Не возьму на себя смелости сказать что-либо поучительное о Бразилии: ведь я всего лишь путешественник, на короткое время ступивший на землю этой страны и буквально пораженный гигантским многообразием ее буйной природы. Хотелось бы рассказать друзьям о том впечатлении, которое произвела она на меня, но боюсь, для этого не хватит слов.

Остров Санта-Катарина расположен в Южном полушарии за тропиком на той же широте, что и Тенерифе в Северном полушарии. Скалистый грунт там лишь местами скупо покрыт зеленью; к европейским видам растений примешиваются иногда иноземные, но и наиболее часто встречающиеся из них отнюдь не составляют заметного большинства на этой земле. Здесь европеец встречает совершенно новый мир, и его поражает многообразие природы, где все приобретает гигантские размеры.

Когда вы плывете по проливу, отделяющему остров Санта-Катарина от материка, вам кажется, что вы в царстве еще не тронутой природы. По обе стороны величаво и плавно поднимаются цепи гор, покрытые девственными лесами, и только у подножий заметны следы труда недавно поселившихся здесь людей. Далее в глубине материка, словно конусы или купола, выделяются более высокие вершины, и взор наблюдателя, смотрящего с юга, упирается в горный хребет.

Поселения здесь большей частью расположены в долинах и окружены апельсиновыми деревьями высотой с наши яблони или чуть больше. Вокруг них —посадки бананов, кофейного дерева, хлопчатника и других культур; на огородах растут некоторые наши съедобные растения; незаметно размножились и европейские сорняки. Среди этих садов высятся дынные деревья ^{77} и пальмы одного вида (Cocos romanzowiana).Если человек бросает свой ранее вырванный им у природы клочок земли, он быстро зарастает высокими дикими кустами, среди которых выделяются виды семейства меластомовых с красивыми цветами и пурпурно-красная бегония, Если вы попытаетесь углубиться в темную лесную чащу, то скоро потеряете тропинку и не сможете достичь вершины ближайшего холма. В лесу вы встретите богатейшее разнообразие всевозможных видов деревьев. Упомяну лишь об акациях с их мелкими листочками, высокими стволами и расходящимися веером ветвями. Под ними, скрывая поваленные гниющие деревья, буйно растут злаки, осока, папоротники, широколистные геликонии ^{78} и т. п., поднимающиеся выше человеческого роста; среди них встречаются карликовые пальмы и древовидные папоротники. От земли к верхушкам деревьев и оттуда, свисая вниз, тянутся сети многократно переплетающихся вьющихся растений. Различные виды многих семейств и классов растительного царства принимают здесь форму лиан. Высоко на ветвях висят воздушные сады из орхидей, папоротников, бромелиевых ^{79} и других; седыми серебряными прядями свешивается с верхушек старых деревьев Tillandsia usneoides ^{80} .Вдоль ручьев растут широколистные аронники ^{81} . Гигантские колонноподобные кактусы образуют причудливые обособленные группы. Папоротник и лишайники покрывают сухие песчаные субстраты. На влажных почвах вздымают свои кроны воздушные пальмы, а недоступные болота, окаймляющие морские бухты, покрыты сплошным ковром ризофоры (Rhizophora) ^{82} . В этих районах горная порода — крупнозернистый гранит — обычно не выходит на поверхность и лишь кое-где обнажается в береговых уступах или рифах, торчащих из воды в проливе.

Должен заметить, что нигде — ни в Бразилии, ни на Лусоне, ни на Яве — я не замечал, обозревая близлежащую местность с борта корабля, чтобы пальмы господствовали над другими видами растений, возвышались над лесом и определяли бы облик ландшафта. Исключение составляют, пожалуй, только посаженные человеком и послушные лишь ему самые красивые пальмы — это стройные, колеблемые ветром кокосовые пальмы, виденные мною на островах Южного моря. Однако пальмы господствуют в поясе тропиков в обширных низменных, часто затопляемых равнинах, по которым протекают великие реки Америки.

Хотя Америка не может ничего противопоставить гигантскому разнообразию форм животного мира — от слонов до удавов, характерному для Старого Света, тем не менее думается, что пышность и многообразие животного царства Бразилии до некоторой степени восполняют этот недостаток. Животный мир здесь находится в гармонии с миром растительным. К лианам приспособлены лапы некоторых птиц или легко загибающиеся хвосты млекопитающих, включая даже хищников. Повсюду кипит жизнь. На влажных участках суши, недалеко от моря, обитает несметное число раков; завидя путника, они уползают в свои норы, шевеля поднятыми над головой большими клешнями. Особенно богат и великолепен мир насекомых, где бабочка соперничает с колибри. Когда на это зеленое царство спускается ночь, загораются светлячки. Воздух, заросли и земля наполняются блеском и освещают море. Щелкун ^{83} , летящий по прямой, несет на переднегруди два источника постоянного света — органы свечения, связанные с нервной системой. Светляк ^{84} неверными линиями носится по воздуху, причем его брюшко мерцает то ярче, то слабее. При сказочном освещении раздаются шум и крики похожих на лягушек амфибий и пронзительные рулады прыгающих прямокрылых ^{85} .

Неиссякаемому богатству флоры Бразилии посвящены многолетние труды Огюста Сент-Илера ^{86} , Мартиуса ^{87} , Неза Эзенбека ^{88} , Поля ^{89} , Шлехтендаля ^{90} , частично Кандоля ^{91} и Адриана Жюсьё ^{92} , а также и мои собственные. Все в этой стране было ново для науки. Труды столь многих людей охватывали лишь части целого, и когда кто-то изучает имеющееся в семье наследие, которое уже обработал другой, то нередко это мало уступает первой жатве.

13 декабря утром «Рюрик» подвели как можно ближе к берегу. Я сопровождал капитана в его поездке на остров в город Ностра-Сеньора-ду-Дестеру [Флориано-полис], расположенный в самом узком месте пролива примерно в 9 милях от нашей стоянки. Потом я посетил его вторично, но у меня мало что сохранилось в памяти; не сложилось определенного мнения и о людях, с которыми довелось встретиться. Только природа, эта могучая природа надолго оставила неизгладимое впечатление.

14 декабря на берег перенесли обсерваторию и разбили там палатку. Убогий домик и палатка служили жилищем капитану и тем членам экипажа, которых он взял с собой на берег. Глеб Семенович остался на корабле, командование которым было ему поручено.

Лейтенант Захарьин во время путешествия чувствовал себя все хуже и наутро должен был подвергнуться тяжелой хирургической операции. Эшшольц, которому предстояло ее сделать, сказал, что рассчитывает на мою помощь. Пожалуй, одним из самых серьезных моментов в моей жизни был тот, когда, получив соответствующие наставления и приготовив все необходимое, мы с Эшшольцем подошли к кровати больного и я сказал себе: «Будь тверд и внимателен! Сейчас от твоего хладнокровия зависит человеческая жизнь». Однако перед самым началом операции Эшшольц вдруг увидел, что состояние больного улучшилось. Операция была отложена, лейтенант поправился и вновь смог нести службу.