Я намазала руки и запястья кремом, а лицо — какой-то гадостью от морщин, легла и прижалась к Питеру со спины.

— Ты славный парень, — сообщила я.

— Поэтому ты за меня и вышла в конце концов, — пробормотал он, уткнувшись в подушку.

— Верно. — Я обвила его талию руками. — И еще поэтому. — Я потянулась к бумажнику, который он оставил на столике. — Но если честно, мое сердце завоевала твоя страховка на случай болезни.

Я разглядела улыбку Питера в тусклом свете из коридора. Он перевернулся и поцеловал меня.

10

Утром в понедельник, надев рюкзак и взяв кружку с горячим кофе, я постучалась в дверь гостевой комнаты. Ответа не последовало. Я глубоко вздохнула, постучала сильнее и наконец услышала слабый стон.

— Тетя Элль? — прошептала я, приоткрыв дверь.

Она лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка.

В ушах — беруши, на глазах — атласная повязка для сна со стразами по краям и надписью «РОК-ЗВЕЗДА». Из-под одеяла торчал краешек желтой шелковой пижамы. Спутанные пряди ярких волос разметались по атласной наволочке, которую тетя привезла из Нью-Йорка.

— Тетя Элль? — тихо повторила я. — Ты проснулась?

Френчель запрыгнула к ней на кровать и ткнулась в тетину щеку плоским носом и сморщенной мордочкой.

— Детка, — пробормотала тетя, отгоняя собаку. — Кофе.

— Тетя Элль. — Я поводила кружкой, чтобы лучше чувствовался запах. Тетя зевнула и села, сдвинув повязку на лоб.

— Ох. — Она моргала. Под ее глазами темнели вчерашние подводка и тушь. — Сколько времени?

— Еще рано, — сообщила я.

«Рано» — не лучшее время для бесед с тетей. Зато мы сможем поболтать наедине, без дурацких маминых вопросов насчет яичницы.

— Хочу кое о чем спросить.

Она снова зевнула.

— Валяй.

Я запрыгнула на кровать и уселась по-турецки, положив рюкзак на колени. Тетя Элль тоже села и улыбнулась. Обожаю ее. Это она отдала мне косметику для выпрямления волос и свой старый утюжок, подарила черный кружевной лифчик на прошлый день рождения, рявкнув при этом: «Не выступай!», когда мать скривилась. Тетя рассказывает все о своих свиданиях. Четыре раза в неделю по полтора часа она ходит на кардиотренировки, а в остальные дни — в солярий. Мама носит хлопковые трусы с высокой талией, которые покупает в универмаге упаковками по три штуки. А тетя Элль заказывает в интернет-магазине кружевные оранжевые и бирюзовые «танга». На мой взгляд, это как нельзя лучше характеризует обеих.

— Я насчет маминой книги.

Элль сощурилась. Я расстегнула рюкзак и достала свой исчерканный экземпляр «Больших девочек», собираясь наглядно показать, о чем речь.

— А, так ты ее прочла?

Тетя прикрыла рот ладошкой и зевнула. Я довольно неохотно кивнула. Как-то Элль предупредила меня, чтобы я ее не читала. «Это книга для взрослых», — сказала она. А когда я поинтересовалась, что это значит, уточнила: «Про стариков».

— Кошмар! — выпалила я. — Гадость! Сплошной секс!

— А ну потише! — велела тетя Элль. — Сплошной секс оплатил твои летние каникулы. — Она выпрямилась. — И мой курс кислородных процедур для лица.

Тетя ласково похлопала себя по щекам.

— Лично я считаю, — продолжила она, — что младшая сестра — самый интересный персонаж. Я говорила твоей матери, что всю книгу стоило посвятить ей.

Я улыбнулась. Дорри, младшая сестра из «Больших девочек», во многом похожа на Элль. Красивая, сумасбродная, тайно работающая в эскорте. Ходит по клиентам в наряде католической школьницы. Когда мать Дорри поинтересовалась, где дочь берет деньги, та ответила: «Сижу с маленькими детьми».

— Ладно, вернемся к теме. Что ты хочешь знать?

— Это правда? Про Элли и Дрю. — Я сглотнула. — Про то, как мама забеременела.

— Гм, — Элль сняла повязку через голову. — Это давняя история. И прошла она мимо меня.

Я кивнула. В молодости тетя Элль год провела на Аляске («где полно парней, но все они — полные кретины»). Она жила со своим приятелем в доме, который тот построил сам. По ее словам, это только звучит романтично. На самом деле круглогодичные меховые сапоги со шнуровкой и пуховики еще никого не красили.

— Ладно, попробую вспомнить. — Тетя отхлебнула из кружки. Сонливость и задумчивость смягчили ее черты, — Брюс Губерман и Кэндейс Шапиро встречались почти три года. Вроде твоя мама решила немного передохнуть. А потом твой отец написал ту статью в «Мокси», и твоя мама разозлилась, затем умер отец Брюса...

— Погоди. Какую статью? — удивилась я.

Элль нахмурилась.

— А! — Я сделала вид, будто понимаю, о чем разговор. — Ту статью.

Тетя медленно повертела кружку в руках.

— Может, тебе лучше подойти с этим к маме?

— Ты же знаешь, она мне ничего не расскажет.

Тетя Элль усмехнулась. Что смешного в том, что мать обращается со мной как с ребенком?

— Тоже верно. В общем, все было не так уж и плохо.

Она опустила ноги на пол и встала у края кровати, выполняя какую-то сложную растяжку.

— Твой отец в конце концов вернулся...

Вернулся откуда? Я сжала губы, чтобы не перебивать.

— И твоя мама ему показала.

Тетя довольно кивнула.

— Что показала?

Впрочем, я уже догадывалась.

— Она написала роман, заработала кучу денег и... ну, ты же читала книгу? Так ему и надо. Нечего делать гадости девочкам Шапиро, — Элль на миг задумалась. — Разве что твоей бабушке можно. Она даже не заметит. Спорим, ей сделали лоботомию?

Вытягивать правду из моей семьи — все равно что крутить «приниматель решений». «Да. Нет. Задайте вопрос позже».

Тетя Элль направилась в ванную.

— Не забудь сообщить маме, что за платьем мы поедем в Нью-Йорк! — бросила она через плечо. — Здесь в жизни не найдешь ничего приличного!

В библиотеке Академии Филадельфии тридцать компьютеров для учащихся. Можно час бродить по Интернету до уроков и час после, если есть разрешение родителей и пароль. Разумеется, у меня не было ни того ни другого. Мне дозволено пользоваться Интернетом только в присутствии матери или отца и не больше двадцати минут в день.

Однако подобные правила можно обойти. Тетя Элль говорит, что все можно обойти. Например, днем в воскресенье, когда родители повезли Френчель в парикмахерскую, тетя выудила кредитную карточку из маминого бумажника, и мы отправились в азиатский ресторан.

Когда я вошла в библиотеку в понедельник утром, в ней почти никого не было, за исключением библиотекаря мистера Перрина, двух незнакомых шестиклассников и Дункана Бродки в джинсах и зеленой рубашке. Его кеды были небрежно зашнурованы, волосы падали на лоб.

— Привет, Джой, — произнес он.

— Привет.

В течение месяца я через день сижу с ним за обедом, но ни разу не осмелилась посмотреть ему прямо в лицо. Но туг я себя заставила.

— У тебя есть пароль?

— Да... — Он еще что-то добавил, но я не расслышала.

— Прости, ты не мог бы повторить?

— Овсянка! — почти выкрикнул Дункан. Затем понизил голос и повторил по буквам.

— А! — Я набрала пароль, и экран загорелся. — Ты что, правда любишь овсянку?

— Нет. Пароль выбрала мама. В детстве у меня был плюшевый мишка, его звали Овсянка.

Дункан пожал плечами. И, кажется, покраснел.

— Мамы ужасно странные, — заметила я.

Наверное, Эмбер сказала бы что-то подобное.

Дункан отбросил волосы со лба.

— Точно. — Он подвинулся ближе ко мне. — Над чем ты работаешь?

Я поправила прическу. Я вообще не ожидала встретить Дункана Бродки, не говоря уже о любопытном Дункане Бродки.

— Над исследовательским проектом. — На меня снизошло вдохновение. — По генеалогии. А ты?

— Над домашней работой по английскому.

Дункан вздохнул и повернулся к своему компьютеру.

Я зашла в «Гугл», набрала «Мокси», «журнал» и «Брюс Губерман». На экране появились слова: «Любить толстушку». Я заслонила экран от Дункана, щелкнула по ссылке и прочла: «Мне никогда не забыть тот день, когда я узнал, что моя девушка весит больше меня».