Лева вообще стал иностранным гражданином, например… Почему бы и мне не стать кем-то? Следователем, например.
— Позови, позови милицию, — сказал позади Левы Геннадий. — Под расстрел захотел?
— За что? — простонал Лева, уже не оборачиваясь.
Геннадий мягко улыбнулся и ласково сказал Леве в самое ухо:
— Ты знаешь, за что.
Но Лева не хотел сдаваться. Ему было слишком страшно. Все случилось так странно и неожиданно…
— Я требую объяснить, — неуверенным голосом сказал он.
— Ах ты, блядь, — строго ответил Геннадий, меняя тон. — Ты еще требуешь чего-то! А ну иди в машину и не трепыхайся, а то хуже будет.
Наверное, с Левой уже давно так не разговаривали, он отвык… Медленно он двинулся вперед. Я шел слева от него, а Геннадий — справа. Для верности мы даже держали Леву под руки. Подавленный, трясущийся от страха и неуверенности, он шел с нами к машине.
Его беда заключалась в том, что он не был уверен, что мы — не сотрудники милиции или контрразведки. Но в том-то и проблема всякого преступника — он знает, что виновен и боится всего на свете. Есть, конечно, отчаянные… Но Лева имел воображение, фантазию и понимал, что «повороты» могут быть разные…
Вот он и шел за нами. И это еще раз убедительно свидетельствовало о том, что мы правы и он виновен. Если бы он был чист, и Хельга просто оклеветала его, отводя нас от истинного виновника, Лева вел бы себя иначе. Тридцать седьмой и сорок девятый годы давно миновали. Ни один нормальный человек никуда не пойдет, он станет возмущаться и звать милицию. А Лева пошел. Значит, боится, собака!
Мы сели в машину, причем Геннадий предложил мне сесть рядом с Левой на заднем сиденьи.
— Слушай, — сказал он, оборачиваясь к Леве. — Если ты в дороге дернешься или еще какую глупость сделаешь, я тебя пристрелю, — и он помахал рукой с зажатым в ней газовым пистолетом.
Пистолет был заграничный и выглядел так, как настоящий. Конечно, если не приглядываться. Но у Левы не было ни возможности, ни желания рассматривать пистолет, из которого его угрожали застрелить. Он только кивнул и пробормотал:
— Я ничего не понимаю…
Лицо его было бледное, глаза моргали и губы тряслись. Так выглядит детсадовец, у которого отняли любимую игрушку… В каком-то смысле это и было так: мы ведь отнимали у Левы его прибыльный бизнес. Все было так хорошо — в далеком Питере резали людей, Лева возил и зарабатывал себе на достойную, старость. Себе, и своей семье… Как это было славно!
И тут вдруг появились мы с Геннадием, и Лева понимал, что мы просто так не отвяжемся.
— Не понимаешь? — засмеялся довольный Геннадий. — Все ты прекрасно понимаешь, гнида.
Он тронул с места, и мы помчались обратно в город. Только я не знал, куда мы направляемся, и оттого чувствовал себя не слишком хорошо.
— Вы что — работники милиции? — спросил вдруг Лева надтреснутым голосом.
Я промолчал.
— Я требую вызвать консула Германии, — проблеял Лева.
Геннадий, не оборачиваясь, захохотал:
— А Генерального секретаря ООН тебе не надо? — грубо сказал он.
В общем-то нам было на руку, чтобы Лева пока что думал, будто мы — сотрудники спецслужб. Пусть его сковывает генетический страх перед представителями государственной власти…
Мы ехали довольно долго, и все это время Лева молчал. Он сделал попытку, сказав про консула, но увидев, что это бессмысленно, решил не испытывать судьбу и покориться.
А Геннадий точно знал, куда мы едем. Он вел машину уверенно. Его волнение прошло, теперь все шло по намеченному им плану.
Мы подкатили к железным воротам на тихой безлюдной улице, и Геннадий два раза резко посигналил. Ворота были ярко-зеленые, глухие. За ними послышалась возня, грохот засова, и они распахнулись.
Мы въехали во двор — тесный, маленький, куда выходили зарешеченные окна. Мне вдруг показалось, что это тюрьма. Я именно так и представлял себе тюремные дворы.
Зачем Геннадий привез нас в тюрьму? Что это за тюрьма? Что вообще происходит? Наверное, в ту минуту я был испуган не меньше, чем Лева…
Через ветровое стекло со все еще работающими «дворниками» я видел охранника в пятнистой форме с автоматом и в бронежилете, который отворил нам ворота и теперь стоял, ожидая, пока мы вылезем из машины. Охранник был один, и форма на нем была не эмвэдэшная… На тюрьму уже не похоже.
— Выходим, — коротко приказал Геннадий.
Мы вышли из машины, Геннадий посмотрел на Леву и усмехнулся:
— Вот теперь ты уж точно никуда не денешься, — сказал он.
Потом подумал и добавил почти ласково:
— Как я тебя ждал! Вот ты и здесь, падла…
Что-то мечтательное появилось во взоре моего будущего тестя, он испытывал, казалось, эйфорическое чувство от успеха предприятия…
Охранник не задавал никаких вопросов, а только распахнул низкую железную дверь, куда мы и вошли.
Там оказалась лестница — узкая и крутая, по которой мы поднялись на второй этаж. И почти сразу оказались в кабинете.
Это была почти пустая комната, обставленная белой современной мебелью. Только два кресла из кожи были черными. Такую мебель мне приходилось видеть и раньше — ее поставляет знаменитая в Питере «Раума-мебель». Здравый смысл подсказывал, что в нищей государственной системе эта порода мебели не водится…
Значит, это не государственное заведение. Так что же это? Куда привез нас Геннадий?
Из кресла поднялся человек в сером плотном костюме с круглым красным лицом. Он подал Геннадию руку и уважительно поздоровался. Потом оценил взглядом нас с Левой и, все поняв, протянул руку и мне, проигнорировав Леву.
Здороваясь, он никак не представился, но из разговора я понял, что его зовут Савелием Кузьмичем. На вид ему было лет пятьдесят пять, он был крепкого телосложения, а краснота его круглого лица говорила о том, что он не чужд спиртных напитков, табака и прочих скромных радостей быстротекущей жизни.
В комнате мы были вчетвером: Лева, Геннадий Андреевич, Савелий Кузьмич и я.
— Вам нужно предварительно поговорить с гражданином? — осведомился с топорной учтивостью хозяин кабинета, обращаясь к Геннадию.
Тот кивнул, весело стрельнув глазами в мою сторону.
— Располагайтесь, пожалуйста, — сказал так же важно Савелий, махнув рукой. — Я пойду в другое место. Чувствуйте себя, как дома. Вам не нужна помощь?
— Нет, спасибо, мы сами управимся, — ответил любезно Геннадий.
— Задняя комната тоже в вашем распоряжении, — сказал хозяин.
Потом, повысив голос, добавил:
— Если что случится, Коля в вашем распоряжении. Коля!
Тут же дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился молодой человек в черном костюме, устрашающей наружности. Ему было лет двадцать, он был высокого роста, поджарый, но во всей фигуре, во всем облике ощущалась физическая сила. Он застыл на пороге, поводя в разные стороны своими мутными глазами. Свежая сорочка с галстуком не облагораживали его внешности, а только контрастировали с его зверообразным лицом.
— Коля, познакомься с Геннадием Андреевичем, — сказал мягко хозяин кабинета. — Геннадий Андреевич поработает тут вот с этим гражданином, — он указал на молчаливо стоящего Леву. — А ты обеспечь безопасность. Понял?
Зверообразный Коля кивнул и буркнул что-то. Это должно было означать, что он все «усек».
— Сколько у нас есть времени? — осведомился Геннадий у своего знакомого.
Тот радушно улыбнулся своим толстым мясистым лицом и ответил:
— Располагайтесь на сколько хотите. Если будет долго, то Колю сменит Гриша. Занимайтесь на здоровье, — он усмехнулся, и его густые полуседые брови сдвинулись на переносице, как в свое время у Леонида Ильича.
Савелий Кузьмич вышел из кабинета, следом за ним ретировался Коля, и мы остались втроем.
К тому моменту у меня накопилось вопросов не меньше, чем у Левы. Я ничего не понимал, однако не решался спросить у Геннадия. Наверное, он все это понял, потому что сказал мне:
— Феликс, пойдем вот в ту комнату на минутку, поговорим. А ты, — он повернулся к стоящему Леве, — сядь вот в это кресло и не двигайся. Понял? Потому что если ты попробуешь сделать какую-нибудь глупость, зайдет Коля. Ты видел Колю? Он тебе все кости переломает… Сиди и молчи.