голос и не узнала его.
— Была авария, — повторил Джосс.
— Он был пьян.
— Да.
— Кто-нибудь еще пострадал?
— Водитель другой машины жив, но его жену и ребенка не удалось спасти.
Джосс дрожал, и Дана машинально взяла его за руку и повела в дом, закрыв дверь на улицу, где ранний утренний туман навис над Тихим океаном. Не говоря ни слова, Джосс прошел за дочерью в кухню и наблюдал, как она варит кофе, берет две чашки и ставит на стол графинчик со сливками. Она чувствовала, как он следит за ней глазами, но только когда разлила кофе по кружкам, смогла повернуться к нему и спросить:
— Откуда ты узнал? — Дана была в шоке, ужас охватил ее, когда представила себе смятые машины, разбитые стекла и изуродованные тела. От жалости и ужаса она вдруг почувствовала вину за то невольное облегчение, которое промелькнуло в ее голове при словах "он мертв".
Она смотрела на отца, ожидая ответ, и поняла, что он прекрасно понимает ее чувства и не осуждает ее. Он заговорил почти ласково, словно утешая: