Кавалерия и пехота регулярной армии были перебиты до последнего солдата за одно утро, но город не остался без защитников. В нем находились лучники принца Эрика и воины гарнизона. Некоторые из них открыли ворота вновь прибывшим и встретили их радостными криками. Остальные лучники вместе с кое-как вооруженными горожанами преследовали на стенах Цитадели последних орков, путь к отступлению которым перекрыл огонь, предназначавшийся служить их победе, но превратившийся для них же самих в смертельную ловушку.
Ранкстрайл узнал большую часть людей, которые сражались, используя садовые ножи вместо алебард и кухонные — вместо мечей: это были мужчины и женщины с Расколотой горы, с окраин Изведанных земель. Люди, которых он тащил за собой в укрытие во время невыносимого отступления его армии; люди, которых он научил сражаться. Они же в свою очередь научили этому остальных. С их помощью малочисленным лучникам принца Эрика удалось отстоять Цитадель. Беженцы тоже увидели капитана, узнали его. Со всех сторон, плача от радости, сбегались они, чтобы поприветствовать его и обнять.
Его забрасывали цветами — сухой и покрытой сажей лавандой. Впервые в истории наемников происходило нечто подобное.
Тем временем к солдатам подошли два аристократа с золотыми гербами на выпачканных сажей и кровью одеждах и также поприветствовали их. Под радостные крики толпы они представились как принц Эрик, сын Эрктора, короля Варила, зверски убитого орками, и его двоюродный брат Паолк.
Ранкстрайл тоже представился, затем представил свою сестру Вспышку и Лизентрайля, которого, вспоминая сказанное Йоршем, назвал господином Лизентрайлем и охарактеризовал как своего старшего офицера. Принц Эрик поприветствовал их небольшим поклоном. Лизентрайль, опешив, уставился на него и от неожиданности не проронил ни слова, что было для него большой редкостью, и капитан понял, что своими словами установил некое равенство между своей армией и войском знати.
— Госпожа, — обратился Эрик к Вспышке, — быть может, вы этого не заметили, но вы стали настоящим ангелом для осажденных. Мы не могли понять, было ли это видением или на самом деле живая девушка в белом платье и с луком за плечами взбиралась на занятые орками стены, даже и не думая сдаваться.
Вспышка покраснела. Она не улыбнулась и выражением лица напомнила капитану отца. Убийство причиняло ей большее страдание, чем Ранкстрайлу, и она не могла радоваться, даже если ее стрелы приносили победу над орками.
Принц Эрик улыбнулся. Он был очень похож на свою мать, даму Лючиллу, которая подарила когда-то маленькому Ранкстрайлу горшочек меда. Принц Эрик повернулся к капитану.
— Господин, — произнес он, — поблагодарите от нас Судью-администратора за то, что он послал ваш отряд нам на помощь. Некоторые из нас — и, к моему позору, я принадлежу к их числу — осмелились усомниться в нашем союзнике…
— Нас послал не Судья, — устало ответил Ранкстрайл. Ему предстояло признаться стоявшему перед ним аристократу в том, что он ослушался приказа. Желание солгать было сильным, но недавняя клятва и гранитная верность Йоршу помогли преодолеть это искушение. — Ваши сомнения не покрывают вас позором, ибо мы не получали и никогда не получили бы от Судьи никакого приказа о помощи Варилу. Последний из эльфийских воинов привел нас сюда. Без него мы никогда не узнали бы об осаде, которую от нас тщательно скрывали, и без него мы никогда не смогли бы добраться до стен города. Копыта наших коней погрязли бы в жиже рисовых полей, а наши мечи погрязли бы в позоре предательства.
После этих слов наступило зловещее молчание.
— Нам не нравятся эльфы, капитан. Как вам не стыдно признаваться, что вы подчинились одному из них? — ледяным тоном спросил двоюродный брат принца, худой светловолосый юноша.
Капитан внимательно посмотрел на него. Ему показалось, что перед ним Арньоло — та же спесь, то же идиотство. Желание опустить глаза и вернуться на свое место, место наемника, даже не посетило Ранкстрайла: клятва, данная Йоршу, указывала ему верный путь, как незадолго до этого сияющий клинок Эльфа указывал ему дорогу в бою.
— Позор, тяжкий, несмываемый, нестерпимый позор — это не понимать и даже не пытаться понять, кого нужно благодарить за то, что наши жизни и земли спасены от врага. Напишите имя Эльфа на ваших пергаментах, выбейте на стенах и никогда не забывайте его, потому что без него этот город превратился бы в кучу грязи, сажи и обломков, в развалины, над которыми кружат стервятники и среди которых бродят собаки, обгладывая уцелевшие в огне кости.
Лизентрайль, стоявший за его спиной, подавил глухой стон, и краем глаза капитан заметил, что Вспышка зажала рот рукой по той же причине. Ранкстрайл отдавал себе отчет в том, что использовал такие слова и говорил такие вещи, о которых он, наемник из Внешнего кольца, не имел права даже думать в присутствии аристократов; но как он стоял стеной перед Арньоло, защищая Лизентрайля, так же он готов был стоять стеной перед войском самих демонов из преисподней или перед самими богами, защищая Йорша.
Резким жестом принц дал знак молчать своему двоюродному брату и поблагодарил капитана за то, что тот пришел на помощь городу.
В его поведении не проскальзывало ни малейшей надменности, ни малейшего презрения. Он был тронут и не старался этого скрыть. До самого заката все они были уверены, что это их последняя ночь, но он, капитан, подарил им рассвет, и если ему помог в этом Эльф, то благодарность горожан распространялась на них обоих.
Принц Эрик рассказал об осаде города, о том, как орки заняли равнину, о том, как покраснели от крови и отчаяния воды Догона. Город был брошен на произвол судьбы. Для его защиты не осталось никакой армии, и никакая армия не приходила ему на помощь. Запертые в Цитадели, они делили между собой последние бобы с последними червями. Не было воды, чтобы промывать раны, не было бинтов для перевязки. Больше не было стрел, чтобы стрелять в орков: лучники вытаскивали стрелы из убитых, для оплакивания которых больше не было слез. Если бы никто не пришел им на помощь, город пал бы еще до наступления рассвета.
Ранкстрайл позволил себе улыбнуться. Принц так походил на свою мать, на даму Лючиллу! Он был настолько лишен всякой надменности, что Ранкстрайл осмелился сказать ему, что ребенком знал его мать и что та подарила ему горшочек меда за день до рождения принца и Вспышки. Глаза Эрика наполнились слезами, и Ранкстрайл поспешно извинился за то, что напомнил ему об утрате, но принц прервал его и еще раз поблагодарил: всего несколько мгновений назад он был уверен, что приговорен к смерти вместе со своим городом, но неожиданно пришло спасение в лице грозной армии под предводительством непобедимого воина и в лице отважной девушки, которая родилась в тот же день, что и сам принц. Вдобавок ко всему этот воин поделился своими воспоминаниями о его матери.
Эрик был аристократом, но, несмотря на это, казался отличным воином.
Ранкстрайл подумал, что наконец-то ему повезло встретить человека, который и знал свое дело, и не был сумасшедшим.
Он уже был готов встать под командование принца, как и надлежало поступить ему, наемнику, капитану наемников, по отношению к выходцу из аристократической фамилии, когда в голове у него вновь раздались слова Йорша: «Вы сильнее их… Тот, у кого есть сила и кто не использует ее…»
Равнина все еще кишела орками, наемники прорвали осаду, но война только началась. В такой момент командование должно было оставаться в руках того, кто смог бы противостоять оркам, и нравится ему это или нет, оборванец он или нет, но единственным таким человеком был он, Ранкстрайл.
Единственной армией было его сборище бывших каторжников, и он был их капитаном.
Быть может, Эльф был прав: в этот момент следовало отдавать приказы, а не подчиняться им. Ранкстрайл заметил, что благодаря Йоршу, благодаря своему желанию не изменить его наставлениям и любой ценой сдержать данное ему обещание он вплоть до настоящего момента вел себя как равный принцу Эрику — и как равный был признан. Ранкстрайл был командиром единственной армии, находившейся в распоряжении города, и эта армия не подчинялась никому, кроме него.