А теперь он не имел ни малейшей возможности отделаться от навязчивых сотрапезников. Он понял смысл приглашения, когда подали основное блюдо. Именно в этот момент у него спросили, почему он стал франкмасоном. Кусок жареной утки застрял у него в горле, и он расстрелял взглядом бывшую супругу, изображавшую саму невинность.

Разумеется, все приглашенные на ужин были прекрасно осведомлены о его принадлежности к франкмасонству. Его бывшая пригласила Марка как своеобразную диковинку, чтобы он сыграл роль дежурного франкмасона. Хозяйка дома без устали расспрашивала его об эзотерических вещах, а он вволю насмехался над ней.

Он с силой надавил на пирожное, и ваниль полетела в тарелку его бывшей.

«Это знак судьбы», — подумал он и повернулся к графине.

— Хочу сделать вам одно признание. Понтий Пилат был франкмасоном.

— Нет! — слабым голосом вскрикнула хозяйка дома.

— Да. При помощи евреев прокуратор Иудеи и его братья франкмасоны распяли Христа. Отсюда и идет знаменитое выражение о жидо-масонском заговоре… Выбор креста как орудия смерти Иисуса был, впрочем, не случайным.

Все гости сразу же замолчали, благоговейно слушая полицейского, который продолжал свой рассказ. Его бывшая жена пила кофе со сливками.

— Крест — это старинный масонский символ, видоизмененный древнеегипетский иероглиф «тау».

— Но зачем его надо было убивать? — подал реплику молодой писатель, более известными своими пассажами на страницах иллюстрированных журналов, чем глубиной произведений.

Марка с усталым видом покрутил вилкой.

— Иисус был братом и предал нас. В Кане Галилейской он раскрыл тайну размножения хлебов. Как сказали бы мы сегодня, тайну клонирования хлебов. Но главное — превращения воды в вино! И из-за этого булочники и виноделы, столпы франкмасонства, были обречены! С этим невозможно было смириться! Мы заключили союз с евреями и в результате создали Бога! По правде говоря, вот уже на протяжении двух тысяч лет мы в этом раскаиваемся.

Присутствующие засмеялись. Хозяйка дома вежливо улыбнулась, приподняв правую бровь.

— Юмор позволил вам избежать ответа на мой вопрос, дорогой мсье. Был ли Иисус посвященным? Избежал ли он смерти на кресте? — Ее дыхание участилось. — А Ватикан? Новый папа Бенедикт Шестнадцатый говорил, что…

Марка решил, что с шутками пора заканчивать. Он устал выслушивать всю эту ерунду. Антуан мог позволить себе грубую выходку: тем хуже для его бывшей супруги.

— Откровенно говоря, мадам графиня, мне плевать на этого Иисуса.

— Как? — прошептала женщина, поднимая вторую бровь.

— Послушайте меня. Я уважаю верования всех и каждого. Существуют даже послушания, которые клянутся на Библии. Но оставьте несчастного Иисуса на его кресте. Что касается Бенедикта Шестнадцатого, я прекрасно помню, что, будучи еще кардиналом Ратцингером, он распространил послание, в котором объяснял, что все франкмасоны живут в тяжком грехе. За сим я желаю вам доброго вечера, а мне предстоит трудная ночь. С моими соратниками и стриптизершами я должен вызвать антихриста. Это более возбуждающее занятие, чем отвечать на космически глупые вопросы.

Под остекленевшими взорами всех присутствующих Антуан Марка встал, слегка поклонился в сторону хозяйки дома и своей бывшей, которая смотрела на него с ненавистью, и направился к выходу. За столом прозвучали едкие замечания. Но ему было все равно. Чем быстрее он уйдет, тем лучше будет себя чувствовать. Он надел пальто. Часы показывали половину двенадцатого. Он увидел, что его бывшая встала, намереваясь догнать его, но он захлопнул дверь.

Настало время погрузиться в информационную загадку Поля де Ламбра.

Сидя дома перед компьютером, Марка созерцал USB-ключ, который вертел в руке. Он не решался вставить его в компьютер, поскольку опасался, что запустил маховик, с которым потом не справится. И в то же время если не он, то кто это сделает? На минуту он вспомнил о Брате Толстяке, которому поручили вести расследование. Несомненно, компетентные специалисты его службы информации без особого труда получили бы код доступа, оставшийся тайной для великого секретаря. Современное программное обеспечение — и через несколько часов сезам открылся бы.

Антуан сейчас переживал один из тех моментов, которые порой доставляли ему беспокойство: выбор между братской верностью и долгом полицейского. Водя пальцами по клавиатуре, он представлял себе, как Брат Толстяк открывает запретную шкатулку, проникая в личную жизнь Поля де Ламбра. Это видение буквально шокировало его. Даже против собственной воли. Это было равносильно тому, если бы он отдал покойного в чужие руки. Покойного, который доверил ему, Марка, раскрыть истину, для чего отныне требовались его преданность и вера. Ценности, которые он обязан был уважать.

Зажегся экран. Через несколько минут на нем появился небольшой белый прямоугольник, в который следовало вписать пароль.

«Сейчас начнутся неприятности», — подумал Марка.

Если великий секретарь сломал на этом зубы, то почему преуспеет он? Он вспомнил о Лафайете, о его шпаге, попытался придумать пароль, связанный с ними, но потерпел неудачу. Затем он начал вводить масонские слова, приходившие ему на ум и так или иначе имевшие отношение к его другу, но опять безрезультатно. На экране систематически появлялось слово «ошибка».

Марка с завистью посмотрел на афишу 1960-х годов, расхваливавшую достоинства сигарет «Pall Mall». Он повесил ее над письменным столом в день, когда бросил курить. Своеобразный ежедневный вызов. Но этой ночью он многое отдал бы за пачку сигарет. Вытащить сигарету, размять ее в пальцах и зажечь в парах бензина старой зажигалки «Zippo», обсыпанной пеплом… Как ему не хватало всего этого!

Антуан вздохнул. Случались дни, когда он во всем сомневался, даже отчаивался, думая о будущем. Внезапно в его сознании возник мимолетный образ съежившегося тела Поля, залитого кровью. Да, его отпуск начинался хорошо… Сын, которого терзали проблемы подросткового возраста, бывшая жена, которая не давала ему покоя, братья, закончившие жизнь на бойне…

Маленький белый прямоугольник продолжал издеваться над ним. В ситуациях подобного рода Антуану нравилось действовать по примеру детективов былых времен. Сидя в кресле из английской кожи с небрежно зажатой в зубах сигаретой, они выстраивали безукоризненную цепочку фактов, опираясь на индуктивную логику. Существовала целая эпоха кабинетных мыслителей, от Декарта до Шерлока Холмса, для которых решение уравнения или полицейской загадки было лишь подтверждением могущества разума.

Антуан потянулся. Работая над делом, он прежде всего забывал о чистой логике и никогда не верил в непогрешимость умозаключений. Напротив, он предпочитал использовать личный метод.

Он отдался во власть воспоминаний о Поле де Ламбре. Ему на помощь пришли горькие переживания, и на поверхность стали всплывать образы прошлого. Интонация голоса на собрании, оглушительный смех во время агапы или лукавая улыбка, когда слишком болтливый брат собирался взять слово.

Несомненно, Поль, придумывавший пароль, чтобы защитить свои записи, должен был перебрать в памяти картины былого, спросить себя, какой значимый эпизод всплывет первым. Какое общее слово было у них, какой сезам, какое пирожное «мадлен» Пруста сразу же распахнет врата воскресшего прошлого? [8]

—  Лоу, — вслух произнес Антуан.

Три буквы женского имени, которые не давали им задремать в вечер агапы. В момент откровения, рассказывая о ребенке, которого ему так и не посчастливилось иметь, Поль де Ламбр произнес это имя, словно несостоявшуюся мечту своей жизни. Три ничего не значащих буквы: их никогда не дополнит чье-либо лицо. Доверие, которое тронуло Антуана гораздо больше, чем он сам себе в этом признавался. Это было время его развода, пустого дома, разлуки с сыном.

Лоу.

Белый прямоугольник исчез, а на его месте, словно по мановению волшебной палочки, появился текст.