После подобного определения гг. врачей больной стал уже готовиться к переходу в вечность. Тут был приглашен я, как уже врач духовный. Больного я нашел очень слабым, но в памяти. Как истинный христианин, он сердечно исповедовался и удостоился святого причащения. Прошло немного дней, опять зовут меня к больному. Прихожу и вижу, что больной хотя и в сознании, но силы его ослабели окончательно. И вот его первые слова ко мне: "Батюшка, мне доктора сказали, что болезнь моя безнадежна, а потому, пока я в памяти, прочитайте мне отходные молитвы". С истинным сокрушением сердца, что так рано кончается жизнь еще молодого человека, оставляющего после себя жену и пятерых малюток, я приступил к чтению отходных молитв, — больной ослабел. Жизнь осталась только в глазах, но и они, по сознанию больного, стали плохо видеть. Кончивши молитвы и благословив его, я уже не имел надежды на благополучный исход для больного, ждал час за часом, что скоро опять позовут меня к нему, но уже умершему. Но проходит день, меня не зовут, проходит другой — тоже, а на третий слышу, что больному стало лучше. Поистине удивительный случай! На третий день иду к больному и, к радости своей, вижу разительную перемену в больном. Хотя лежит еще в постели, но покоен, жизнь, так сказать, возвратилась; любопытствую: отчего такая перемена? И узнаю следующее от жены больного. В соседстве с ними живет одна почтенная г-жа М. Ф. Бычкова, как соседи они хорошо знакомы; М. Ф. очень жалела, что так рано умирает хороший сосед. По доброму христианскому чувству кто не поспешит или делом, или словом помочь безнадежному больному? Так сделала и г-жа Бычкова. Как соседке ей было известно все положение больного соседа, и она даже слышала, что доктора его признали безнадежным. Из жалости к умирающему, она, как истинно верующая, осмеливается предложить жене умирающего новое лекарство, но уж не человеческое, а Божеское. Она, как только я вышел, прочитавши отходные молитвы умирающему, принесла жене умирающего воды, взятой из источника отца Серафима, подвижника Саровской пустыни, и просила ее дать умирающему выпить этой воды. По словам жены, она, взявши эту воду, поднесла к больному, чтобы дать ему выпить, но больной уже почти не мог открыть рот, только с чайной ложки она могла влить ему в рот несколько капель, а остальную воду вылила ему на голову. Здесь надо заметить, что больной принимать пищу уже не мог, желудок не работал, и принятое что-либо больным без всякого процесса изливалось вон. Но какое удивительное действие оказала эта вода из источника отца Серафима! Жена умирающего так рассказывает: с того момента, как она влила ему в рот несколько капель и намочила голову, больной совершенно затих, так что она подумала, не умирает ли уж он, и стала внимательно следить. Но больной, кудивлению ее, заснул тихим сном. В таком состоянии прошло несколько часов. Затем больной просыпается и просит пить; она от такой неожиданности совершенно растерялась и не знает, чего бы дать ему, что бы было невредно; ей пришло на мысль дать молока, что она и сделала; но потом вспомнила, что молоко было ему запрещено, поэтому очень опасалась дурных последствий; больной выпил и чувствует, что ему хорошо. Желудок пришел в действие, и прежнего не повторялось. С этих минут (16 ноября) ему стало лучше. На другой день г. Розов слушал его грудь и нашел переворот к лучшему. Больной, как говорит г-н Розов, вновь оправился. Однако бедро оставалось по-прежнему болезненным и припухшим, свищевые ходы не закрывались, движение в тазобедренном суставе было крайне ограничено, хотя больной чувствовал себя довольно хорошо, имел хороший аппетит, и силы вновь восстановились. В таком положении г-н Розов передал больного в марте месяце другому врачу (17 марта). Приглашен был г-н Анерик. Г-н Анерик, рассмотревши болезнь, счел необходимым расширить проходы материи и вставить новые дренажи, что и сделал при тщательном старании; но болезнь не ослабевала, больной не мог спокойно сидеть от боли, а если когда выходил, чтобы подышать воздухом, то этот подвиг был делаем с крайним усилием. Жена, слуги и два костыля были необходимыми ему помощниками. В конце мая г-н Анерик, видя, что болезнь упорна и нисколько не ослабевает от его усилий, стал предлагать больному вызвать из Москвы опытного хирурга и сделать решительную операцию — проникнуть в полость живота, но при этом все-таки надежды на полный и верный исход не подавал. Больной, пролежавши уже целый год под разными операциями гг. врачей без всякой пользы, потерял уже веру в помощь их и, помня, что он теперь жив единственно потому, что перед смертью напоили его водою из источника отца Серафима, возымел желание, несмотря на крайнюю невозможность по случаю болезни, самолично поклониться сему угоднику Божию и стал собираться в Саровскую пустынь. Г-н Анерик удерживал его, представляя все неудобства при таком здоровье дальнего путешествия (130 верст), и говорил, что больной умрет дорогой. Трудность путешествия увеличивалась еще тем, что нужно ехать непременно на лошадях, дорога непокойная, много нужно ехать лесом, а лесная дорога, по причине корней, всегда бывает очень тряска. Но, несмотря на все сие, желание больного было твердо, и он поехал. Жена больного, внимая словам врача, на всякий случай взяла с собою все нужное для погребения. Взяты были также все дети, чтобы не лишить больного, в случае печального исхода, утешения видеть в последние минуты своих детей.

Положение больного было очень тяжелое: сидеть в экипаже он не мог, потому что больная нога была согнута, а сотрясение от езды производило нестерпимую боль в паху, и, по словам жены, он слабел еще более, и она уже боялась, как бы опасения врача не сбылись. При каждой остановке из экипажа был выносим на руках. И в таком болезненном состоянии больной прибыл в Серафимо-Дивеев монастырь, на пути к Саровской пустыни, в 12 верстах от Сарова. Здесь больной намерен был несколько отдохнуть от тяжкого пути и пробыть сутки. Это было 5 июня, в день праздника Святой Троицы. Наступило время всенощного бдения, и больной, несмотря на сильную боль в паху, решается быть при богослужении. С помощью жены и своих служителей он на носилках принесен из гостиницы к церкви и почти на руках внесен был в церковь к богослужению. Что было потом, больной так говорит: "Тяжело мне было сидеть, но хотелось пробыть в церкви все время службы. Служба там очень продолжительная и, особенно по случаю праздника, очень торжественная, пение стройное, чтение внятное, и я, внимая чтению и пению духовных песен, как будто забыл свою болезнь; было пропето величание пред иконой праздника, и молящиеся пошли прикладываться к этой иконе праздника и получать св. елеопомазание. Когда приложился весь народ, пошел и я с большим усилием с помощью жены и других на своих костылях приложиться к иконе праздника и получить св. помазание, глаза мои невольно обратились на стоящую в иконостасе святую икону Божией Матери, которая прежде была в келье старца Серафима и пред которой он так пламенно молился, и в этот момент я почувствовал, что больная нога моя твердо стала на пол и без боли для меня. Не помня, что делаю, я приподнял свои костыли и без помощи их, при удивлении всех предстоящих, пошел на свое место. Жена в недоумении спешит поддержать меня, но мне помощь ее уже не нужна. Душевное состояние мое было необъяснимо, и в таком состоянии я был до самого конца службы. Когда служба кончилась, я смело встал на ноги и вышел из церкви, где дожидались меня мои служащие с носилками; но я, не нуждаясь в их помощи, отдал даже и костыли и до самой гостиницы (расстояние 1\ 4версты) шел без всякой помощи.

Радость моя была радостью неописанного. Я чувствовал как бы свое возрождение. Хотя по случаю утомления силы мои были еще слабы, но я уже не чувствовал той тяжкой боли в ноге, какую испытывал в продолжение полутора лет. Впрочем, стали укрепляться и силы. На другой день я уже пешком опять пошел в церковь, где и приобщился Святых Тайн, и в тот же день поспешил в Саров, и прямо на могилу отца Серафима, где и отслужил панихиду. Наутро, после богослужения, я поспешил к тому целительному источнику, водой из которого я так был чудесно спасен от смерти; расстоянием этот источник от монастыря более 3 верст. Но для меня как будто нет утомления. Прежде без посторонней помощи я не мог пройти по комнате, а теперь легко иду это немалое для больного расстояние. Источник этот вытекает из горы, и верующие подходят под эту целительную струю, раздевшись донага, и подход довольно трудный по местоположению. Дорогой я раздумывал, вынуть или не вынимать мне из больного места дренажи. Многие советовали, чтобы не трогать, — так я и сделал; некоторые из богомольцев, не имея сил сами подойти под струю источника, окачиваются этою водою из ведра; некоторые из братии монастыря (о. Герман) советовали и мне так сделать, потому что видели меня довольно слабым. О. Герман обещал принести и самое ведро. Но я уже у источника, а о. Германа с ведром нет. (Он впоследствии объяснил, что не принес ведра потому, что вдруг дорогой заболел и возвратился назад.) Не долго думая, я раздеваюсь донага и иду под самый источник; как только почувствовал на себе холодную струю источника, замечаю, что эта холодная струя возбудила в моем организме какой-то облегчительный жар, и у меня силы стало больше. Выхожу из источника и вижу, что одного из дренажей нет при мне, и куда исчез — неизвестно, а другой вынул сам; только поверх воды плавает один шелковый снур, которым он был привязан. Обратный путь, от источника до монастыря, я был несен на носилках, опасаясь много себя изнурять, монастырем шел пешком, на другой день за обедней приобщился Св. Христовых Тайн. В этом монастыре я прожил несколько дней в смиренных моих молитвах, благодаря милосердного Бога за Его святую помощь через угодника Его Серафима".